Стена плача - Татьяна Александровна Бочарова
Она перевела взгляд чуть в сторону и вздрогнула: за камнями прятался бородатый человек в грязном халате и засаленной чалме. На плече, будто сросшись с ним, удобно улеглось странное оружие деревянно-желтого цвета. Бородач, прищурив глаз, пристально вглядывался в колонну.
Ася скорее не поняла, а интуитивно почувствовала, что сейчас случится страшное, непоправимое. Она хотела крикнуть людям в машинах, предупредить их о грозящей беде – и не ощутила своего голоса. Колонна продолжала ход, спокойно и неуклонно, никто ничего не замечал.
Заскорузлый палец бородатого плавно нажал на спуск. Ася увидела, как из широкого раструба позади его плеча взметнулось облако пламени, пыли и дыма. В сторону грузовиков ринулся огненный кусок, отделившийся от смертоносного оружия.
В это мгновенье светловолосый парень в одной из машин вдруг резко обернулся в сторону камней. Лицо его исказилось, он что-то отчаянно прокричал. Бронетранспортер рванулся вперед, загораживая собой грузовик.
Оглушительно прогремел взрыв. Жарко полыхнуло пламя, и это было последнее, что увидела Ася. А дальше – точно закончилась пленка в кассете, и не осталось ничего, кроме бесконечной черноты.
43
Алексей так и стоял в коридоре, неподвижно застыв у трубки домофона. Надо было, конечно, не торчать тут, подобно истукану, а попытаться хоть что-нибудь сделать в квартире до того, как Настя поднимется сюда: убрать с пола кухни осколки оконного стекла, спрятать завернутый в газету труп Пал Палыча. Однако на все это у него не было сил.
Он весь превратился в ожидание шагов на лестнице. В какой-то момент ему даже показалось, что он отчетливо слышит их, легкие, стремительно взлетающие вверх по ступенькам.
Алексей вышел на площадку, но там никого не было, лишь где-то громко хлопнула дверь. Он перегнулся через перила, поглядел вниз – ни души. Его охватило отчаянье.
Значит, Настя ушла. Убедилась, что с ним все в порядке, и скрылась по своим делам. Или… или он просто-напросто сошел с ума, и ему все привиделось.
Алексей начал спускаться, очень медленно, старательно контролируя каждый шаг, пытаясь удостовериться, что сознание не обманывает его и он видит окружающую реальность такой, какая она есть.
Да нет же, все в полном порядке. Это подъезд, в котором он живет с самого детства, знает здесь каждого жильца, помнит, где какой рисунок на стенах, полностью отдает себе отчет в том, что сейчас день, светло, наверное, нет и трех часов.
Стало быть, с психикой у него все в норме. Видно, Настя действительно раздумала заходить к нему. А он-то, дурак, решил, что случилось чудо.
Алексей остановился, собираясь идти назад, но вдруг передумал. Ему пришла в голову спасительная мысль, что домофон мог не сработать, и Настя стоит у закрытой двери. Глупая надежда, но все-таки нужно убедиться собственными глазами, что на улице никого нет.
Он решительно зашагал вниз, спустился на один пролет и остановился.
Прямо перед ним, приткнувшись щекой к серому бетону ступеньки, лежала Ася. Было полное ощущение, что она устроилась здесь отдохнуть, и только слипшиеся на затылке черной, густой, клейкой массой волосы нарушали это впечатление.
От ее лица вверх по лестнице к ближайшей квартире тянулась неровная цепочка мокрых, красных следов, словно кто-то наступил в ведерко с краской.
Алексей замер. Потом одним прыжком миновал оставшиеся ступени и опустился перед Асей на корточки. Рванул ворот плаща, нащупал на шее сонную артерию.
Пульса не было. Он осторожно перевернул ее на бок, приложил ухо к груди – все та же страшная, зловещая тишина.
– Настя, – шепотом, точно боясь разбудить ее, позвал Алексей, – Нас-тя.
Она не шевелилась. Его руки перепачкались в липком и горячем. Он наклонился к ее лицу, белому, застывшему, точно маска, с синевой, сгустившейся у губ и крыльев носа.
– Настя, потерпи. Пожалуйста, Малыш, потерпи. Все будет хорошо, я обещаю тебе.
Ему вдруг показалось, что она едва заметно улыбается, а полуоткрытые глаза смотрят прямо на него с надеждой и мольбой.
– Настя! – Алексей обнял неподвижное, мертвое тело, зарылся лицом в окровавленные волосы. – Как же ты так, Настенька! Как же ты… – он прижал ее к себе, крепко, со всей силы, словно пытаясь вырвать из чужого, далекого мира, в который она ушла от него навсегда.
Вокруг в воздухе еще витал едва уловимый, теплый и тонкий запах ее духов, и постепенно исчезал, истаивая.
44
Степка с любопытством смотрел, как огромный «Икарус» пытается развернуться на узкой улочке. Хвост заехал на тротуар, из кабины высунулся потный и злой водитель, выругался сквозь зубы и до упора выкрутил баранку.
– Пап! – Степка дернул за руку уткнувшегося в газету Сергея. – Он здесь не проедет, правда?
– Кто не проедет? – рассеянно переспросил тот, не отрываясь от своего занятия.
– Вот этот длинный автобус. Ему тут слишком тесно.
– Не беспокойся, проедет, если ему надо. – Сергей перевернул страницу.
Степка еще немного понаблюдал за «Икарусом». В конце концов тот действительно развернулся и уехал. Стало совсем скучно.
Он занялся наблюдением за толстой, завитой теткой, торгующей с лотка мороженым. Она ловко прятала протянутые деньги в висящую на поясе сумочку, с грохотом открывала стеклянную крышку лотка и доставала оттуда эскимо, сливочные брикеты и вафельные стаканчики.
Степке тоже захотелось мороженого, эскимо или, на худой конец, «апельсиновый лучик».
– Пап! – снова окликнул он.
– Что тебе?
Степка указал пальцем в сторону лотка. Сергей улыбнулся и спрятал газету.
– Купить тебе мороженое?
– Ага.
– Ну пошли. – Сергей взял его за руку, подвел к продавщице. – Ты какое хочешь?
Степка замялся, раздумывая.
– Возьмите вот это, шоколадное с джемом, – мороженщица постучала указательным пальцем по стеклу, – самое вкусное, я вам гарантирую. Мы с дочкой его просто обожаем.
– Будешь? – Сергей вопросительно глянул на Степку.
– Буду.
– Давайте. – Он протянул тетке десятку.
Та убрала ее в свою сумочку и достала из ящика прямоугольный брикетик в яркой упаковке:
– На, держи. Понравится, еще купишь.
– Обязательно, – важно пообещал Степка, тут же разворачивая обертку. – Пап, а мама скоро приедет?
Сергей посмотрел на часы.
– Должна быть десять минут назад. Наверное, задержалась у себя на работе. Прощается.
– Мне надоело тут стоять, – пожаловался Степка, – ноги болят.
– Эх ты, – усмехнулся Сергей. – Мужчина называется. Ноги у него устали! Должен терпеть, иначе какой из тебя солдат?
– Я не хочу быть солдатом. Я уже маме говорил, что стану врачом.
Сергей перестал улыбаться, потрепал
