Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь
И Юханссон, и верный оруженосец Перссон присутствовали на похоронах.
Кроме вдовы Берга было еще несколько человек — на удивление мало, если вспомнить, какую должность он занимал. Впрочем, заместитель премьер-министра по безопасности сидел в церкви на первом ряду скамей и удивил всех, поскольку был очевидно тронут происходящим. Он даже всхлипнул пару раз и потер глаза огромным носовым платком.
После традиционного поминального кофе Перссон и Юханссон уже собирались разъезжаться по домам, как вдруг к ним подошел госсекретарь и пригласил на ланч в Ульриксдале. Ради Берга и ради него самого, сказал он.
— Мне необходимо хорошо выпить в компании людей, с которыми я могу говорить… Чтобы собраться с силами и попрощаться с Эриком, — объяснил он.
Юханссон и Перссон не возражали. Вспоминая позднее этот ланч, они всегда соглашались, что посидели неплохо.
Через неделю Юханссон встретился с госсекретарем и попросил его об одолжении:
— Я хочу сменить работу.
— Жаль, — сказал госсекретарь на удивление искренне. — А чем бы вы хотели заняться? Выбор за вами.
Наконец-то, подумал он.
Вот так-то, подумал Юханссон.
— Я полицейский, — произнес он вслух, — но последние двадцать лет занимаюсь чем угодно, только не полицейской работой. Прежде чем уйти на пенсию, мне бы хотелось посадить за решетку пару-тройку негодяев, отравляющих жизнь нормальным людям. Я, собственно, ради этого и выбирал профессию, — закончил Юханссон.
В высшей степени благородная точка зрения, отметил госсекретарь, а что касается деталей…
— Высказывайте ваши пожелания, и мы все организуем.
— Спасибо, — поблагодарил Юханссон.
За неделю перед праздником летнего солнцестояния члену комиссии по убийствам Государственного управления по борьбе с преступностью комиссару Эверту Бекстрёму открылись, наконец, жемчужные врата полицейского рая. Благодаря его героическим усилиям одиннадцатилетней давности убийство Челя Йорана Эрикссона наконец-то было раскрыто. В полицейском мире, где следователи обычно работают в коллективе, это было исключение: потрясающий успех был признан заслугой Бекстрёма — и только его. Все эти годы был прав он один: смерть Эрикссона, как выяснилось, оказалась классическим случаем гомосексуального убийства, хотя сам преступник был гомосексуалистом в высшей степени необычным.
Убийство Эрикссона вошло в длинный ряд странных преступлений на гомосексуальной почве, совершенных теперь уже широко известным не только в Швеции, но и за рубежом серийным убийцей, которого называли «Человек из Сетера» — по имени психбольницы в Даларне, где он провел чуть ли не половину жизни.
Вклад Бекстрёма в расследование, помимо всего прочего, был чрезвычайно своевременным. В последнее время, по мере увеличения приписываемых Человеку из Сетера убийств, множилось и количество «критических голосов», как они сами себя называли. Эта пестрая компания состояла из профессиональных очернителей, для которых подозрительность, зависть и недоверие составляли главный источник существования. Человек из Сетера был уже осужден за полдюжины убийств, но признался в совершении еще штук тридцати, так что среди следователей существовало убеждение, что они видят лишь «верхушку айсберга» и что дело полицейской чести довести расследование до конца.
Упомянутые критики утверждали, что все обвинения против Человека из Сетера основаны на его собственных признаниях, что свидетельских показаний и улик для обвинения недостаточно, а его признания к тому же порядком расходятся с фактическим рисунком совершенных им, как он утверждал, убийств. Но Бекстрёму удалось добиться успеха там, где его коллеги топтались уже больше десяти лет. Он заткнул рот критикам и недоброжелателям: наконец-то ему удалось создать необходимые для развития успеха предпосылки.
Еще несколько лет назад, до того как он ушел из полиции в комиссию по убийствам, Бекстрём на основании неутомимых изысканий пришел к выводу, что Человек из Сетера совершил также не менее пяти убийств гомосексуалистов в 1989 году. В этой серии Эрикссон был четвертым. В результате долгих и терпеливых допросов Человека из Сетера Бекстрёму удалось узнать, что тот иногда жил в заброшенной, расположенной крайне уединенно хижине в Даларне. Эту хижину в северной провинции Человек из Сетера называл «святым местом», где он обычно отшельничал, когда его начинали посещать «черные эльфы и потусторонние видения». Как только ему удавалось добиться разрешения покинуть психбольницу — а он получал время от времени такие увольнительные под предлогом «паломничества в собственное „я“», — Человек из Сетера направлялся именно туда.
