Петр Катериничев - Беглый огонь (Дрон - 3)
Глава 52
И тут я услышал стоны и тот самый дикий безудержный ритм: стереосистема в автомобиле продолжала исправно крутить диск, сотрясая динамиками замкнутое пространство салона. Я приоткрыл дверцу. На заднем сиденье, улетев из этого мира далеко и надолго, две голые девчонки самозабвенно ласкали друг дружку, сливаясь в поцелуях, постанывая, ничего не видя и не ощущая вокруг. Прямо-таки сюжет для полотна новоявленного передвижника Ярошенко: "Всюду жизнь". Третья девчушка, укутавшись в шубку, сидела на корточках на полу и таращилась на меня так, словно узрела во плоти Дракулу; остатки дури еще плескались в ее расширенных зрачках, но происходящее она, похоже, осознавала вполне, оттого и оказалась на полу, чтобы не быть сраженной шальной пулей. Я усмехнулся про себя: в этом ночном побоище все пули были шальными; результат - три трупа. Одна из девиц выгнулась в диком оргазме, вторая, распаленная подругой, заспешила за ней, и обе заорали мартовскими кошками. Ввиду наличествующих трупов зрелище было гнуснее некуда. Девки затихли, ласкаясь, а вскоре отлетели и в полное забытье; я набросил на них шубейки и отправился собирать трофеи. Моя безмятежная крестьянская жизнь закончилась. Когда вернулся, увидел, что дверца приоткрыта и единственная мало-мальски оклемавшаяся подруга несется, спотыкаясь, через снежную целину вниз, к деревне. Выругавшись сквозь зубы, запрыгнул в кабину, мельком оглядел "поле битвы" - чисто. Хлопнул дверцей, повернул ключ, выжал сцепление и уже через минуту нагнал беглянку. В свете фар девушка выглядела словно заколдованная лесная королева из скандинавских сказок: полы шубки распахнулись, открывая загорелое нагое тело, сильное и гибкое; на ногах - красные полусапожки; густые и длинные светло-русые волосы разметались, огромные глаза казались еще больше на искаженном отчаянием лице, а расширенные страхом и наркотиком зрачки делали ее взгляд взглядом лесной колдуньи. Я аккуратно тормознул - тяжелая машина вполне могла заюзовать и размазать девчонку по твердому насту под свежим снежком, - распахнул дверцу: - Залезай! Девушка отчаянно замотала головой, попятилась, запнулась о полу шубы и ахнулась спиной в снег; подобрала шубку, укрыв наготу, и осталась сидеть на снегу загнанным соболем. Я бы и не препятствовал, если бы был уверен, что она самостоятельно и быстро доберется до деревни, но и пьяный человек способен плутать часами в трех соснах, а обколотая девчонка вполне могла заблудиться на снежной целине и замерзнуть насмерть: шубка на голое тело плохая защита от двадцатиградусного мороза. - Залезай, говорю! - гаркнул я. Девчонка продолжала сидеть недвижно. Я потерял терпение, выпрыгнул, наклонился к ней; она попыталась было отбиться ногтями, но две хорошие оплеухи заставили барышню обмякнуть; перехватил ее поперек талии, забросил на сиденье, запрыгнул сам, захлопнул дверцу, заблокировал замки. Взревел стартер, словно почувствовав мое настроение, и машина рванула с места под семьдесят. Девушка сидела скукожившись, как воробушек. - Как тебя зовут? - спросил я. - Что? - Как твое имя? - Таня... - прошептала девушка, подняла на меня полные слез глаза. - Вы... Вы меня... Нас... Убьете? - Да что я, псих? - Но вы же убили этих... - Вот уж нет. Охота была честной. И на ней имел место групповой несчастный случай. Обколотый белобрысый перестрелял товарищей по потехе: одного - из пистолета, другого - из дробовика. Такие дела. - А вы убили Вадима... - Так этого симпатягу херувимчика звали Вадим? - Да. Вы убили его? - Юноша поскользнулся и свернул себе шею, - произнес я настолько равнодушно, что удивился сам себе. Может быть потому, что поскользнулся этот парень уже давно? Ведь когда летишь в бездну, шею свернешь обязательно. Девушка снова взглянула на меня мельком и снова уставилась в темное ветровое стекло, за которым навстречу нам неслась ночь. - Кто вы такой? - спросила она тихо. - Прохожий, - пожал я плечами, подумал и добавил: - Странник. - А куда мы едем, странник? - Понятия не имею. Это вы скажите, куда мы едем. Не мог же я высадить полуголых и полуживых барышень в снег. Так что заказывайте, Татьяна. Доставлю, куда скажете. Если, конечно, не на Капри. - А вот на Капри я бы сейчас поехала. Про себя я вообще молчу. Вспоминаю события нескольких последних месяцев и делаю грустный вывод: до Капри мне сейчас даже дальше, чем до Господа Бога. Глянул в зеркальце на подружек на заднем сиденье: они безмятежно сопят в четыре ноздри, обнявшись; в салоне тепло, шубки соскользнули на пол, и две спящие голенькие нимфетки выглядят ох как соблазнительно!.. Ну а если учесть мое более чем двухмесячное спортивно-трудовое аскетирование... Кое-как перевел дух, уставился в ветровое стекло. Но сдержанный вздох мой не остался незамеченным соседкой справа. Взгляд ее темных глаз расчетливо затуманился, губы полуоткрылись, шубка невзначай распахнулась... Она повернулась ко мне: - Послушайте, странник... Я вижу, вы... - Не отвлекайте водителя во