Если нам судьба… - Лукина Лилия
— А как мы его искать будем? — заинтересовался Петька.
— Подумаем. Только кажется мне, что где-то обязательно план этого тайника должен быть. И очень может быть, что в тех книгах, что Степка забрал, — размышлял вслух Злобнов.
— Так, может, мы его убьем и книги заберем? — совершенно буднично предложил Петька.
— А ты видел, сколько этих книг? Пять подвод. И как ты искать в них будешь, если церковноприходскую еще не осилил? Нет, тут времени много надо, да и образованности нам не хватит. Ладно, поживем — увидим.
— Ладно, — согласился Петька, ни словом не заикнувшийся о том, что Катька, прежде чем отослать его к отцу, сказала, что видела в винном подвале свет, и шум оттуда раздавался. Он рассудил, что время терпит. Вот вырастет он и сам все найдет, чего же с другими делиться.
А в это время на другой стороне Волги стояли на берегу и смотрели вслед лодке Григория Матвеевы и Власовы-Остерманы — обрывалась их последняя связь с домом.
Первые лучи сентябрьского солнца, робко поначалу пробивавшиеся на востоке у них за спиной, осмелели, набрали силу и как-то вдруг осветили и реку, с едва видимой утренней дымкой над водой, и хорошо различимый в прозрачном, чуть дрожащем воздухе белоснежный особняк на высоком правом берегу.
На глаза Матвеева навернулись слезы, он взял у Елизаветы Александровны сына, поднял его высоко на вытянутых руках и прерывающимся голосом сказал:
— Смотри, сынок, смотри, Андрей Артамонович, и запомни на всю жизнь — это твой дом, твой родной дом! — И затем обратился уже к самому особняку: — Прости нас, что мы уходим и бросаем тебя. Прости.
Артамон Михайлович отдал сына жене и поклонился до земли своему дому.
— Wir gehen aber wieder kommen, — торжественно, как клятву, произнес Жорж Остерман.
— Да-да, ты прав, Жорж, ты совершенно прав, — продолжая неотрывно смотреть на дом, взволнованно сказал Матвеев. — «Мы уходим, но мы вернемся». Ну, пусть не мы, но наши дети, внуки сюда обязательно вернутся. Я верю, что им судьба!
ГЛАВА 11
Власов закрыл лицо руками и прошептал:
— Лучше бы она выстрелила.
В наступившей после этих слов мертвой тишине было слышно только позвякивание льдинок в бокалах близнецов.
Видимо, на что-то решившись, Власов резко оторвал руки от лица и, обращаясь к Матвею, сказал:
— Ты прав, ты во всем абсолютно прав. За это мне нет ни прощения, ни оправдания. Я даже не могу представить себе, что могло бы послужить мне извинением. Но и ты мне ответь. Почему же, зная, с какой гадиной я связался, ты не пришел и не сказал мне об этом? Наших с тобой отцов из этого самого дома детьми увезли, они одну участь разделили, и каким бы я ни был негодяем, но я же тебе брат. Почему ты не предупредил меня?
— Ну, во-первых, о том, что ты с Катькой связался, я узнал только после того, как твоя дочь погибла. А во-вторых, ответь мне честно, ну, пришел бы я к тебе, рассказал все, что о ней знаю, и кому бы ты поверил? Мне, человеку, которого ты никогда не видел и не знал? Или ей, с которой полгода прожил? — Судя по его тону, Матвей был абсолютно уверен в ответе.
Александр Павлович задумался, а потом откровенно ответил:
— Нет, Павел, тебе не поверил бы. Не смог бы представить себе, что она, такая кроткая, любящая и заботливая, способна быть хладнокровной убийцей. Но, — вскрикнул он, — хоть как-то ты меня мог предупредить?
— А я что сделал? — и Матвей посмотрел в мою сторону.
Власов тоже повернулся ко мне и проникновенно сказал:
— Спасибо тебе, Леночка. За все спасибо, и за то, что отчитала меня, как мальчишку, и за то, что чуть ли не силой в Баратов притащила. — Он снова посмотрел на Матвея и возмущенно спросил: — А если бы ей это не удалось? Что тогда? Ведь я же действительно мог жениться на этой твари, и она стала бы графиней
Репниной и получила бы дядюшкино состояние. Как ты мог так рисковать?
