Антон Леонтьев - Дворец, где разбиваются сердца
– Софию, – ответила та. – Любимицу матушки и ее личную секретаршу...
Эльке поспешила за Амарантой и ее спутницей в монастырь. И в самом деле, в келье сестры Софии горела настольная лампа, окна были зашторены. Сама монахиня, похожая на восковое изваяние, лежала на простынях. Она сложила руки на груди, и казалось, сестра София спит.
Но Амаранта была права – сестра умерла. Пульс не прощупывался, и судя по всему, смерть наступила уже несколько часов назад, возможно, даже поздним вечером предыдущего дня.
Монашки крестились, глядя на мертвую. Эльке не заметила каких-либо явных повреждений, например ран, которые свидетельствовали бы о том, каким именно образом наступила смерть.
– Зовите аббатису, – сказала она. – Но без лишнего шума. Это понятно?
Амаранта, хныча, побежала за матерью-настоятельницей. Эльке подошла к деревянному столу, на котором стояла горящая лампа. Толстая книга, сборник статей какого-то проповедника. И строка, подчеркнутая карандашом. Эльке прочитала: «Грех, совершенный намеренно, разрушает душу и тело. Тот, кто преступает заповеди Господа, убивает себя сам. И это полноценная кара за преступления против души...»
В глаза Шрепп бросилась красная кружка, которая стояла тут же, на столе. В ней плескались остатки темной жидкости, пахнувшей кофе. Комиссарша попробовала кончиком языка содержимое кружки. Кофе. Но при этом в него что-то добавлено. Язык немеет. За книгой с цитатой из проповеди она обнаружила несколько упаковок таблеток. Сильное снотворное. И похоже, то самое, при помощи которого пытались отравить сестру Урсулу.
Наконец ее внимание привлек стоявший на табуретке ноутбук. Сначала ей показалось, что он выключен, но затем Эльке увидела горящий зеленый огонек. Просто экран погас, скорее всего компьютер простоял включенным всю ночь.
Она тронула клавишу, чернота экрана сменилась буквами письма. Эльке вчиталась. Судя по всему, прощальное послание сестры Софии.
«Мои дорогие сестры! Дорогая матушка! Все, кто прочитает это покаянное признание! Я, сестра София, в миру Селеста Кортес, хочу облегчить свою грешную душу признанием. После того очистительного воздействия на мою совесть, которое произвело посещение нашего монастыря его святейшеством, и после его полных мудрости и богочинной кротости слов, обращенных ко всем грешникам, и в первую очередь ко мне, я приняла решение. Решение добровольно уйти из жизни: это станет моим последним грехом. Я боюсь себя и знаю, что если сама не положу конец тому кошмару, который по моей вине происходит в монастыре и городе, то никто не сможет сделать это.
Я убила сестру Фернанду, сестру Пилар, дона Хорхе Фабидо, сестру Лукрецию и сестру Агнессу. Фернанда была мне с самого начала ненавистна, она подвергала меня насмешкам. Пилар... Бедная Пилар стала моей жертвой, я совратила ее, и, когда несчастная, раскаявшись, захотела рассказать обо всем матери-настоятельнице, я решила убить ее. Дон Хорхе знал, что именно я похитила дароносицу: я и в самом деле сделала это, чтобы получить деньги, необходимые для моих родственников. Я пришла к Фабидо, чтобы предложить ему купить дароносицу, однако он захотел известить обо всем полицию. Мне тоже пришлось лишить его жизни. Сестра Лукреция вычислила меня, она намекала о моей виновности комиссару Кордеро, а потом пыталась меня шантажировать, требуя за свое молчание денег. И наконец сестра Агнесса. Старуха сказала, что видела, как я убивала Лукрецию, и мне пришлось избавиться от нее как от опасной свидетельницы.
Я пыталась отравить сестру Урсулу, которая всегда бесила меня тем, что знает все лучше всех, однако эта попытка провалилась. Как я теперь понимаю, к счастью, хотя я была этим ужасно недовольна и намеревалась в скором будущем снова попытаться лишить ее жизни.
Зачем я делала все это? До визита папы меня глодала одна только мысль – быть лучше, чем другие. Я знала, что через некоторое время могу стать аббатисой, и эта мысль будила во мне дьявольскую гордыню. Даже если для этого потребовалось бы устранить со своего пути и матушку Августину... Да, я была готова и к этому! Я знала, что грешна, и наслаждалась этим, стремясь к высшей власти.
Но слова папы тронули мою душу, все еще не до конца порочную. Поэтому я поняла, что, пока не поздно, я должна понести наказание за все, что сделала. И лучший для этого способ – осудить себя саму. Что я и делаю. Я предстану перед Господом, и Всевышний сам примет решение, что произойдет с моей бессмертной душой, которую я окончательно загубила.
