Тигровый, черный, золотой - Елена Ивановна Михалкова
– Той, которая видела его последней? Помню, да. И что? Какое отношение оно имеет к картинам?
– Непосредственное, – сказал Илюшин. – Слушай, это ведь действительно очень смешно!
– Что именно?
– То, что художники привезли пять картин Ломовцеву, Анаит Давоян удачно купила по случаю старые антикварные рамы, Тарасевич пытался обмануть своего постоянного клиента, а Ясинский был нечист на руку.
– И что в этом смешного?
– Расскажу по дороге, – пообещал Макар и поднялся. – А теперь поехали, Серега. Нам предстоит выколотить из этих паршивцев, где они прячут картины. Хотя я, кажется, догадываюсь!
* * *Анаит бежала до метро, бежала по платформе, и она бежала бы даже в вагоне, если б это могло ускорить его движение. Невыносимо сидеть и ничего не делать!
Ее всегда изумляли люди, бегающие под музыку. У Анаит в любую секунду, когда бы она ни пожелала, в голове начинали греметь боевые тамтамы.
Там! Та-ба-да-ба-дам! Та-ба-да-ба-дам! Та-ба-да-ба-дам!
До пульсации в ушах. До озноба, от которого приподнимаются волоски на руках.
У нее будут картины. Акимов нашел их! Она вернет их Бурмистрову, она явится победительно в его дом и вручит их ему, ничего не требуя взамен, и тогда он раскается и бросит к ее ногам новое предложение о работе!
Она не рухнет, как подстреленная белка-летяга, а опишет плавный круг и приземлится на то же место, откуда ее спихнули. Никто и не заметит!
Анаит не в силах была сидеть. Она вскочила, заняла место напротив выхода.
Когда она в спешке собиралась, в комнату заглянула мать и недовольно сказала, чтобы Анаит это прекратила. «Что – это?» – спросила Анаит, прекрасно знавшая ответ. «Вести себя как полоумная девчонка». Потому что Анаит подпрыгивала, расшвыривала вещи, хлопала дверцей шкафа, принималась распевать, – в общем, вела себя как плохо управляемый подросток, а не почти взрослая женщина двадцати пяти лет. Всю жизнь ее бедная мама пыталась обуздать младшую дочь. «Ты же девочка!» Когда Анаит стала старше, ей пришло в голову, что мать таким образом оберегает ее от отцовского гнева. Когда отец начинал сердиться, он способен был уничтожить Анаит двумя-тремя едкими фразами. Мать повторяла, что Анаит есть с кого брать пример. Сестры всегда ведут себя с достоинством. Особенное достоинство, надо думать, проявляется в том, что у старшей сестры уже двое детей и она постоянно говорит о третьем, который пока «в проекте». Анаит обожала племянников. Но когда она, играя с мальчуганами, ловила на себе мамин взгляд, ей хотелось наорать на обоих и отправить в угол.
Вырвавшись из дома, Анаит помчалась к станции метро, не в силах ждать трамвая.
Медленно, медленно! Как же все медленно!
Как Акимов ухитрился их отыскать?
Где?
Анаит перелистывала в уме страницы комикса. Мирон преследует банду в черном «Мерседесе». Мирон проникает в логово грабителей: подземелье, повсюду вода, из щелей в потолке падает тусклый свет. Мирон с револьвером обезоруживает мерзавцев…
«А можно просто вообразить “Джеймса Бонда” с Мироном в главной роли».
Но она не в силах была приглушить восторг, который вызывала у нее одна мысль об Акимове.
Выйдя из метро, Анаит остановилась. Ей не доводилось бывать в этом районе. Дома она посмотрела схему маршрута, но сейчас не могла сориентироваться. Придется достать телефон…
Рядом посигналили. Анаит обернулась и увидела старый пыльный «Форд». Из-за руля ей махали.
– Ой, привет! – обрадованно сказала Анаит.
– Привет! – сказал человек, которого она знала. – Ты в кафе? Садись, подвезу!
Анаит заколебалась, и он добавил:
– Здесь идти не меньше четверти часа, а в сквере – очередное благоустройство.
