Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов
"Сейчас я вам покажу, кто кого круче", — подумал он, проходя мимо.
И вот поезд прибыл. Кузьмичев стоял около четвертого вагона и вглядывался в пассажиров. Ну, должно на сей раз повезти, должно повезти, не может быть так, чтобы не повезло.
Сердце яростно забилось в его груди. Своими подслеповатыми глазками он заметил ее первый. Она стояла на перроне в темном пальто и вязаной шапочке, стояла и озиралась по сторонам.
Он нащупал в кармане куртки холодную сталь пистолета, дотронулся до спускового крючка. Сейчас, сейчас, пусть только немного расступится толпа прибывших.
Он в своей жизни сделал немало ошибок, но нелепая ошибка, сделанная им в Рыбачьем, мучила его больше остальных. Она просто не давала ему покоя. Если поначалу он пытался утешить себя мыслью, что ему повезло — он остался жив и невредим, хотя Усатый стрелял в него из окна машины чуть ли не в упор, но потом эта мысль куда-то улетучилась, зато стала точить другая — они с Кандыбой тоже промазали с близкого расстояния и потеряли огромный куш.
Это тогда они находились в некотором недоумении, как им провернуть последнюю часть операции, поначалу проходившей столь блестяще. Теперь же, задним числом у него было несколько вариантов, один лучше другого. Но теперь все было потеряно. У него практически ничего не осталось в карманах. После фиаско с Галиной и Виктором он побоялся ехать к Жанне, большая сумма денег осталась у нее дома. Денег со своих счетов он так и не получил. Он остался с тем, что было у него с собой, а этого могло хватить только на первое время.
Но теперь ему ничего не было нужно. Только одно — отомстить ей, этой везучей девчонке, которая много лет назад удачно сбежала из детского дома, в котором он был директором, а теперь удачно сбежала буквально из-под самого носа в поселке Рыбачьем. Тогда он чуть было не лишился должности директора, теперь же он навсегда лишился денег Раевского, которые должны были обеспечить ему безбедную старость.
У него не осталось ничего: ни денег, ни дома, ни имени. Осталось одно злоба и ненависть. Осталось желание мстить. И это тоже было немало.
Проклятая толпа никак не расступалась. А Марина продолжала стоять на перроне, озираясь по сторонам. Когда она пойдет, стрелять будет труднее. Так… Вот… Отлично… Трое здоровенных мужиков, заслонявших ее от него, взяли свои чемоданы и поперлись к выходу.
Все! Лучшего момента не будет.
Кузьмичев сделал несколько шагов вперед и вытащил из кармана пистолет.
— Вот она! — послышался сзади него громкий женский крик. — Варенька! Доченька моя! Генрих! Быстрее к ней! Я узнала ее!
Кузьмичев на секунду обернулся. Он увидел, как к девушке бегут несколько рослых мужчин, а за ними спешит женщина в длинной норковой шубе.
— Варенька! — еще громче крикнула она. — Я узнала тебя!
Девушка тоже повернулась на голос.
— Мама… — прошептала она еле слышно.
"Не будет по-вашему…", — подумал Кузьмичев и поднял пистолет.
И тут же упал на землю, сбитый каким-то грузным телом.
Он инстинктивно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел.
Крик ужаса пронесся по перрону. Одни в панике бросились бежать в сторону здания вокзала, другие — в противоположную. Телохранители Кати оказались отрезанными от Кузьмичева и Марины этой несущейся на них толпой. Им осталось одно — встать плотной стеной, чтобы толпа не сбила с ног Екатерину Марковну.
Они были высокого роста и довольно хорошо видели, как некто в черном сидит верхом на человеке, который стрелял, и душит его. А девушка стоит поодаль, совершенно одна, в некоем пустом пространстве, образовавшемся вокруг нее, и с изумлением глядит на эту картину.
— М-м-м… — мычал Кузьмичев, пытаясь оторвать от своего горла стальные пальцы.
Но разорвать эту хватку было невозможно. Ненависть сделала ее железной, воистину мертвой.
— Теперь ты никуда от меня не денешься, — прохрипел Усатый, все сильнее и сильнее сжимая пальцы.
Телохранители никак не могли разойтись с перепуганными людьми, только Генрих умудрился, пригнувшись, буквально просочиться сквозь толпу.
Он быстро прошел мимо Усатого и Кузьмичева, как-то неопределенно махнул рукой в их сторону и подошел к девушке, в растерянности стоящей на перроне.
— Вы Варвара Раевская? — спросил он, и голос этого железного человека слегка дрогнул. Но девушка ничего не заметила.
— Да, — ответила она.
— Моя фамилия Генрих Цандер. Я руководитель службы охраны Владимира Алексеевича Раевского, вашего отца. Будьте любезны, держитесь меня. Мне кажется, что человек, стрелявший в вас, уже не сможет причинить вам зла, он находится под надежным контролем, как вы видите сами. Я буду стоять с вами рядом, пока не подойдут наши люди. Вы видите, что они не могут разойтись с толпой, напуганной выстрелом. Они обязаны охранять вашу маму — Екатерину Марковну. Может быть, вы видите ее?
Генрих старался говорить как можно более казенным языком, чтобы душившие его слезы не стали заметны.
Марина же была совершенно спокойна. Она почему-то была уверена, что все кончится хорошо. Ее вдохновлял сон, вдохновляли светлые мысли. Она верила, что бог на их стороне, что он поможет им. И он помог, появившись непонятно откуда в лице ее ангела-хранителя Георгия Антоновича Климова.
— Вы знаете этого человека? — спросил Генрих.
— Да. Это Георгий Антонович. Это он спас меня в Рыбачьем.
Наконец, толпе удалось разойтись, а телохранителям взять Екатерину Марковну в плотное кольцо. Они подошли к Марине…
И тут выдержка изменила Кате. Она замерла, в упор глядя на дочь, не в состоянии сделать ни единого шага.
— Это ты? — помертвевшими губами прошептала она.
— Мама?!
— Я… Я… — бормотала Катя. — Доченька… Прости меня за все… Прости…
Она уже буквально падала на руки охранников, но Марина подбежала к ней и сама поддержала ее. А тем временем двое мускулистых телохранителей сумели-таки оторвать пальцы Усатого от горла Кузьмичева.
— Он мертв, — произнес один, глядя на посиневшего, с вывалившимся языком и выпученными глазами Павла Дорофеевича, лежащего на перроне.
— Да и этот, кажется, тоже, — с изумлением произнес другой, глядя на Климова, упавшего своей
