Фридрих Незнанский - Стая бешеных
День начинался плохо.
Как-то он закончится?
Когда увидел Ирину, совсем скис. Та была, как бледная тень. Тихая и почти бесплотная. Виновато улыбнулась Юрию и сказала:
– Плохо, да?
– Ну что ты! – бодренько ответил Гордеев. Но сам же и ужаснулся неискренности своего голоса.
– Прошу встать, суд идет.
Гордеев втянул побольше воздуха в легкие, словно собирался нырнуть на огромную глубину, в темные беспросветные воды.
Сейчас прозвучит: «Слово предоставляется защитнику».
– Прошу садиться.
– Наша задача установить истину, и это главное, не так ли? – сказал вдруг судья вовсе неожиданное. – Дело в том, что только вчера вечером от Генеральной прокуратуры поступило ходатайство заслушать в судебном заседании еще двух свидетелей. Стороны не против? Суд по своей инициативе считает необходимым допросить дополнительных свидетелей.
Прокурорша не задумывалась ни минуты. Она уже знала, что победила, – никакой свидетель не мог теперь сломить ее железную постройку.
А Гордеев, хоть и сделал вид, что раздумывает, но внутренне согласился сразу. Ему просто нечего было терять.
– Тогда, – сказал судья, – возвращаемся к судебному следствию, а затем вновь прения сторон. Прошу пригласить в зал свидетеля Сысоева Федора Константиновича.
Гордеев обернулся на распахнувшуюся дверь и обомлел.
Прямо на него шел, улыбаясь смущенно от внимания большого количества людей, не кто иной, как однорукий! Тот самый! Бандит! Который стрелял в Юрия Петровича на пороге Думы и был убит.
Хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться.
И так это было похоже на сон, ведь в голове муть была, как в бреду.
Этого не могло быть, мертвые не воскресают!
Гордеев обернулся с открытым ртом на Ирину, и понял, что и она видит кого-то испугавшего ее.
Ирина тоже узнала этого человека. Вернее, его глаза. Где же она видела этот взгляд? Где?! Какой-то был очень важный момент! Господи, да конечно же! На вокзале! Она как раз садилась на поезд до Симферополя! А этот человек… Постойте, но он тогда стоял в какой-то страшно подозрительной компании. Или ей показалось?
– Назовите, пожалуйста, свою фамилию, имя, отчество, а также профессию и место работы, – попросил судья.
– Сысоев Федор Константинович. Оперуполномоченный Московского уголовного розыска.
Гордеев чуть не вскрикнул – нет! Он лжет! Он бандит и убийца! Но вдруг заметил в зале плотную фигуру Турецкого. «Важняк» смотрел прямо на адвоката и что-то четко артикулировал губами.
«Не волнуйтесь», – наконец угадал Гордеев.
Ничего себе!
Но тем не менее действительно заставил себя успокоиться и повернуться к однорукому.
– Скажите, гражданин Сысоев, что вам известно по настоящему делу? – сказал судья. – Знакомы ли вы с подсудимой?
– Нет. Правда, я встречал ее один раз на Курском вокзале. Это было семнадцатого августа. Она садилась в поезд до Симферополя. Но в чем дело, я знаю.
Гордеев громко сглотнул.
– И что вы можете показать по этому делу? – спросил судья.
– По данному делу я могу показать следующее – убитый Ливанов был довольно высокопоставленным членом огромной разветвленной преступной группировки, именуемой «Братство»…
– Вы можете привести доказательства?! – наконец опомнилась прокурорша.
– Разумеется. Но, к сожалению, со следственными документами пока может ознакомиться ограниченный круг лиц, поскольку следствие это засекреченное и оно продолжается, – однорукий виновато скосился на присяжных.
– Продолжайте, – сказал председательствующий.
– В задачу Ливанова входило отслеживать пассажиров, покупающих билеты через крупные богатые фирмы. Соседнее место в купе резервировалось для мошенниц, которые и выманивали деньги у состоятельных попутчиков.
– Простите, – вскочил Гордеев, забыв, что однорукий в него когда-то стрелял, – а проводники вагонов были в курсе этих махинаций?
– Разумеется. В их задачу входило…
– Спасибо! – чуть не вскрикнул Гордеев. Как он угадал! Как Ирина угадала, жаль, правда, задним умом.
– Пожалуйста, – ответил однорукий, улыбнувшись. – Кроме того, махинации прикрывали коррумпированные, сросшиеся с преступностью работники правоохранительных органов.
– Значит, вы утверждаете, что Пастухова действительно садилась на поезд? – спросил судья.
– Да. Я также утверждаю, что в поезде она была обворована мошенницей, которую мы задержали. Как она вам представилась? – обернулся он к Ирине.
– Зиной.
– Ага. Зина. Понятно.
– Но это ничего не проясняет! – вставила прокурорша. – Пастухова обвиняется в умышленном убийстве!