Она представила, что на ее пальто останутся брызги грязи, их увидит Мирон Акимов… И благодарно кивнула, забираясь в машину:
– Спасибо!
«Форд» отъехал от обочины. Несколько секунд спустя он исчез за поворотом.
Анаит молчала. Надо бы поддержать светскую болтовню: они знакомы недостаточно, чтобы сидеть в тишине… Но мысленно она уже была рядом с Акимовым. Что он расскажет ей?
Она заметила, что они свернули с главной дороги и едут дворами.
Анаит вопросительно взглянула на водителя.
– Прости, надо было тебя предупредить, – сказал человек за рулем. – Фаина Клюшникова просила за ней заехать. Она плохо ходит, а ей хочется помянуть Ясинского по-человечески, вместе со всеми. Ты поможешь мне вывести ее из мастерской?
– Помогу, конечно.
Ужасно интересно взглянуть на мастерскую Клюшниковой! Анаит видела некоторые ее работы – иллюстрации в основном. Очень неровные. Есть изумительные, есть проходные. Говорят, Клюшникова никого не допускает в святая святых.
– А вы давно ее знаете? – спросила Анаит.
– Что? М-м-м… Нет, познакомились пару лет назад.
Они заехали во двор, где вязы и клены склонялись низко над дорогой. Желтая подсохшая трава была усыпана листьями. Анаит вышла и огляделась.
Тихо, пустынно. На детской площадке спиной к ним сидит с коляской пожилая женщина, уткнувшись в телефон. Голуби воркуют на крыше подъезда.
– Дом нетипичной постройки, да?
– А? Да-да. Пойдем, нам вниз…
Домофон на двери не работал. Ключи позвякивали в руке человека, идущего по лестнице. Анаит спускалась за ним и думала о том, что Фаина Клюшникова, должно быть, двигается не так уж плохо, если приходит сюда каждый день… Впрочем, по состоянию лестницы этого не скажешь. Все какое-то пыльное, словно здесь давно никого…
Ключ повернулся в скважине.
Она поняла, что ее царапнуло. Познакомились пару лет назад? Но постойте! Она определенно помнила, что…
– Помоги открыть!
Анаит шагнула вперед и надавила на дверь, тяжелую, как могильная плита. Та поддалась как будто с неохотой.
Изнутри на нее дохнуло подвальным холодом и сыростью. Темнота, нехороший запах…
«Там же никого нет!»
Она впервые подумала о том, что совсем не знает человека, который стоит у нее за спиной. Ее ошпарило ужасом. Спящий инстинкт самосохранения наконец-то проснулся.
«БЕГИ!»
Анаит сделала шаг назад – и ее шею кольнула игла. По коже потекла тонкая струйка крови.
«Это не игла. Это нож».
– Шагай, – процедил человек, приставивший острие к ее горлу.
– Меня будут искать, – дрожащим голосом сказала Анаит.
Ее толкнули в спину. Она влетела внутрь, ухватилась за стену, чтобы не упасть. Ладонь случайно мазнула по выключателю и с отвратительным дребезжанием зажглась лампочка.
Господи, что это?!
Человек, стоящий за ней, коротко замахнулся и ударил Анаит по скуле. Она вскрикнула и упала, рот заполнился кровью. Ее резко затошнило. Человек склонился над ней, перевернул, будто куклу, и выкрутил руку так, что она начала кричать от боли.
– Тихо!
Он чуть-чуть приотпустил ее. Вытащил что-то из кармана и запихал ей в рот. Грязная мятая тряпка… Теперь Анаит могла только мычать.
Ей связали руки за спиной и оттащили в глубину подвала. Пыль, грязь, запустение… И холсты, холсты, нагромождение картин со всех сторон – частью изъеденных, потрескавшихся… Откуда-то сверху в углу подтекала тонкая струйка воды.
Человек обшарил карманы Анаит и выудил телефон. Она лежала на боку, со связанными за спиной руками и не видела, что он с ним делает. Почему она не поставила пароль?
Почему она согласилась спуститься в подвал?
Почему
