Николай Еремеев-Высочин - РАМ-РАМ

Мои партнеры снова переглянулись.

— Описание похожих людей есть — хм, и даже одежда совпадает! Между собой они говорили на урду. Это один из языков Индии, — с видимым удовольствием пояснил Стручок. Он, похоже, был лингвистом. — Здесь вообще 1652 языка и диалекта, и урду один из основных.

И, добавлю, официальный язык Пакистана.

— Индийский урду отличается от пакистанского?

— Практически нет.

— А портье что, говорил на урду?

— Нет, с ним они говорили по-английски.

— Раз портье говорил с ними, он наверняка запомнил особые приметы, — предположил я. — У одного из них могло быть рябое лицо, изрытое следами подростковых прыщей, и красный, как будто зацветший, нос.

Стручок с Деби снова переглянулись. Он даже не полез искать в полицейском отчете.

— Да! Это в точности описание, внесенное в протокол допроса.

— А у второго, — демонстрировать свою проницательность и осведомленность все же приятно, — на мизинце правой руки не хватало фаланги.

Мои компаньоны снова переглянулись, на этот раз с недоумением. Стручок залез в свой отчет, но, подняв голову, отрицательно покачал головой:

— Ничего такого портье не заметил.

Мог и не заметить.

— А как эти люди проникли в гостевой дом? — спросил я.

— Они назвали фамилию своего друга-француза, который остановился в отеле, и поднялись к нему минут на десять. Полиция их найти не сумела.

Значит, мои предположения были правильными. Ромку убили не обкурившиеся сикхи, а два спокойных профессионала из пакистанской разведки.

— Тогда теперь моя очередь показать товар.

Я протянул руку за конвертом. Деби, я в этом был уверен, сделала так, чтобы наши пальцы соприкоснулись. Но лицо ее оставалось серьезным.

— Вот эти два человека, — я вытащил три фотографии и передал их Стручку. — Их имена и фамилии написаны на обороте.

Мой торговый партнер с интересом изучал снимки.

— Где это снято?

— В Амберской крепости в Джайпуре.

— Вы фотографировали?

Я кивнул.

— Как вы их нашли?

Я задумался.

— Я должен это знать, — настаивал Стручок. — Вы же эти фотографии мне оставляете?

— Да. В обмен на полицейский отчет.

— И сами их использовать не будете?

— Не знаю. У меня достаточно других материалов. Вы же мне тоже не все принесли, что добыли?

— Разумеется. И все же, как вы их нашли? — настойчиво повторил мой партнер. — Вы же понимаете возможные последствия для этих людей?

Еще бы не понимал? Именно для этого я фотографии и отдавал. Контора же никогда не пойдет на меры возмездия! А я не мог оставить убийство Ромки безнаказанным.

— Мы подставились этим людям, и они попытались и нас убрать, — сказал я. — Нам повезло больше.

— А из-за чего ликвидировали вашего человека, вы выяснили?

Какое-то объяснение надо ему дать.

— Он наткнулся на канал поставки оружия сикхским сепаратистам из Пакистана. Прикрывала канал пакистанская разведка, в том числе, эти двое.

Стручок задумался.

— Подождите. Вашего человека послали сюда из-за пакистанского оружия для Пенджаба?

— Нет, он работал по другой линии и случайно наткнулся на это. Извините, больше я с вами ничем не могу поделиться.

Я ответил без малейшей запинки, и это прозвучало убедительно. Может, это и было правдой.

Стручок спрятал фотографии в конверт и сунул его в карман.

— Кто дальше будет этими людьми заниматься — мы или вы?

— Принести информацию можете вы. А там наверху решат, как дальше. Это же все еще предстоит сто раз проверить. Но, скорее всего, наши займутся!

— Если возникнут дополнительные вопросы, с вами можно будет еще связаться?

— Конечно! Мой мобильный украли, но у меня есть местный, индийский. Вот, запиши номер, — повернулся я к Деби.

Чем хорош английский! «Ты», «вы» — никогда не собьешься!

— Я тоже позвоню, если что.

— Связь через меня! — Деби поиграла своим телефончиком.

— Договорились.

3

Кудинов — в светлых шортах, солнечных очках и в панаме на голове — провел меня до выхода. Убедившись, что израильтяне уехали и что их никто не подстраховывал, он подсел ко мне в такси.

— Мы же уверены, что это те двое убили Ромку? — сказал я.

Конечно, те двое хотели пристрелить и нас с Машей. Но за себя я бы мстить не стал. Мы на работе — они на работе. Да, хотели прикончить, но не прикончили же!

