Мила Бояджиева - Золотая рыбка
Европе со своими миллионами в ожидании ребеночка и прибытия Сарычева. - Алла
замолчала. Она который раз вдалбливала себе эту версию, но не очень-то в нее
верила. Хорошо помнила растерянный голос подруги, метавшейся в поисках Глеба и
называвшей имя Крафта. Нет, она тогда конечно не знала, в чем дело, кто кашу
заварил. И, возможно, не успела узнать. Травка пропал одновременно с ней.
Вывод напрашивается сам собой: Красновский убрал Ласточкину с помощью своего
"бультерьера", а потом избавился от него самого. Не веселая, в общем-то версия.
Алла Писецкая в сердцах отшвырнула ногой заслонившее солнце кресло. Не
любила она душевных метаний. Жалости, сомнений терпеть не могла. На дух не
выносила. Катя задумчиво сдирала на плечах лупящуюся кожу.
- Ал, и как некоторые бабы в себе такие силы находят?.. Я иногда думаю, может, и в
самом деле, нечто этакое, запредельное существует. Ведь про Крафта говорили...
- Не повторяй глупостей. Может, он вроде Кашпировского, умел наводить тень на
плетень, но уж вампиром, Дракулой... П-ф-ф, милая! Страшилки для бедных. Принеси-ка лучше с террасы конфеты. "Рафаэлло" - райское наслаждение, готова присягнуть.
Катя вернулась с коробкой, поправила купальник, с трудом сдерживающий телеса,
разорвала обертку и надкусила кокосовый шарик.
- Кайф... Ты думаешь, они этот понт с Крафтом нарочно устроили? Ну, что его
цэрэушники подловили и дело прикрыли... Помнишь, прошло сообщение о
нескольких взрывах...
- Да, в мае. Мой мужик сильно всполошился. Дома не ночевал, куда-то летал "на спортивные сборы". Приехал, говорит: "Ложная информация, чтобы внести панику в ряды оппозиции - это они так себя называли. - Все под контролем, подыскивай домик на Средиземноморье".
- Значит, он все же есть. - Катя села. - Есть! Я чувствую. Говорят, сильнейший
экстрасенс. Проводит сеансы внушения на любом расстоянии. Скрутить может кого
угодно одной силой мысли. Ты ведь Володьку Мальцева хорошо знаешь?
- Еще бы. Вместе в НИИ работали. Я, значит, тренером, а он хотел спортивным
врачом стать. Массажистом-экстрасенсом. Внушать волю к победе. Сдвинутый. Его
благоверная тоже. И сын, вроде, на учете в психушке состоит.
- Это теперь называется "потомственное ясновидение". У него в роду колдуны, Петр
говорит, до восьмого колена... Они ему биографию впечатляющую сочинили. Да и
платят хорошо.
- Слава Богу. Вечно в нищете перебивался. Теперь на своей тачке ездит. По моей,
между прочим, протекции. Меня Генка как-то спросил, будто между прочим: ты про
одного типа вспоминала, что мысли угадывает, можно на него глянуть? Ну,
пригласили, глянули, взяли в "структуру". Уж не знаю, чем Вован там занят, но
припижонился здорово. Костюм нормальный, куртец. Только видно сразу крыша
не на месте, глаз беспокойный.
- А у Полины, что сбежала, ты говорила, тоже порывы какие-то к тайным глубинам
наблюдались... - Катя взяля вторую конфету. - Не верю я этим экстрасенсам.
- Она, вроде, всерьез. Что-то все думала, о чем-то размышляла, нечто улавливала... А
вот как мужика удержать - со мной советовалась. Фирму из-под носа увели - ухом
не повела.
- Так ты говоришь, она сама все оттяпала?
- А! Разве поймешь? История полна нераскрытых тайн... - Алла сделала
"велосипедик". - Пора размяться, расплавились, как пластилин. - Она бодренько
вскочила, выполнила серию махов ногами, вращений бедрами, руками. Все складно,
машинально, с привычной сноровкой профессиональной "физкультурницы". А на
черта нам с тобой, Кэт, эти тайны нужны? Ты на велотренажер подналяг, я тебе
методичку дам. От сладкого пока откажись. Петр - мужчина видный. Фотомодели
сейчас стаями бродят, хоть отстреливай, голодными глазами на состоятельных
мужиков зыркают... - Алла тряхнула шезлонг подруги. - Больше движений, держи
форму. И тонус, тонус! - Она легкой трусцой вбежала в парадную, обшитую дубом
комнату. - Иди, глянь, какую фигню мне Геночка притащил. Длина семнадцать
сантиметров. Почти что косметичка. А возможности побольше, чем у Кашпировского. - Она открыла крышку продолговатого черного аппарата с маленькой антенной.
Компьютер, факс, модем, записная книжка и телефон. Все "в одном флаконе".
