Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
- Отца Полиевкта? - деловито поправил Нунке.
- Выполняйте приказ!
В человеке, который вскоре вошел в кабинет, трудно было узнать Протопопова. Его приземистая фигура стала значительно тоньше, отчего он казался выше. Брови над выпуклым лбом, правда, не без помощи местного косметолога, выгнулись высокой дугой, разрез глаз стал иным. Длинные волосы на затылке и висках вились.
- Звали, господин начальник?
- Объясните ему, что произошло! - приказал Думбрайт начальнику школы.
Нунке подробно рассказал об истерике "Малыша".
- Что это, по-вашему? - спросил босс Протопопова.
- Последствия моего воспитания в прошлом. Обычная истерика покаяния, на том и держится секта пятидесятников. Это как наркотик, без которого, раз к нему привыкнув, уже нельзя обойтись.
- Меня интересуют не причины истерики, а последствия, к которым все это может привести если его страх перед поездкой действительно вызван раскаянием.
- Господин начальник! Устройте мне встречу с "Малышом"! Только не в школе. И чтобы он был немного пьян. Я приведу его к вам смирным ягненком.
- Согласен. Нунке, действуйте!
Тон, которым был отдан этот приказ, да еще в присутствии Протопопова, болезненно резанул слух начальника школы. Но он сдержал готовое вспыхнуть раздражение и молча вышел.
После памятного для обоих разговора о таинственной радиостанции между Думбрайтом и Нунке установились сугубо официальные отношения, которые - и оба это отлично знали! - могли закончиться лишь поражением одного из них. Но служебной субординации все же приходилось придерживаться.
Домантович ждал начальника школы в его кабинете.
- Разработайте план встречи "Малыша" с Протопоповым, ведь вы знакомы с ним еще со времени пребывания в лагере под Мюнхеном. Они когда-то были друзьями...
- Насколько мне помнится, недолго... А последнее время их взаимоотношения вылились в открытый конфликт.
- Возможно, нам это только поможет... Надо, чтобы "Малыш" немного выпил. Но немного. В помощь мы дадим кого-нибудь из штата "оселков". Пожалуй, Мэри. Она полька по происхождению, но вашим языком владеет, правда, разговаривает с акцентом. Вы встретитесь в таверне, где когда-то провели вечер с Нонной. Познакомьте Мэри с "Малышом", дайте ей возможность растрогать его или наоборот - рассердить. Его надо вывести из равновесия. Вот тогда-то и подсядет к вам Протопопов. Когда между ними завяжется беседа, как у вас говорят - "искренняя и задушевная", оставьте их одних. Но будьте рядом. Все.
- Герр Нунке, да ведь вы сами уже разработали весь план! Мне остается лишь проследить за его выполнением.
Нунке самодовольно улыбнулся:
- Тем лучше. Итак, условились: завтра выведите этого увальня развлечься.
Приветливый хозяин таверны сердечно принял двух неожиданных гостей и, как было заранее условлено, провел в знакомый уже Домантовичу уголок, где тот когда-то "гулял" с Нонной. Но ширму не задвинул.
- Сегодня в таверне посторонних нет, а без ширмы - свободнее, - пояснил хозяин. - Что будем пить-кушать?
- Водка у вас есть? Настоящая, не шнапс какойнибудь? - спросил Середа.
- Конечно, есть! На всякий случай припрятал две бутылки "смирновской" из Англии. Лучшая в Европе!
- Гоните сюда!
- Василий! Разрешите называть вас по имени, как окрестила мать! Мы ведь не в лагере и не в школе! Согласны? И еще одно условие: давайте не очень налегать на "лучшую в Европе". Хочется поговорить откровенно, а если переберешь...
- Переберешь? Когда на столе всего две бутылки? Глупости! Бывало, до войны везу лес, дорога - хуже не придумаешь. Холод такой, что хороший хозяин собаку из дома не выгонит. А лес везти надо. Перед дорогой пол-литра опрокинул и пошел... Руки стыть начинают - еще столько же! Ну, до Белых Берегов как доехал, тут уже принимаешь полную норму... А вы... две бутылки! На двоих! Смех!
В разгар ужина, когда одну бутылку уже распили, в зал впорхнула Мэри. Увидав Домантовича, она бросилась к нему, как к родному брату. "Малыш" тоже радостно встретил неожиданную гостью. Чересчур радостно. Он пил и пил за ее здоровье, смешивая оставшуюся водку с пивом, но, казалось, не пьянел. По крайней мере внешне. Лишь по тому, как все настойчивее Середа уговаривал девушку отказаться от имени Мэри, а позволить называть себя Марией, можно было догадаться, что в голове у него туманится.
- Мария... Прислушайтесь, как звучит?.. Так звали мою мать!
Протопопов вошел в таверну, когда "Малыш" уже был на взводе.