Бекстрём получил разрешение на обыск хижины, и в «данном строении в наличествующем в нем чулане» он обнаружил улики, однозначно связывающие Человека из Сетера с его очередной жертвой, Челем Йораном Эрикссоном, а именно: чемодан с инициалами убитого, пару махровых полотенец и пластмассовый пакет из магазина такс-фри в аэропорту Каструп, содержащий закупоренную бутылку бананового ликера и чек, свидетельствующий, что упомянутая бутылка приобретена убитым в сентябре 1989 года, за пару месяцев до убийства.
На суде Человек из Сетера показал, что чемодан, полотенца и банановый ликер составляли лишь часть похищенного. Кроме нескольких бутылок спиртного, которые он выпил в одиночестве в своей хижине, ему удалось поживиться видеокассетами, содержавшими «грубую садистскую порнографию гомосексуального характера». Эти порнографические шедевры он прихватил с собой в больницу, где они, к сожалению, исчезли, переходя из рук в руки. «Их зачитали… или засмотрели, если так можно сказать», — плача, объяснил он пропажу вещественных доказательств судьям и набившейся в зал публике.
Юханссон с женой праздновали середину лета в городе. Погода была замечательная, они прекрасно пообедали на Юргордене, потом не торопясь пошли домой в свою квартиру на Волльмар-Укскулльсгатан на Сёдере. Улицы были по-летнему пусты. Не успели они войти в прихожую, Юханссон нащупал знакомую ямку на шее жены, и они оказались в постели, а когда Юханссон уже готовился соскользнуть из приятной дремы в глубокий сон, жена его неожиданно спросила:
— Ты спишь, Ларс Мартин?
Теперь уже нет, подумал Юханссон, неохотно возвращаясь к действительности.
— Я все думаю про этого Вальтина, — сказала она.
— Да, дорогая…
Почему именно сейчас? — с неудовольствием подумал он.
— Его убили на Майорке.
— Я помню. — Остатки сна как ветром сдуло. — Ты имеешь в виду, его пристукнули водяные, когда он купался?
— Я не шучу, — сообщила жена. — Ты меня слушаешь?
— Да.
Как будто у меня есть выбор, подумал он.
— Ты не думаешь, что он мог быть замешан в убийстве Пальме?
Что еще за чертовщина! — подумал Юханссон, сел в постели и зажег лампу.
— Нет, — покачал он головой. — Я так не думаю. С какого рожна Вальтин мог быть замешан в убийстве Пальме?
И в самом деле, подумал он. С какого рожна?
— Не знаю, — пожала плечами жена. — Просто почему-то подумалось.
Потом все было как всегда, и больше они об этом не говорили. Ни о Вальтине, ни об убийстве премьер-министра… Все это было уже в прошлом, принадлежало другому времени и другой жизни и не имело никакого отношения ни к Пие, ни к Ларсу Мартину Юханссону. А говорили они о другом. О том, что происходит сейчас, о том, что важно для них, в их жизни и в их времени.
Примечания
1
23 августа 1973 г. бежавший из тюрьмы Ян Эрих Ульссон ворвался в Шведский кредитный банк и взял в заложники четырех служащих (трех женщин и мужчину). Заложники были освобождены только 28 августа.
2
Группа Баадера-Майнхоф — так называемая Фракция Красной Армии (RAF), террористическая коммунистическая радикальная организация городских партизан, действовавшая в ФРГ и Западном Берлине. Организована в 1968 г. Андреасом Баадером, Гудрун Энсслин, Хорстом Малером и Ульрикой Майнхоф.
3
Так называемый «Социалистический коллектив пациентов» (SPK) был организован в феврале 1970 г. супругами Вольфгангом и Урсулой Губер. Эта группа издавала свой журнал «Patienten-info». Они проповедовали антипсихиатрию — идею о том, что больны не люди, а общество, и потому требовали освобождения узников психиатрических лечебниц.
4
Ревир — занимаемый и охраняемый животным четко отграниченный участок территории.
5
Имеется в виду знаменитая сцена из романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», когда герой окунает печенье в липовый чай, и запах и вкус его пробуждают в нем воспоминания детства.