Сергей Алексеев - Удар Молнии
- Не в "Альфе"... Впрочем, не имеет значения. - Что еще?
- Вы совершили подвиг, спасли тысячи русских людей, блестящих русских офицеров, которые пришли защищать Конституцию. Вы остановили кровавую бойню, которую провоцировало правительство вместе с президентом и так называемой передовой интеллигенцией. Вы показали всему миру, какой силой обладает профессиональный воин. И это со временем будет оценено.
- Спасибо, брат, - Глеб пожал Иванову руку. - Но прости, не пойду.
- Объясни, я пойму.
- Ты сам сказал - я профессиональный вояка.
- Но у тебя же классный опыт оперативной работы, тем более в условиях нелегальности, в тылах противника...
- В том-то и дело, что в тылах противника, а не у себя дома, - отпарировал Головеров.
- А говоришь, ощущение, будто в чужой стране...
- Это только ощущение...
Иванов потер затылок, встал и подал руку:
- Все ясно. Иди уговаривай соседку, если что - звони,
Он оставил рабочий и домашний телефоны, распрощался и ушел. А Глеб сел на его нагретое место и стал думать, что можно продать, чтобы вырученными деньгами расплатиться с соседкой. С пустыми руками идти к ней не следовало. У него была новенькая машина - "Жигули" восьмой модели, стоящие в гараже уже три года в ожидании, когда освободится от службы хозяин. Еще и покататься не успел, так что машину продавать нельзя, гараж тоже нельзя, да и не скоро продашь. А деньги же нужны сегодня... Глеб открыл шкаф и сразу наткнулся на дарственные золотые часы и награды - пригоршню орденов и медалей. Он не знал цен, потому распихал в карманы все свои сокровища и поехал на Старый Арбат.
За одни часы дали больше, чем за два "картавых" - так называли орден Ленина. Глебу было жаль орденов, потому что, продавая их, вспомнил свою давнюю юношескую мечту времен поступления в воздушно-десантное училище: вот он, старый, боевой генерал, собирается на парад и надевает китель, будто в панцирь закованный ровными рядами наград. Он был хорошим солдатом и генералом мечтал стать, да теперь уж никак этой мечте не сбыться, даже до "барашка" на голову не успел дослужиться, а мог бы! Мог! Через год получил бы, а прожил всего тридцать два...
Дед Мазай почуял беду или неведомым путем узнал, что один из "зайцев" тонет, ни с того ни с сего примчался - его красная "девятка" стояла у подъезда. Глеб обрадовался, махнул на второй этаж, однако у двери генерала не оказалось. Он явился через пару минут, как Глеб вошел в квартиру, - услышал звук открываемой железной двери.
- Что, намокла задница? - заворчал он с порога. - Бултыхаетесь тут в водяре день и ночь... Работу нашел?
- В МИД переводчиками не берут, - доложил весело Головеров. - В "Интурист" рожами не вышли, смущает родословная...
- Куда захотели! В МИД!.. Говорил вам: ищите свою нишу в обществе!
- Ниша у нас одна, дед: рэкет рэкетиров, экспроприация экспроприаторов. Работа для головы и рук.
- Там для вас хорошая ниша оставлена, - генерал осмотрел жилище и плюхнулся в кресло. - И деляны на лесосеках отмерены - за пятнадцать лет не вырубить.
- Сначала пусть попробуют взять.
- Брать вас не станут, перестреляют из-за угла у собственных подъездов. Правых и виноватых - всех на всякий случай. Думай, начальник штаба! Думай!
- Дед, а ведь ты виноват! - возмутился Глеб. - Ты держал нас в черном теле, ты нас изолировал от общества. И мы ему теперь не нужны.
- Я правильно делал! - взорвался генерал Дрыгин. - Потому что я государственник. И знаю, что для чего существует в этом мире. Такая "Молния" необходима любому режиму в супергосударстве. Любому! И нашим жлобам, если удержатся у власти, это придет в голову... А вам, "зайцы", и не нужно знать, как и чем живет общество. Вы только обязаны обеспечивать его высшие интересы. Как монахи, сидеть и молиться и радеть за свой народ. Вы готовились для поединков. Вы - Осляби и Пересветы!
- Спасибо, отец Сергий, - съязвил Глеб. - Утешил!
Дед Мазай вздохнул, натянул на колене вязаную шапочку, сдобрился:
- Давай, Глеб, давай, короткими перебежками вперед. Ты молодой! Давай!.. Прикрывайте друг друга. Прости, мне нечем вас прикрыть, патроны кончились.
От его слов почему-то пахнуло пороховым дымом. У сладковато-душного этого запаха было одно замечательное качество, открытое Глебом еще в первой операции: он обладал наркотическими свойствами, притуплял чувство страха и в какой-то степени даже веселил. Особенно ярко это ощущалось, когда бой шел в здании и дым накапливался в коридорах и на лестничных клетках до какой-то особой кондиции. Легкий аромат его казался пустым и летучим; перенасыщенный же запах напоминал уже запах свежей крови...