время движения, милая барышня. Помните памятку на дверях кабинки в троллейбусах? А то въедем в кювет, и кувыркаться нам там долго и несчастливо. - Просто... Если вы хотите... Губы девушки словно спеклись разом, опаленные жаром, щеки порозовели, глаза заблестели, дыхание сделалось неровным, выдавая едва сдерживаемое желание. Приятно, конечно, когда тебя жаждут так страстно и непосредственно, но я не стал скоропалительно относить сие исключительно к своим мужским чарам. А нервозность спутницы росла, равно как и моя собственная. Чтобы как-то отвлечься, открыл бардачок. Ага, полный джентльменский набор: два пакетика с зельем, причем в одном - точно героиша почивает, без дураков; пулеметная лента одноразовых шприцев, патронташ импортных презервативов всех фасонов, расцветок и модификаций, какой-то ненашенский пульверизатор, судя по раскраске и картинке, спасающий страждущих от скоротечной импотенции. Красиво жили покойные, здоровьишко берегли, а нервишки наркотой да излишествами нехорошими потрачивали. Вот и потратили на нет. Меня же более всего заинтересовали две непочатые бутылочки: плоская чекушка "Смирновской" и квадратная емкость с "шотландской лошадью". То ли оттого, что давненько не сиживал за рулем, то ли от напряжения момента, захотелось это напряжение снять самым дедовским способом. Но голос разума шептал: за ночь нужно удалиться как можно дальше от супостатного места. А девушка Таня тем временем отогрелась в салоне, скинула напрочь шубку, забросила ногу в красном сапожке на приборную доску... Как там у Пушкина? "И стройной ножкой ножку бьет..." Какой уж тут здравый смысл? Да и всякому терпению бывает предел. И не записывался я никогда в ангелы, архангелы и прочие серафимы! Кое-как направил машину с дороги, проехал в глубь сквозного лесочка, чувствуя, как кровь молоточками колотится в виски... А барышня уже распечатала иноземное каучуковое изделие и скользнула вниз... ...Музыка грохотала стремительно, наши тела сливались в ее безудержном ритме, а девчонка кричала, впивая ногти мне в спину, и только гимнастерка спасала меня от существенных ранений. Ее азарт и страсть были ненасытны и беспредельны; я же, утомленный вынужденной праведностью, отставал от нее ненамного. Редкие периоды расслабленной лени сменялись новым возбуждением и новым подъемом туда, на заоблачный пик экстаза... ...А потом мне казалось, что лечу в бархатном молоке теплого летнего тумана, будто после грозы, и росные луга стелются где-то внизу, и на них пасутся долгогривые кони, и ветер едва шевелит осоку в тихой речной заводи, а на песке стоит девушка и расчесывает частым гребешком влажные пряди волос... А я летел все выше и выше, невесомый и легкий, и теперь меня окружала лишь лазоревая синева неба, пропитанная желтым солнечным теплом... Я вытянул руку, желая ощутить упругость проносящихся воздушных струй, и - проснулся. - Счастливый... - услышал я голос. - Что? - Счастливый, - повторила девушка. - Ты улыбался во сне. Что тебе снилось? - Я летал. - Ну надо же! А ты, случаем, не шировой? - Нет. - Везет. Полетать во сне, и потом - никакого кумара. - Сколько я проспал? - Недолго. - Час? - Нет. Я успела выкурить сигарету. Или две. Девушка куталась в ту же шубку. - Тебе не жарко? - Теперь нет. Знобит. - Эфедрон? Она кивнула. Память заработала, послушно выдавая на "корочку" информацию. Эфедрон. "Наркотик любви". Раскрепощает, снимает моральные запреты и делает горячечную плоть "венцом творения". Применяется богемной молодежью и сочувствующими гражданами при организации группешников и прочих оргий. Дамам дает почувствовать не столько силу своей притягательности, сколько возможность ощутить нескончаемый "кошачий" оргазм, бурный и продолжительный. Втемную популяризируется видными сексуальными газетенками, кои только вскользь говорят о последствиях: привыкание идет дольше, чем к тяжелым, жестким наркотикам, но с той же неотвратимостью; главное последствие, помимо кумара, пожизненная тяжелейшая депрессия, кончающаяся суицидом. Сиречь самоубийством. Такие дела. - Девчонки ширялись тем же? - Они помешали. Эфедрон, кокаин... - Странная смесь. Она пожала плечами: - Кому что нравится. - И шампусиком отполировались? - Самую малость. - И все? - И все. - А героин? - Я не пробовала. Ребята им догонялись. Я правда не пробовала. - А эфедрон часто практикуешь? - Твое какое дело?! Ты еще спроси, часто ли ноги раздвигаю! А что в этой нищей провинции еще делать? Я пожал плечами: - Любить. Таня сникла: - Некого. - Так уж и некого? Хороших парней нет? - Хорошие есть. Только через пять-семь годочков эти "хорошие" превратятся в обрюзгших алконавтов. Так что я уж свой век бабочкой доживу, - Таня усмехнулась, но очень невесело, - если не свернут шею раньше. - Посмотрела на меня: - Можно я выпью? - Конечно. Отработанным движением она отвернула пробку с бутылки виски, покопалась в бардачке, извлекла стаканчик. Налила до краев, выпила залпом, налила второй и так же быстро опустошила. Закурила сигарету и откинулась на сиденье.
