Алена Алтунина - Убийство с хеппи-эндом
– Не волнуйся, Ангелина, эта еда низкокалорийная, я тоже слежу за своим весом, в моем возрасте это не дань моде, а необходимость. Ешь спокойно, не растолстеешь.
Я расслабилась и основательно подкрепилась. Решила – гулять так гулять. После ужина мы пошли в гостиную. Несмотря на лето, там горел камин, но жарко не было, так как работал кондиционер. Возле камина было так уютно, и Прохор выглядел таким осунувшимся, что мне совершенно искренне захотелось помочь ему. И поэтому, придав своему голосу деловые нотки профессионального психоаналитика, я сказала:
– Что ж, расскажите мне все о вашем сыне, начиная с самого рождения.
– Тебе придется запастись терпением, рассказ будет длинным, – предупредил он.
Я чуть не сказала: «Ничего, я уже привыкла», но вовремя прикусила язык.
– Начну с себя. Я родился незадолго до смерти Сталина в Москве. Мои родители сгинули во время репрессий, и сколько себя помню, я жил в интернате на окраине города. В то время окраину трудно было назвать Москвой, там была своя отдельная жизнь, со своими законами и порядками, этакое государство в государстве. Не буду утомлять тебя рассказами о своем нелегком детстве, скажу только, что интернат закалил и сформировал мой характер. Я рано привык не прощать обиды, отвечать на грубость и ненавидеть подлость. Но было у меня там и светлое чувство, чувство любви…
В нашем интернате была девочка Катя. Наверное, с самых пеленок мы были вдвоем, вместе играли, вместе сидели за партой, делали уроки, делили радости и беды. При этом я мало обращал внимания на то, красива ли она. Маленькие дети не задумываются над такими вещами. Я любил ее, как сестру, принимая такой, какой она была. Но по мере взросления мое отношение к ней менялось, может быть, она была не совершенна в физическом смысле, но вела себя так, как будто была самая красивая. Для меня лучше Катеньки не было никого. Я не замечал и недостатков в ее характере. У нее был скорее мужской склад ума и такие же повадки, была она какая-то лихая, отчаянная, но мне это нравилось, я думал, что девочки и должны быть такими.
В восемнадцать лет мы уже учились в училище. Я на токаря, а она на швею. И жили в общежитии. К тому времени я окончательно влюбился в нее. Она же относилась ко мне снисходительно, ей нравилась моя собачья преданность, моя привязанность. Нашей близости я жаждал со всей юношеской пылкостью и страстью. И Катюша, скорее для того чтобы еще больше привязать меня к себе, иногда позволяла мне спать с ней. От этого я совсем потерял голову и ради нее был готов на самые нелепые поступки. И скоро мне действительно пришлось доказать, что я готов на все.
Однажды она прибежала ко мне среди ночи и рассказала, что вместе с другими ребятами из интерната ограбила продуктовый магазин, принесла мне вина и денег. Опьянев от вина и близости с Катей, я пообещал ей, что если их «заметут», возьму вину на себя. Она своими женскими уловками и хитростью взяла меня на «слабо». Утром за мной пришли. Почему-то я не задумывался над тем, что пришли прежде всего за мной и что все ребята – участники ограбления не выдали Катерину. Суд прошел как во сне, я был горд тем, что ради любимой девушки способен на «подвиг». Мне как организатору ограбления дали семь лет. Лишь после, в тюрьме, от так называемых «подельщиков» я узнал, что моя любимая переспала почти со всеми, вот почему они ее покрывали, и о том, что при провале, в любом случае, должен был сесть я. Вот до какой степени она была уверена в моей преданности.
Как ни странно, но на зоне я не очень страдал. Жизнь там мало отличалась от жизни в интернате. За твердость характера, за умение вести за собой, за нежелание стучать и прогибаться я быстро оказался в авторитете, хотя тюремное начальство меня не жаловало, за что я отсидел от звонка до звонка.
Выйдя на свободу, первым делом кинулся искать Катерину. Я не хотел мстить ей, хотел только посмотреть в глаза. Узнать, где она, я смог только в интернате. Оказалось, что чуть больше шести лет назад она родила мальчика и он жил вместе с нянечкой Дарьей Андреевной. В свое время она растила нас, теперь же занималась воспитанием Владимира Прохоровича, так звали мальчика. Я был поражен, что у него мое отчество. Нянечка рассказала, что, по словам Екатерины, та забеременела от меня в ночь, когда был совершен налет и что это действительно мой сын. Куда подевалась Катя, было неизвестно. Как могла, пыталась устроиться в жизни, но в нашем обществе без корней, без связей это сделать очень сложно. К тому же Катя не обладала достаточным запасом терпения, чтобы самой заложить фундамент своей жизни, а ее склонный к авантюрам характер мешал вести честный образ жизни. Она частенько уходила в загулы, с каждым разом все реже и реже навещала сына и вот уже два года как совсем не появлялась.