Середа сидел спиной к двери и не заметил нового посетителя, а Протопопов тоже не спешил показаться ему на глаза. Усевшись возле столика в противоположном углу, он медленно цедил сквозь зубы плохонькое кислое вино, по временам поглядывая на группу, сидевшую в "кабинете", как громко здесь именовали уголок, который можно было отгородить ширмой.
- Почему этот патлатый так внимательно глядит на вас? - рассмеялась Мэри, кивнув в сторону Протопопова.
- А - бельмо ему на глаза! - выругался Середа и, даже не взглянув, кто сидит сзади, поднялся со стула и задвинул "кабинет" ширмой.
Это уже нарушало план, требовало вмешательства.
Через минуту ширма сдвинулась, и Протопопов, не здороваясь, словно был сильно пьян, шлепнулся на четвертый стул, "случайно" поставленный тут заботливым хозяином.
- Узнаешь, Василий? - спросил Протопопов через стол.
Середа захлопал глазами и с минуту всматривался в такое знакомое и в то же время как будто незнакомое лицо. Домантович заметил, как покрасневшие от выпитой водки щеки "Малыша" стали бледнеть.
Именно в этот момент заиграла радиола.
- Потанцуем, Мэри? - спросил Домантович.
- С радостью! Пусть старые друзья побеседуют наедине.
Они вышли в зал и закружились в ритме все ускоряющегося модного фокстрота.
Домантович мог не прислушиваться к беседе двух старых знакомых. Он знал: под столом, у которого те сидели, вмонтирован американский подслушиватель новой системы, который позволяет Нунке самому слышать весь разговор Середы и Протопопова от слова до слова.
Хозяин таверны, простучав деревяшкой, подошел к радиоле и сел рядом на стул, чтобы сменить пластинку.
Теперь зал наполнился мелодичными звуками медленного блюза.
И вдруг в эту мелодию ворвался истошный крик, потом нечеловеческий вопль.
С удивительной для одноногого быстротой хозяин таверны бросился к ширме, на ходу выхватив из кармана пистолет. Но выстрелить он не успел. Середа выскочил из-за ширмы и, столкнувшись с хозяином, схватил его под мышки, высоко поднял и с криком "сволочь!" швырнул на мраморную стойку с такой силой, что тот не успел даже вскрикнуть.
- Падаль! - ревел взбешенный великан.
У Домантовича оружия не было.
- Протопопов быстро его утихомирит! - заверял Нунке. Как он потом жалел, что допустил такую оплошность!
Увидав расправу над одноногим, Домантович схватил за руку Мэри и бросился к выходу. Они со всех ног помчались к школе. Их гнал от таверны грохот, звон разбитого стекла, дикий рев.
Минут через десять они отскочили на обочину, ослепленные светом фар. Навстречу мчалась машина.
Она остановилась. Из нее выскочил Нунке.
- Все знаем! Слышали! Возвращайтесь в школу, мы его задержим. Скажите...
Конец фразы заглушил страшный взрыв.
Высокий столб пламени поднялся там, где несколько минут назад стояла таверна.
- Быстрее, Нунке! - послышалось из машины. Домантович узнал голос Думбрайта.
Машина рванулась с места.
Теперь было видно, что пылала не только таверна.
Внешне все шло по-прежнему: занятия в боксах, специальных кабинетах или залах, два часа "духовной подготовки", ночью тренировки парашютистов. Как и раньше, точно по расписанию, в котором были указаны часы и минуты, Думбрайт носился по боксам, давал указания, изредка хвалил кого-нибудь, но чаще ругался.
После смерти Протопопова Воронов продолжал занятия с группой "Аминь". Но узнав, что босс окончательно решил послать его вместо покойного в Минск, старик осунулся, утратил свое всегда бодрое настроение.
Дела шли, как и прежде, но во всем чувствовалось напряжение, возникшие в жизни школы какие-то подводные течения. Причину этого знали только Думбрайт, Нунке и, как это ни странно, Вайс.
Его план раскрытия подпольной радиостанции Думбрайт и Нунке одобрили и немедленно принялись осуществлять.
Метод исключения, предложенный Вайсом, заключался в том, что каждому учителю, инструктору, воспитателю различными способами подсовывали "новую секретную, самую достоверную" информацию.
Шульца проверяли трижды. В первый раэ - поручили сопровождать на аэродром какого-то особо засекреченного агента, тот должен был лететь в Мюнхен, оттуда в Москву с важным заданием. Затем вместе со специалистом-инструктором по диверсиям на железных дорогах Шульц разрабатывал план взрыва моста через Днепр в районе Крюкова. Наконец, в третий раз он сопровождал до самой французской границы группу, состоявшую из трех человек. На лицах у них были маски, между собой они почти не разговаривали, только у одного "вырвалась" неосторожная фраза он-де боится поездки в Москву. Спутник, сидевший рядом с "болтуном", так саданул его локтем под ребро, что тот застонал.