Матвей насмешливо посмотрел на Власова:
— А никакого риска не было. Малыши уже вступили в права наследства, и права на титул за ними признали, и деньги они получили. Они военные, им выехать в Канаду нельзя было, но мои адвокаты все устроили. Так что, прошу любить и жаловать — их сиятельства Александр и Алексей Репнины, — и Матвей шутливо поклонился в их сторону.
— Слава Богу! — совершенно искренне и с большим облегчением выдохнул Власов. — Просто камень с души свалился! — Но тут же опять возмутился: — Но она же этого не знала. И действительно могла сделать так, чтобы я с ней зарегистрировался.
— Да успокойся. Не допустил бы я этого, — небрежно произнес Матвей, и я, представив себе, каким именно образом он бы этого не допустил, почувствовала себя очень неуютно.
До Власова же постепенно дошел весь смысл сказанного, и он страшно перепугался.
— Они, что же, собираются в Канаду уехать? Действительно, — совершенно потерянно сказал он, — что им в России делать? В наше невероятно безумное время?
— Нет, — твердо сказал Матвей. — Никуда они не уедут, потому что времена меняются, а Россия остается.
— Вот и хорошо! Вот и замечательно! — обрадовался Власов, из всего сказанного Матвеем выделив пока только то, что близнецы никуда не уедут. — Значит, у меня есть возможность еще хоть издали посмотреть на внуков, сыновей и…
Он хотел сказать Лидию, но внезапно замолчал и содрогнулся, вспомнив, наверное, о грозившей ей совсем недавно опасности, потому что гневно уставился на Матвея.
— Как ты можешь меня в чем-то упрекать, Павел? Ты, который подверг Лидию такому страшному риску? Зачем, ответь мне, зачем ты впустил в дом эту стерву? Гнать ее надо было! Гнать! Да и меня, старого дурака, вместе с ней! Хорошо, что все обошлось. А если бы она выстрелила? А если бы я стоял чуть дальше и не успел заслонить Лидию? А если бы ты сам в этот момент отвернулся? — Власов страстно обличал Матвея, яростно жестикулируя. — Как ты мог все это допустить? Нет, ты вел себя, как мальчишка. Ты вел себя совершенно безответственно! — он произнес последнее слово по слогам, почти так же, как во время обеда в ресторане сказал это слово сам Матвей.
И Власов требовательно воззрился на Матвея в ожидании ответа. Но пафос минуты был бесповоротно испорчен раздавшимся около стены тихим поскуливанием — близнецы изо всех сил старались сдержать рвущийся наружу смех. Но, поняв, что это им не удастся, вскочили и выбежали в другую комнату, судя по доносившимся оттуда звукам, столовую, и только там дали волю своему хохоту. Видимо, их спросили, чего это они так веселятся, потому что один из них с трудом смог остановиться и ответил:
— Власов объясняет Павлу, что тот вел себя безответственно. Это надо же такое придумать! Павел — и безответственность! — И снова начал хохотать.
Тут в комнату ворвались малыши, которые, судя по белым усикам над верхней губой, только что пили на ночь молоко, а за ними и все остальные. Павлик, я понемногу начала их отличать, подошел к Александру Павловичу и совершенно серьезно сказал:
— Ты у нас еще недавно и не знаешь, как надо себя вести.
Власов присел перед ним на корточки и попросил:
— А ты меня научи, — и пальцем стер молоко с лица малыша.
— Ладно, — великодушно согласился мальчик. — Слушай. — Он набрал полную грудь воздуха и начал: — Когда-то очень давно… — и подумав, что этот незнакомый дед совсем ничего о них не знает, объяснил: — Ну, когда нас еще не было… Дядя Павлик взял на себя ответственность, старательно выговорил он трудное слово, — за всю нашу семью. И если бы не он, то и пап бы не было, и мам бы не было, — помолчал и добавил: — Только бабушка одна, наверное, и была бы. Поэтому он всегда лучше всех все знает и его надо слушаться.
— Это кто же тебе все это сказал? — с тщательно скрываемой улыбкой, прорвавшейся только в голосе, спросил Матвей.
— А бабуля, — с готовностью ответил Павлик.
— И когда же это она успела? — Матвей с интересом взглянул на Лидию Сергеевну, которая смущенной улыбнулась, но, видно, совершенно не раскаивалась в содеянном.