- Меня тут пригласили бороться с организованной преступностью, - сообщил Головеров. - Я отказался...
- Почему? Ну почему вы от милиции нос воротите?
- Да тут другое... Надо же привыкнуть, сделать движение. Помнишь, как ты первый раз объяснялся в любви? Рот откроешь - слова не идут.
- Кто про что - вшивый про баню, - вздохнул генерал. - Кстати, о птичках, я тут разведку провел без тебя, почти все уладил с соседкой. Девчонка видная, да только стерва, думаю, ты тут и сам время не терял...
Головеров вдруг с тоской отметил, что не исполнил своей неофициальной должности и не успел толком рассмотреть нижнюю соседку. Затопление сбило "прицел", залило окуляры... А ведь воду собирали с пола бок о бок.
- Упустил, - признался он. - Я и соседей-то не знаю...
- Зовут ее Женя, двадцать пять лет, работает на фабрике мягкой игрушки швеей. Хозяин - какой-то голландец, - доложил генерал. - За порчу квартиры требуется восемьсот тысяч плюс моральный ущерб на такую же сумму... Вот как надо бабки зарабатывать! И ведь ничего не скажешь! Пострадавшая сторона! Поехали по мужикам искать деньги...
- Я нашел, - сказал Глеб. - Хватит, еще себе немного останется.
- Чего ты сидишь? - рассердился дед. - Иди вручай! Немедленно! Привалит комиссия из префектуры - составит документ!..
Они простились на лестнице, и Глеб неназойливо позвонил в дверь соседки Жени. Она освобождала кухню от вещей и легкой мебели: паркет все-таки вспучился и прогибался под ногами, как резиновый. Деньги взяла сразу, без всякого жеманства, и Глеб успел оценить ее - действительно ничего! Эдакая мягкая игрушка, и взгляд уже теплый, даже ласковый, - наверное, после генеральской разведки. А в движениях некоторая беспомощность, приглашение к тому, чтобы помог убрать с кухни тяжелые шкафы. Головеров сделал это с удовольствием, предложил свою помощь на будущее и удалился.
Деньги хоть и небольшие, но оставались, и потому Глеб сходил в магазин, закупил продуктов - холодильник совершенно пустой! - взял на всякий случай бутылку водки и бутылку шампанского. Вечером надо пригласить эту "мягкую игрушку" в гости и окончательно познакомиться. Возвращаясь назад, он увидел возле соседской двери мужчину. Видимо позвонив, он ждал, когда откроют, и теперь расстегивал дубленку, снимал шарф, готовый раздеться, едва перешагнув порог. Через несколько секунд ему открыли. "Мягкая игрушка" поцеловала гостя наскоро, как обыкновенно целуются муж с женой или давние любовники.
- Я ненадолго, - предупредил мужчина и затворил за собой дверь.
И эта ниша оказалась занятой...
Головеров лежал на диване, когда услышал внизу, прямо под собой, характерные звуки. Там занимались любовью. Сдавленные стоны и рыдания "мягкой игрушки" напоминали ее утренний плач. И если бы к нему не примешивался мужской скулящий голос, можно подумать, что у соседки снова случилось несчастье.
Все это было в каких-то полутора метрах под Глебом; хорошая слышимость объяснялась почти сквозным отверстием, куда привешивалась люстра. Чужая любовь ударила в голову и опьянила сильнее водки. Он почувствовал прилив знакомой бычьей энергии, яростной, злобной и веселой одновременно. Так всегда было во время боя, когда смысл действий сводился к страсти бесконечного движения, управляемого уже не разумом, а интуицией и желанием не только выжить, но и победить. Победить непременно! Оставалось лишь подчиниться этим чувствам и все время удерживать себя в их магнитном поле.
Эта энергия и была сутью воинского духа, который заменял в бою медлительное и не всегда верное сознание. Сексуальная энергия имела одинаковую с ним природу...
Мягко и настороженно двигаясь по квартире, он отслеживал все, что происходило внизу. Вот зашумела вода в ванной комнате, хлопнула дверь на кухню, вздохнул вспученный паркет. Кажется, потянуло запахом кофе: тяжелая электроплита оставалась еще на кухне. В комнате что-то уронили, послышался тихий смех "мягкой игрушки", будто бы повеяло дымом американских сигарет...
Течение времени не гасило энергии воинского духа, напротив, аккумулировало ее, двигало к критической массе. Наверное, она каждую весну толкала весь живой мир к поединку самцов, заставляла биться их до победы, а то и до смерти, однако даже и при таком исходе оставаясь самой живительной и сверкающей из всех энергий.