Сейчас мы выясним у наших грибников, что соорудить к ужину... Шашлык или в ресторан двинуть... - Алла нажала кнопку. - Это ты или косолапый мишка?
Что голос-то такой, Гечик? Ну как зачем беспокою? Грибы, что ли, от телефона
разбегаются... Не груби... Хотели с Кэт согласовать меню... Что? Пожав плечами,
Алла отключила связь.
- Шашлык? - уточнила Катя.
- Не в настроении. Не знаю, что там у них в лесу делается. Похоже, ведьмы на шабаш
собрались...
- А Петр-то с ним?
- Не спросила. - Алла погрузилась в задумчивость.
- Но что сказал-то? - Обеспокоилась Катя.
- Послал. Передаю дословно: "Идите вы со своим грибами и меню на х...!". Конец цитаты.
Глава 35
Всю долгую службу в системе органов безопасности, Кирилл Сергеевич придерживался принципа "разумного компромисса". Он помогал продержаться на плаву, да и просто выжить. Оба слова в этой формулировке были ключевыми. Компромисс мог оказаться опасным, вредным, подлым, мог скрутить, изломать человека, уничтожить его изнутри. Тому жизнь давала немало примеров. Полное отрицание компромисса, то есть заключения обоюдовыгодного договора с обстоятельствами приводило к не менее трагическим последствиям. Печальное доказательство тому - судьба несгибаемого Ласточкина.
Главным рецептом выживании во все времена оставалась точно выверенная доза отступлений от требований ума и совести. Рассаду, одному из немногих "бойцов невидимого фронта", удавалось соблюсти пропорции. Он был осторожен, объективен, нетороплив в решениях, нелицеприятен с подчиненными и начальством, умел находить выходы из щепетильных положений. Говорил: надо подумать, в то время, как другие на его месте уже хватались за пистолет. За всю свою очень непростую служебную карьеру Кирилл Сергеевич мог упрекнуть себя в открытой сделке с совестью лишь один раз. В остальных случах имел место "разумный компромисс". Раньше Рассада называли "честным коммунистом", что вовсе не означало в его случае наивности и глупости. Идейная платформа была для него лишь условием разумного существования и активной работы в рамках предлагаемых обстоятельств.
Проведя строгий анализ проделанного, Рассад убеждался, что положительный баланс намного превышает негативные составляющие. Занимая важное кресло в серьезнейшем ведомстве, ему удалось сделать во имя добра и справедливости значительно больше, чем некоему диссиденнтствующему сторожу с тремя образованиями, не желавшему приспосабливаться и "пахать" на советскую власть. Теперь Кирилл Сергеевич числился в "центристах". Он вел открытую борьбу за демократическое общество на крепкой экономической платформе и руководствовался все теми же лозунгами гуманности, чести, преданности родине. Враги считали Рассада крепким орешком, скользким человеком, опасным противником. Друзей у него было мало, в основном посторонние, не из "системы". Да и тех с каждым годом становилось все меньше, с каждым годом все чаще подступал нерешаемый вопрос из породы "вечных" - "Зачем?", "За что воюешь, старик?"
Отбиваясь, как можно, от философских аспектов вопроса о смысле жизни и борьбе за выживание, Рассад старался жестко сузить рамки рызмышлений, свести свои счеты с действительностью до уровня частного случая.
Андрей умер. Спешно проведенное следствие признало его виновным в чудовищных хищениях и совершении противоправных сделок по продаже военной техники, исчезли огромные суммы денег. Состряпавшие ложное обвинение люди колебались в выборе козла отпущения. Какое-то время находился в бегах содиректор "Оникса" Глеб Сарычев. Потом исчезла Полина Ласточкина и тут же стало ясно, что исчезла она вместе с украденными отцом капиталами. Глеб Сарычев дал исчерпывающие показания, говорящие о том, что его хитро подставили компаньон и неизвестные сообщники. О роли в хищении Полины Андреевны, с которой находился в связи, Сарычев говорить отказывался, ссылаясь на полную неосведомленность.
В тот самый момент, когда Полина скрывалась на подмосковной даче, Рассад встретился с Глебом. Ему хотелось убедиться, что Полина не ошиблась, вручив этому человеку свою судьбу. Обладавший кое-какой информацией, Рассад легонько надавил на Сарычева, действуя, якобы, от лица Крафта. Глеб упорствовал в борьбе за справедливость недолго. С первых же фраз Рассаду стало ясно - Сарычев не тот, за кого принимала его Полина. Он явно трусил и готов был отступиться от всего - от попытки оправдаться, назвав имена истинных виновников краха "Оникса", от женщины, которую собирался сделать своей женой. Кирилл Сергеевич с легким сердцем отправил Полину в Германию, надеясь, что сумеет разобраться с московской авантюрой. Но не тут-то было. Куда бы ни направлял поиск Рассад в деле Ласточкина, он упирался в непроницаемую стену. Его явно дезинформировали и давали понять: не суйся, запретная зона.