Мне очень жаль. София (Селеста Кортес)».
– В чем дело? – произнесла, входя в келью сестры Софии, настоятельница монастыря. Она была облачена в темный халат, седые волосы струились по плечам. Увидев тело своей секретарши, она тихо вскрикнула.
– Еще одно убийство? – недоверчиво спросила она.
Эльке ответила:
– Похоже, что самоубийство, аббатиса. Она приняла снотворное. И оставила признание в убийствах...
Августина прочитала письмо Софии и скорбно сказала:
– Бедная, бедная сестра София. Нам остается одно – молиться за ее грешную душу. Но отрадно, что теперь убийства в монастыре прекратятся!
Через некоторое время к Шрепп присоединились Николетта и Фелиппе Гарсиа. Заключение было единодушным – суицид.
– Значит, все завершилось так просто и быстро? – спросил Кай Анадино, тоже заявившийся в монастырь. – Раскаяние под влиянием визита папы римского, что может быть зануднее! Жаль, что в «Эльпараисском болтуне» подобная тематика не эксплуатируется. У нас в газете любят кровь, секс и скандалы!
Жизнь в Санта-Кларите пошла своим чередом. После отбытия понтифика обратно в Европу заместитель министра, взявший на себя функции следователя, громогласно заявил, что дело завершено.
– Чего вам еще требуется? Убийца сама призналась в совершенных преступлениях, а затем выпила яд. И слава богу, теперь дело можно замять, а если бы пришлось арестовывать монахиню, да еще из монастыря, который накануне посетил сам папа, шуму было бы! Значит, я могу спокойно уехать в столицу!
Николетте же не давал покоя еще один вопрос – куда София спрятала дароносицу. Если она испытала запоздалое раскаяние и решила вверить себя в руки господа, то было бы логично не только признаться в пяти убийствах, но и приложить к записке украденную дароносицу. Но этот вопрос никого уже не волновал.
– Начальство сказало, что я должна возвращаться обратно в Эльпараисо, – сказала спустя день после обнаружения тела Софии Николетта Эльке.
– И мой отпуск подошел к завершению, – ответила та. – Получается, что мы так и не нашли сокровищ Сильвио?
– Если они вообще были, а не существовали в воображении старого Альваро.
Они расстались: Николетта поехала в столицу, а Эльке задержалась в Санта-Кларите еще на день. У нее был заказан билет на самолет в Германию, еще два дня – и она окажется на родине. Шрепп внезапно охватило щемящее чувство тоски. За эти дни она успела привыкнуть к провинциальному городку, к его жителям, его тихому течению жизни... И даже к тому, что вот-вот прибежит кто-то из монастыря и объявит о новом трупе. Но все это было теперь в прошлом...
Она провела неплохой отпуск, участвовала в расследовании убийств и чуть не нашла клад. Чуть... Возможно, когда-нибудь она опять приедет в Санта-Клариту и попытает счастья снова. Но не раньше, чем через пять лет...
Эльке возлежала на кровати в особняке Магдалены, когда зазвонил мобильный телефон. Раздался взволнованный голос Николетты:
– Эльке, мне кажется, что я напала на след дароносицы! Мне только что позвонил один из моих осведомителей и сказал: одному из ювелиров, промышляющему скупкой краденого, в столице штата Атаскадеро некто предложил купить старинную вещицу – и показал фото дароносицы! Тот, зная, что дароносицу ищут, решил не ввязываться в это дело. Он для видимости согласился приобрести вещь и назначил клиенту прийти к нему сегодня вечером, вместе с раритетом. Тот согласился...
Николетта сказала, что из Эльпараисо немедленно выезжает в столицу штата. Шрепп сделала то же самое, и под вечер на машине, которой управлял Родриго Санчес, они въехали в большой провинциальный город.
С Нико они встретились на центральном вокзале. Кордеро заявила:
– Ну что ж, думаю, мы сегодня схватим этого таинственного похитителя дароносицы. Я так и знала, что дело самоубийством сестры Софии не ограничится!
Лавка ювелира располагалась в полубандитском районе: обшарпанные дома, оборвыши на улицах, непонятные личности – то ли наркоманы, то ли бандиты, шляющиеся рядом. Николетта зашла в лавку. Ювелир, невысокий пожилой мужчина, радостно приветствовал ее.
– Госпожа комиссар, – улыбнулся он, протягивая ей ладони, все в перстнях. – Я всегда на стороне закона! Поэтому, едва ко мне заявился человек, который пожелал продать дароносицу из монастыря Непорочного Зачатия, изготовленную Альваро Мендозой, я тут же связался с полицией...