– Вот собственно за этим я и здесь, – сказал однорукий. – При допросе одного из сотрудников милиции, который прикрывал преступников, выяснилось, что с места происшествия были незаконно изъяты и не занесены в протокол следующие вещественные улики: нож-финка с наборной ручкой и чемодан кожаный с женскими вещами, изрезанный этим ножом. Эти вещдоки могут быть предоставлены суду.
Гордеев о таком чуде и не мечтал. Ах, Турецкий, ай да сукин сын!
«Важняк» иронично улыбался в углу.
Были еще вопросы судьи, прокурорши, адвоката, но уже так, по мелочам, уточнялись детали. Только теперь Гордеев понял, почему однорукий так казенно выражается – он жутко волновался. С одной стороны, ему надо было выступить свидетелем защиты, а с другой, не раскрыть тайны ведущегося и, видать, сложнейшего, крупнейшего, важнейшего следствия.
– В зал судебного заседания приглашается свидетель Чуркин Игнатий Семенович, – сказал судья.
Если бы сидящие в зале были более внимательны на улицах и в метро, то узнали бы во въехавшем на коляске в зал безногом человеке мелькающего там и сям нищего. А будь они полюбопытнее, узнали бы и его кличку – Афганец.
Этот еще больше смутился от количества народа, что выразилось в кривой усмешке и каком-то развязном подхихикивании.
– Знаете ли вы подсудимую? – снова спросил судья.
Афганец посмотрел на Ирину и, хихикнув, сказал:
– Она.
– В каком смысле?
– Ну это она была с Геркой.
– Когда?
– Хи-хи… Когда грохнула его.
– Вы что, – вскочил Гордеев, – видели сам момент убийства?
– Видел я все. В том дворе у нас «красный уголок», хи-хи… Ну, это… отдохнуть там, посидеть, выпить. Я все видел. Как они зашли, как потом Герка вывалился из подъезда, как ножик схватил, как она его каблуком… А потом реветь начала, я ноги и сделал… хи-хи… – показал он на свои культяпки.
– Вы позволите допросить свидетеля? – встал Гордеев.
– Да-да, – сказал судья. – Пожалуйста.
– Игнатий Семенович, вы не могли бы поподробнее вспомнить, как все произошло?
– У меня только костыли оторвало, а мозги на месте… хи-хи…
– Расскажите посекундно, как это было?
– Ну как… Сели они в лифт, а там света нету. Это наши лампочку вывернули, зачем, хрен их знает. Вот что в лифте было – не видел. Не буду врать. Но чего-то, кажись, они там ссорились. А потом лифт обратно пошел, открылся, и Герка выходит. Видно, после темноты сразу ослепел… хи-хи… А вот она следом за ним и раз его за ноги. Он, правда, вывернулся. Но споткнулся – конь о четырех ногах спотыкается… А вот я не спотыкаюсь… хи-хи… И как ломанется об бетон башкой… А она его…
– Подождите, Игнатий Семенович, вы сказали, что Ливанов сам упал?
– Какой Ливанов?
– Ну, пострадавший, Герман, как вы его называете, Герка.
– Ну, сам завалился. И башкой как хряпнется… Аж слышно было, как хрустнуло в черепе…
Это был последний и самый удачный ход Гордеева.
Ирину освободили в зале суда.
– Да не мог я вам ничего сказать! – уже в который раз повторял Турецкий. – И не потому, что я вам не доверяю! Все должно было пройти абсолютно натурально! Нам надо было выводить Сынка… то есть Федора, из игры. И так он был уже на грани провала.
– А вы не подумали, что я мог просто помереть со страху?!
– Да вы и не поняли ничего! Но я все равно приношу вам извинения.
Сынок, а по-настоящему капитан милиции Сысоев, скромно сидел в уголке и попивал коньяк.
Это опять был коньяк. На этот раз хороший, дорогой, поставил бутылку Гордеев. Не пожалел, раскошелился, да и на большее бы не пожалел.
Вот теперь Турецкий и посвящал его в самые поверхностные тайны всей операции. Сынка внедрили в «братство» с тем, чтобы он исследовал его вдоль и поперек.
Вдоль – получилось, а вот поперек, то есть по вертикали, до самых главарей, до руководителей, это уже Гордеев постарался, сам того не ведая.
– Значит, Кобрин?
– Он, родимый, – зло сказал Турецкий. – Ах, Юрий Петрович, знали бы вы, сколько Сынку пережить пришлось.
– Я бы добрался, – виновато сказал Федор.
– Да-да, опять вечное – шерше ля фам. Девчонку пожалел, убил своего «напарника» по банде. А кстати, вы должны были слышать – помните, трупы в бомбоубежище? Ну, еще там собаки взбесились.
– А! Да!
– Так вот, девчонки этой сестра там погибла. Как ее?