Мои дальнейшие поиски ни к чему не привели, Катерина навсегда исчезла из моей жизни и жизни нашего сына. Может быть, она сейчас живет где-то под другой фамилией, стала примерной женой и матерью, с ужасом вспоминая ошибки молодости, а может, бомжует или давно похоронена чужими людьми.
Я должен был стать на ноги, чтобы усыновить Владимира, этот ребенок стал моей семьей. Я даже не подозревал, насколько сильны во мне отцовские чувства. Устроился на завод, мне дали общежитие, но из-за тюремного прошлого мне не разрешали забрать Володю. Я проводил с ним каждую свободную минуту, баловал его. Помня свое сиротское детство, как мог, заменял отца и мать. На заводе я потихоньку завоевывал уважение и, может быть, через пару лет мне бы удалось усыновить собственного сына, но моим планам не суждено было сбыться. В цеху, где я работал, пропали мелкие детали из какого-то очень дорогого сплава. Не долго думая, милиция быстро нашла виновника кражи – им оказался я. Как же, ведь у меня криминальное прошлое, да и пропажа случилась во время моей смены. Это уже был рецидив и хищение социалистической собственности, мне опять накрутили на полную катушку. На этот раз десять лет.
Когда освободился, на дворе была перестройка. В тюрьме я оброс криминальными связями. Раз уж все равно мне приходилось сидеть, пусть хоть будет за что, решил я. Понял, честным путем мне ничего не добиться, уже пробовал, поэтому я сколотил бригаду и начал вышибать деньги из кооператоров. Как ни странно, на зону я больше не попадал, зато обзавелся деньгами и немалыми. Позже оставил рэкет и занялся легальным бизнесом. Теперь у меня свое казино, пункты обмена валюты и несколько аптек. Благодаря тому, что деньги вложены в разные сферы бизнеса, разорение мне не грозит, но теперь это уже не имеет значения, так как тот, ради кого я жил, умер, а бизнес ради самого бизнеса мне не интересен.
Теперь о Володе. Когда я его увидел впервые, у меня защемило сердце, он действительно был похож на меня, но глаза были как у матери. Худенький маленький мальчик, наивный и добрый, был невероятно счастлив, что у него появился отец, гордился мной и почти что боготворил. Он регулярно писал на зону письма, ничуть не стесняясь меня. Я был в курсе всех его жизненных проблем, давал ему советы, хотя он был умным мальчиком и вряд ли в них нуждался. Когда я «откинулся» второй раз, он поступил в институт. Мой сын, сын уголовника, без всяких связей и знакомств, только благодаря себе, своим знаниям, поступил в вуз, на факультет экономики! Знала бы Катя, какого сына она родила! Ты не можешь представить, как я им гордился, мечтал, что когда он закончит институт, я сделаю его своим преемником, сам же уйду на покой, буду воспитывать внуков и бездельничать. Но моим планам не суждено было сбыться. На пятом курсе, перед самой защитой диплома, он ни с того ни с сего бросил учебу. И ни уговоры, ни угрозы не заставили его туда вернуться. С тех пор моего мальчика словно подменили, в нем отчетливо стала проступать бесшабашность матери, он окончательно лишился тормозов. Устраивал пьяные загулы, пропадал где-то неделями, впутывался в разные истории, видать, дурная наследственность взяла верх над благоразумием. Я боролся за него как мог, но трудно спасать того, кто не хочет спасаться. За эти десять лет он убил во мне всю любовь. Иногда я сам хотел его убить. Самое страшное, что он деградировал у меня на глазах, а я не мог ему помочь, моя власть и мое влияние были бесполезны. Так что пару лет назад я окончательно потерял надежду, и поэтому, как я уже говорил, подсознательно был готов к тому, что Володя плохо кончит. Вот, собственно, и весь рассказ.
Прокручивая историю своей жизни, Прохор заново все переживал, а это тяжело даже для такого сильного человека. Он закрыл глаза и погрузился в размышления. Я на цыпочках вышла из комнаты и пошла к себе. Мне предстояло все обдумать и найти зацепки для расследования.
Приняв душ и надев пижаму, я устроилась на кровати и приготовилась анализировать услышанное. Кровать была большая и удобная (мы с Данилой спали на небольшом бугристом диване), на тумбочке стоял апельсиновый сок и газированная вода, все мои вещи были отглажены и висели в шкафу, то есть мой быт был полностью устроен, и мне оставалось только заниматься расследованием. Но воспоминание о нашем неудобном диване увело мои мысли совсем в другом направлении, я, так же, как Прохор, погрузилась в прошлое.
