Наталья Солнцева - Три смерти Коломбины
– Кинжал считается холодным оружием, между прочим, – как-то сказал он Магде.
– Да… – Она забавлялась стальным лезвием, как любимой игрушкой. – Он очень красив… правда, милый?
– У тебя могут быть неприятности из-за него.
– А без него? Вдруг, кто-нибудь нападет на меня? Ты такой строгий, Алекс! Как мой отец…
Нелестное сравнение охладило Глебова, и он перестал воспитывать Магду. В конце концов, она знает, что делает.
И вот теперь злополучный стилет оказался у него в постели – слава богу, что не в сердце.
– Зачем ты принесла нож? – силясь выдавить усмешку, спросил он.
– Я испугалась…
– Хотела перерезать мне горло?
– Ты что… Алекс? Мне показалось, за дверью кто-то ходит. Вдруг какой-нибудь вор или бандит собирается забраться в квартиру?
– Через бронированную дверь?
– Я просила тебя установить сигнализацию.
– Кто захочет влезть, того не остановишь. У нас нечего брать! Деньги я храню в банке.
– А мои драгоценности?
– Если их украдут, я куплю тебе новые.
– Ну, Алекс… Ты меня совсем разлюбил, да? – капризно протянула она, сморщив носик.
На ее губах была кровь – его кровь. Совсем как в фильмах про вампиров. В свете, который проникал в гостиную из спальни, кровь казалась черной. Глебов вытер руку о простыню, – порез был неглубокий, но кровоточил и саднил.
Магда взяла стилет и, словно обжегшись, бросила его на пол.
– Прости… я не ожидала, что ты на меня… накинешься. Сам виноват.
Глебов поднял клинок и приставил к ее груди. Лезвие, неоправданно острое для сувенирного изделия, блеснуло холодной сталью.
– Давай, убей! Ну же! – с вызовом произнесла жена. – Ты ведь это собираешься сделать?
– Не боишься?
– Тебя? Нет…
На лбу Глебова выступили капельки пота.
– Роса страсти… – плотоядно улыбнулась Магда. – Или страха… Слова похожи, а чувства? Что ты сейчас чувствуешь, Алекс?
– Черт… Насмотрелась дурацких фильмов по телевизору. Вообразила себя Шарон Стоун!
– Я не смотрю телевизор. Давно, с тех пор, как погибли мои родители, и я услышала об этом в новостях…
– Извини…
– Я ненавижу кино, – прошептала Магда, переворачиваясь на спину. – Там воображаемая жизнь, которой люди подменяют свою. Вот ты живешь в полную силу? Или всё воображаешь? Каким ты должен быть, как вести себя, как любить женщину, как заниматься сексом?
Она ставила его в тупик своими вопросами.
– Терпеть не могу слово «секс»!
– Я тоже, – не растерялась Магда. – Скажи, что у нас с тобой было только что? Любовь? Но разве она случается время от времени?
«Заговаривает мне зубы, – думал Глебов. – Отвлекает от главного: зачем стояла надо мной с ножом».
– Ты сильно изменилась с тех пор, как мы встретились.
– Правда? Тебе следовало узнать меня получше, прежде чем набиваться в мужья.
Фраза, которую он собирался произнести, застряла у него в горле. Магда умела резать по живому – она бывала жестока, как дети, не приученные щадить других.
«Так больше не может продолжаться, – повторял про себя Глебов. – Мы оба доведем себя до чего-нибудь ужасного, непоправимого…»
– Ты хотела меня убить, – утвердительно произнес он.
– Какая ерунда. Я же объяснила, что…
Он вскочил, отбросил одеяло и босиком, без одежды направился к входной двери. Прильнул к глазку. Разумеется, лестничная площадка была пуста…
Они с Магдой были женаты пять лет, а он так и не привык к ее причудам. Она действительно изменилась – после того случая… Однако у нее и раньше хватало странностей.
«Должно быть, не она очаровала меня, а соленое, жаркое дыхание Венеции, мистического города влюбленных и поэтов, веселых женщин, музыки, праздной и праздничной толпы – города, который живет удовольствиями и ради удовольствий. Я просто подхватил там заразную болезнь!»
В нем проснулся врач, предложив гомеопатический рецепт: подобное исцеляется подобным. Венеция его околдовала, она и избавит от заклятия…
* * *Франция, XVI век. Париж, ЛуврМаргарита поспешно зашнуровала корсет, оделась без посторонней помощи, сунула ноги в изящные сафьяновые туфельки и через потайную дверцу вышла в коридор.
У нее был собственный маленький двор – несколько дам, фрейлин, камеристок с прислугой, священников, секретарей и дворецких. Был даже казначей. Однако принцесса в совершенстве овладела искусством ускользать от них, когда ей было нужно.
