Стена плача - Татьяна Александровна Бочарова
– Каждый мужчина солдат, Степка, независимо от его профессии. Понимаешь, каждый.
– Даже врач?
– А врач – тем более. Знаешь что, давай-ка мы позвоним маме, узнаем, где она.
– Давай, – обрадовался Степка.
Сергей набрал номер. Послышались долгие гудки. Трубку никто не брал.
Он нажал на сброс и повторил вызов. Все то же самое, длинные, далекие сигналы, и никакого ответа.
«Ничего страшного, – постарался успокоить себя Сергей. – Решила не ехать на метро, взяла машину. Телефона можно не услышать, особенно если в салоне громко работает радио».
Он обернулся и поймал вопросительный взгляд сына.
– Что, не берет?
– Да. Но ты не переживай. Наверное, мама уже подъезжает. Подождем еще пять минут, а потом опять позвоним. Ладно?
– Хорошо. – Степка кивнул и лизнул мороженое.
Сергей напряженно вглядывался в автомобили, тормозящие у тротуара. Он надеялся, что Ася вот-вот появится, но ее все не было. Позабытая газета торчала у него из кармана пиджака, Степка доедал с обертки остатки мороженого.
– Пап, пять минут прошло. Будешь звонить?
– Да.
Он снова набрал номер и в оцепенении слушал протяжные, нескончаемые гудки, не в силах прервать их, нажать на отбой, физически чувствуя, как пустота в трубке становится пустотой внутри его самого.
45
Алексей лежал на ступеньках, неподвижно, не шевелясь, надежно укрыв труп собственным телом. Никто не входил в подъезд и не выходил из него, и это было хорошо: он твердо решил, что не сдвинется с места, никому не отдаст Настю. Пусть его так и хоронят вместе с ней!
Потрясенный мозг отказывался мыслить логически и здраво, сознание путалось, перед глазами мелькали обрывки невероятных видений.
Единственное, что Алексей мог сейчас воспринять, – Настя мертва, ее больше нет. И погубил ее он сам, почти что собственными руками.
О том, что будет дальше, он не думал, вернее, точно знал, что не будет ничего. Ни вечера, ни ночи, ни утра, ни белого света вообще.
Время от времени ему казалось, что Настя тихонько шепчет, начинал вслушиваться, стараясь разобрать хоть слово, и вдруг вспоминал, что мертвые не разговаривают. Но через минуту забывал об этом и снова прикладывал ухо к ее неподвижным, одеревеневшим губам…
Его привел в себя странный, глуховатый шум: поблизости будто кто-то рычал, тихо ворочался, скребся. Потом лестницу огласила громкая веселая музыка.
Алексей вздрогнул, приподнял голову, не понимая, откуда несется на него лавина этих издевательски жизнерадостных звуков. Взгляд наткнулся на валяющуюся рядом женскую сумочку из тонкой изящной кожи.
Он медленно, точно во сне, потянулся к ней, расстегнул. В глубине ярко светился экран сотового. Телефон яростно и неистово исходил сигналами вызова.
Алексей сжал аппарат в руке. Тот замолк, но лишь на секунду, а затем снова угрожающе завибрировал. На табло возникли крупные латинские буквы: SERGEY.
Ему захотелось с силой швырнуть пищащую электронную игрушку о ступени, чтобы из нее во все стороны брызнули крошечные винтики и кусочки пластмассы, но почему-то он не смог сделать этого. Как не мог нажать и кнопку отмены.
Он совершенно точно помнил, как это называется: «Шутка» Баха. Так сказала когда-то Настя.
Алексею вдруг пришло в голову, что приговор, который он вынес себе самому, оказался слишком мягким – оттого, наверное, и не получилось привести его в исполнение. Судьба распорядилась иначе и жестче, наглядно доказав ему: для того чтобы попасть в ад, вовсе не обязательно умирать. Достаточно лежать здесь и слушать доводящую до безумия, непрерывную и бодрую телефонную песню…
Внизу хлопнула дверь подъезда. Кто-то наконец поднимался по лестнице.