— Не мучай ты себя, отец! — лениво откликнулся Лешка. — Если ты ошибся, старшие товарищи поправят.

Он имел в виду людей из Моссада. Те, конечно, сразу установят, что никакого Юрия Фельдмана они в Израиль не посылали. И поймут, что я работал совсем на другую службу. Там сидят не дураки, даже поймут, на какую. Но по этим пакистанцам они поработают в любом случае.

Однако я по-прежнему не был уверен, что поступил правильно. И обратился к признанному авторитету. Тот меня не подвел, и я процитировал вслух:

— «Вора помиловать — доброго погубить», — сказал бы Некрасов.

— Вы бы, друг мой, чем дурака валять, лучше бы книгу о нем написали! Лешка о Некрасове, конечно же, знал — от меня, как о кладезе народной мудрости.

— И напишу когда-нибудь, — обещал я и вдруг вспомнил. — О, вот что я хотел сделать! Лешка, ты мог бы оказать мне дружескую услугу?

— Алекси, — поправил меня Кудинов. — О чем разговор?

— Только это совершенно незаконно!

— Я потом исповедаюсь и покаюсь, — пообещал этот агностик.

Я наклонился к водителю:

— Здесь есть птичий рынок? Ну, такое место, где продают птиц?

— Конечно, — обернулся водитель. — Отвезти вас туда?

— Ты не торопишься? — обернулся я к Лешке.

— Куда вы, туда и я!

Птичий рынок находился довольно далеко, в получасе езды от Старого Дели, на пыльной немощеной площади. Гомон — не столько от птиц, сколько от продавцов — там стоял такой, что нам с Кудиновым приходилось кричать.

Мы отвергли призывы сикхов — я становился расистом — и подошли к хорошему дедушке с десятком больших клеток с птицами, поставленных друг на дружку. В глазах все плыло от невероятных сочетаний красок в оперении, клювах, лапках. Хотя, если разобраться, воробей — тоже птица исключительно красивая, даром что привычная. Вы присмотритесь, сами убедитесь!

Дедушка при приближении европейцев обрадовался, вскочил с корточек и приготовился открыть клетку с большим попугаем.

— Нет, — остановил я его. — Нам нужна Синяя птица.

— Синяя птица? — Дедушка потеребил роскошные седые усы. — Синей птицы нет. Ее запрещено продавать.

— Я знаю, знаю. Но мне она очень нужна.

Я повернулся к Лешке.

— Вы же сумеете ее провести? Ну, по своим каналам?

— Это не для тебя? — сообразил он. — Для Маши?

— Да. Она мечтала.

— Понимаю.

Дедушка, пока мы говорили по-русски, терпеливо ждал.

— Синюю птицу нельзя продавать, — повторил он.

— И знаю, — повторил я. — А вы знаете, где ее купить?

— Стойте здесь!

Смешно перебирая ногами в шароварах с низкой проймой, дедушка скрылся в лабиринте клеток и через пять минут вернулся с подростком. Мальчик махнул нам рукой, чтобы мы шли за ним, тут же потерял нас в толпе, снова нашел и, взяв меня за руку, привел в нужное место. Мужчина в расстегнутой рубашке, у которого на груди было больше шерсти, чем у нашего кокера, подвел нас к своей маленькой старой Tata, стоявшей со всеми открытыми окнами. Мужчина открыл одну из дверей и предложил мне сесть в машину. На сидении рядом стояла клетка, накрытая легким платком. Я поднял его — в клетке сидела Синяя птица.

Это действительно фантастическое существо. Птица была размером с иволгу, может, чуть побольше, как кукушка. Но похожа на иволгу — такая ловкая, ладно скроенная, устремленная вперед и вверх. Только перья на всем ее теле были яркого, с отливом, синего цвета. Маша была права — в России над водой летом летают такие стрекозки, от которых невозможно оторвать взгляд. А тут целая птица!

Я не стал торговаться. Ну, почти. Я спросил цену, предложил половину и заплатил две трети.

— Сейчас Маше ничего не скажем. Отдашь ей, когда я уеду, хорошо?

Кудинов кивнул.

Мы еще не успели добраться до виллы, как зазвонил мой сотовый.

— Я сумела освободиться на целый день! — Деби. Как обычно, без предисловий. — Когда мы увидимся?

Предложение, теперь, когда я ее опять увидел — такую радостную, напористую, такую живую — снова смущало мой дух.

— Я позвоню тебе, как только сам буду понимать, — осторожно сказал я. — Здесь столько всего!

Несмотря на неопределенность, это было правдой.

— Но мы увидимся?

— Я постараюсь.

— Если постараешься, то увидимся, — заключила моя нечаянная радость.