Лувр представлял собой сложный лабиринт, но она прекрасно ориентировалась в многочисленных переходах, лестницах и коридорах. Главное – не попасться на глаза какой-нибудь влюбленной парочке. Резиденция французских королей напоминала бордель и кишела авантюристами и искателями монарших милостей. Тщательно охранялись только покои ее брата Карла и королевы-матери. В апартаменты остальных обитателей Лувра при определенной ловкости можно было попасть без труда.
– Вы демонстрируете грубость нрава, дитя мое, – высокопарно поучала Маргариту мать. – Вы благородная принцесса, а не уличная девица. Вы ведете себя неподобающе. Особам королевской крови не пристало…
Марго думала о своем во время длинной проповеди, но делала вид, что слушает. Мать – несмотря на дворцовый этикет – могла по-родственному залепить дочери затрещину. Рука у нее была тяжелая, как и взгляд.
Платье из бледно-красного атласа, расшитое золоченой тесьмой и жемчугом, сидело на Маргарите как влитое. Вот только подол шуршит, создает лишний шум. Она подхватила его, на носочках поднялась по каменной лестнице и прильнула к щели, откуда пробивался желтый свет. Этот проход как-то показал ей герцог Гиз, чтобы она бегала к нему на свидания. Он сказал, что «старуха» – так он называл Екатерину – приказала оборудовать в этом крыле комнату для своего колдуна.
– Они там запираются по ночам и шепчутся, – смеясь, говорил он. – Плетут заговор против несчастного братца Анри. «Пора положить конец бесчинствам короля Наварры!» – передразнил он королеву-мать. Наверное, она поручила флорентийцу изготовить отравленные духи для бедного вождя гугенотов! Ха-ха-ха!
– Напрасно смеешься… Мамаша не так проста. Уж если она Диану терпела столько лет, то из-за Генриха и подавно рук марать не станет. Она придумает что-нибудь похуже… или уже придумала.
– Поделом ему… – беззаботно пробормотал Гиз и потянулся к ней красивыми губами.
Марго сразу обо всем забыла. Козни матери и ее астролога отошли прочь, ее юное нежное тело охватила страстная истома…
– Жить без тебя не могу… – прошептала она, отрываясь от герцога.
– Давай поженимся и будем править Францией. Наследник могущественного Лотарингского дома вправе претендовать на руку принцессы Валуа. Твои братья – хилые и безвольные… Я сделаю тебя самой очаровательной и великой королевой!
– Не говори так…
Образ возлюбленного появился перед ней и пропал. Ей нельзя выбрать себе мужа по любви. Принцесс выдают замуж по иным мотивам, «сообразно государственной выгоде», как твердит Карл. Никогда ей не быть счастливой…
Она знала, что ни одному из ее братьев не удалось вырваться из-под опеки Екатерины. Они надевали корону, но чувствовали себя беспомощными перед лицом потрясающих страну кризисов и политических смут.
Будущая королева Марго, воспетая в романах Александра Дюма-отца, не подозревала, благодаря кому обретет славу в веках. Не знала она и о превратностях своей судьбы, о любовных драмах, которые предстоит пережить ее пылкому сердцу. В тот промозглый осенний день ее волновало другое. Чем занимаются в сыром и сумрачном крыле дворца королева-мать и проклятый колдун? Что они затевают?
Замирая от страха и любопытства, она прильнула к щели, откуда прибивался свет, и увидела старую пыльную гардеробную, заваленную сундуками и ворохами ненужной одежды. Кто-то оставил там зажженную свечу – вероятно, Екатерина.
«Они здесь! – обрадовалась Маргарита. – Я не ошиблась! Тот угрюмый человек, мелькнувший в толпе слоняющихся по дворцу прихлебаев, – это он, Руджиери. Никем не замеченный, он проскользнул сюда и ожидает «аудиенции». Вдруг они не просто королева и подданный?»
Мысль о том, что мать и Руджиери – любовники, рассмешила принцессу. Она внимательно осмотрела стены гардеробной. Огонек свечи колебался, отклоняясь вправо. Значит, где-то в той стороне – потайной вход. Долго искать не пришлось. Шкаф для белья служил дверью в соседнюю комнату: типичный для дворца трюк. В детстве они с братьями играли в прятки, пользуясь таким же шкафом-дверью.
Маргарита потянула створки на себя, стараясь не шуметь, – они беззвучно отворились: заржавелые петли кто-то обильно смазал – она не заметила, как испачкала манжет. Теперь до нее донеслись приглушенные голоса – мужчина и женщина говорили по-итальянски. Точно, они! Разобрать слова было невозможно.