Марина Крамер - Привилегия женщин (сборник)
— Дак как когда. Когда ейная смена — так быват, а как нет — так и нету ее, — почесывая плечо, проговорила баба Сима.
— Погоди, так она работает тут? — не поверила своим ушам Лелька. — А как же институт?
Баба Сима разразилась хохотом:
— Ой, умора! Да какой институт, когда она тут второй год уже по номерам ошивается?
— В смысле?
— А вот и смысла тебе вся — мужиков за деньги обслуживает Юлька твоя.
— Чего?! — От изумления Леля никак не могла прийти в себя. — Ты чего несешь-то, баба Сима?
— Хошь — не верь, — обиделась старуха. — А только я забожиться могу. С того дня, как из города приехала несолоно хлебавши, так и работает у Мотьки. А матери врет, что учится да замуж собирается. И мне, чтоб лишнего не говорила, каждое утро после смены полтинничек дает на поправку здоровья. А сегодня вот мимо просвистала, вертихвостка.
Баба Сима сокрушенно вздохнула, явно сожалея об утраченном полтиннике, а Леля тихо спросила:
— А… Динка? Динка Самарина?
— Динка? Это которая же? Из Сахаровского которая?
— Да…
— У-у, девка! Ты от нее подальше держись, та еще стервь… — Баба Сима озабоченно посмотрела на Лелю и поманила пальцем: — Иди, чего скажу-то. — И когда девушка наклонилась к ней, зашептала: — Серьгу-то Ряшенцева напрасно обвинили… не трогал он Наталку вашу.
— А… ты откуда знаешь? — задохнулась Леля, вцепившись в руку старухи.
— А знаю вот, — буркнула та. — Да только говорить больше все одно ничо не буду. Я хоть и старая, а жить хочется. А ты беги отсюдова, девка. Место гиблое тут, грязное. Наталка ваша ни за что пропала — и ты пропадешь.
Сказав это, старуха встала и, оттолкнув от себя испуганную и совершенно убитую ее словами Лельку, заковыляла к двери.
Кое-как домыв все, что полагалось, девушка отправилась восвояси. Ей предстояло еще заехать к матери в больницу, но моральных сил не осталось, и Лелька побрела сразу домой. Всю ночь она ворочалась в постели, стараясь выбросить из головы все, что наговорила похмельная старуха, однако это никак не удавалось. Измучившись, Лелька решила, что должна завтра же встретиться со Щепкиной и попытаться поговорить начистоту. Безвинно арестованного Сергея ей было жалко до слез, в то, что он не мог убить Наташу, Леля верила свято, а потому ничего не оставалось, кроме как найти истинного убийцу.
Еще подходя к старенькому домику, в котором жили Юлька и ее мать, Леля услышала нечеловеческий крик. «Что у них стряслось?» — подумала девушка, толкая калитку. То, что она увидела во дворе, повергло ее в такой ужас, какого прежде испытывать не доводилось. Под большой старой ветлой у гаража прямо на земле ничком лежала мать Юльки и истошно выла, мотая туда-сюда разлохмаченной седой головой. Сама же Юлька, свесив набок голову и вывалив распухший посиневший язык, висела на черном кожаном ремне, едва не касаясь пальцами босых ног утрамбованной песком дорожки.
— Тетя Настя… тетечка Настя… — забормотала Лелька, в испуге глядя на труп одноклассницы.
Юлькина мать подняла на девушку ничего не видящие глаза и, кажется, даже не узнала ее, снова упала на дорожку и закричала еще страшнее. Дворик постепенно заполнялся соседями, появились фельдшер и участковый милиционер, чуть позже подъехала опергруппа из райцентра…
Леля не могла поверить своим глазам — только вчера в это время Юлька была жива, а теперь — вот… Как, из-за чего она могла таким диким способом уйти из жизни? Неужели тетя Настя каким-то образом узнала о ее лжи? И тут до нее донеслись слова участкового Геннадия Павловича:
— …и что за утро такое! Только час назад как с трупа — и на тебе, еще один, сговорились они, что ли?
— А еще что случилось? — осматривая снятое уже с ветки тело Юли, поинтересовался эксперт.
— Да старуха угорела наша местная. Баню топила да и уснула там, пьяненькая. Вот и задохнулась.
Лелька почувствовала, как из-под ног уходит земля — это могла быть только баба Сима… Она собралась с силами и подошла к участковому, тронула за рукав и прошептала:
— Дядя Гена… это… баба Сима угорела?
Он посмотрел удивленно, вздохнул и подтвердил:
— Она, кому еще-то. Ведь как говорил — прекрати, мол, пить, Серафима Ивановна, остепенись, не молодка уже. А она ни в какую. И вишь, чего получилось. Да и вот теперь горе еще, — кивнул он в сторону Юлькиной матери, которую соседки успели усадить на лавку, и теперь фельдшер пытался сделать ей укол, но женщина отпихивала его руки и только кричала по-прежнему. — Как бы умом-то не тронулась Настасья Петровна.
Лелька не стала слушать дальше, сорвалась с места и убежала к себе, заперла дверь изнутри и забилась на диван с ногами, прихватив плед. На улице было тепло, однако девушку колотило как в лихорадке, она никак не могла согреться. Что-то странное происходило в кемпинге: с чего бы люди, работавшие там, погибали? Вечером ей предстояло ехать туда — сегодня она работала с пяти вечера, в ночную смену, но девушку охватил страх. Она сопоставляла в уме то, что ей рассказала старая Сима, с тем, что видела в кемпинге сама, и картина вырисовывалась неприятная.
Время неумолимо двигалось к четырем, нужно было собираться, чтобы успеть на автобус и не опоздать на работу. Лелька нехотя встала с дивана, побрела в свою комнату, которую теперь занимала одна. Наташин диванчик был застелен клетчатым покрывалом, на подушке все так же сидел ее любимый серый медвежонок — такое впечатление, что сестра просто вышла куда-то и вот-вот вернется. Лелька присела на край, поправила свалившегося набок медведя, и он вдруг издал какой-то звук — вроде хруста. Девушка взяла игрушку, покрутила, помяла — звук повторился.
— Странно, — пробормотала Лелька, крутя медведя в руках. — Я точно знаю, что он набит синтепоном, не может так шуршать.
Неожиданно пальцы девушки нащупали небольшое отверстие — шов на боку игрушки разошелся. Лелька просунула в дырку палец и, к своему удивлению, нащупала вместо синтепона бумагу. Разорвав шов посильнее, она просто оторопела — медведь был туго набит денежными купюрами. Выпотрошив несчастного Топтыгина, Лелька ахнула — перед ней на диване лежало целое богатство. Купюры достоинством в пятьсот, тысячу и даже пять тысяч рублей. Девушка начала пересчитывать и обнаружила, что медведь хранил в себе ни много ни мало — сорок тысяч.
— Кошма-а-ар… — протянула Лелька вслух. — Это что же такое-то, мамочки… Откуда? И что мне с этим делать?
Бросив взгляд на часы, Лелька поняла, что вот-вот опоздает на автобус, а потому наскоро собрала купюры, сунула их в свой рюкзачок и убрала на антресоли старого платяного шкафа.
Матвей прохаживался по своим владениям и выглядел злым и озабоченным. Едва только Леля, переодевшись в подсобке в рабочую одежду, вышла во двор, чтобы спросить, нужно ли убирать его кабинет, как он вдруг схватил ее за локоть и повел в дальний угол территории, туда, где были свалены старые шины и еще какой-то крупный мусор.
— Слушай, красавица. Ты мне вот какую вещь скажи — вчера утром ничего странного не замечала?
— В смысле? — Лелька слегка испугалась, но потом взяла себя в руки.
— Ну, когда номера утром убирала — никого не видела, кроме Юльки?
— Бабу Симу видела… вас видела… постояльца из третьего номера, но вы его тоже видели, еще в кабинет к себе повели…
— Черт… — пробормотал Матвей, отпуская локоть девушки. — Ладно, иди убирай, только начни с кабинета моего. — Он отдал ей ключ и сказал, что уезжает в райцентр: — Меня в милицию вызвали по поводу Юльки.
Когда красная иномарка Матвея скрылась за углом, Лелька, не понимая, зачем делает это, начала дергать ящики стола. Ничего интересного. Да и что она хотела найти? Но вдруг взгляд упал на корзину для бумаг — там, чуть присыпанный пеплом и окурками, лежал небольшой черный блокнот в кожаной обложке. Вытащив его двумя пальцами, Лелька начала перелистывать странички. Женские имена, столбики цифр… ничего не понятно. И два имени перечеркнуты красным — Натка и Юляха. В коридоре раздались шаги, Лелька мгновенно сунула блокнот в карман и принялась вытирать пыль с подоконника, стараясь восстановить дыхание и ничем не выдать волнения. Дверь распахнулась, и на пороге возник Матвей.
— Ты тут давно?
— Как вы уехали.
Матвей метнулся к столу, принялся лихорадочно перебирать бумаги и какие-то папки, заглянул во все ящики:
— Ты тут ничего не трогала?
— Я еще на столе не убирала, — как можно равнодушнее сказала Лелька, мгновенно поняв, что Матвей ищет тот самый блокнот, что сейчас лежал в ее кармане.
— Куда я его сунул… — пробормотал Матвей, роясь в небольшой тумбочке, стоявшей в углу кабинета.
— Вы потеряли что-то?
— А? Н-нет… наверное, в машине. Ты тут как следует убери. А ключ отдай Ивану, ну, тому, что на вышке сегодня.
С этими словами Матвей выскочил из кабинета, и Лелька перевела дух.
