Викас Сваруп - Шесть подозреваемых
Груди у нее большие, высокие, с острыми коричневыми сосками. Размер, думаю, третий.
— Теперь снимай нижнюю юбку, — приказала я.
Из глаз у девушки брызнули слезы.
— Прошу вас, диди, только не это! — взмолилась она.
Тут до меня дошла вся нелепость происходящего. Наверное, со стороны мы смотрелись точно героини фильма про лесбиянок.
— Ладно, забудь, — сжалилась я. — Не обязательно тебе носить западную одежду.
Рам подхватила сари, блузку и опрометью бросилась к себе, словно жертва, убегающая от насильника. Из комнаты послышались приглушенные рыдания.
Нет никаких сомнений, она девственница и явно впервые разделась перед другим человеком. Одно лишь беспрекословное подчинение мне заставило ее нарушить внутренний запрет.
Что же я сделала, выташив девчонку из сонного рыбацкого поселка в город, мерцающий злобными огнями?
С другой стороны, передо мной открылась непаханая целина — неразбуженный разум, нетронутое тело. Это же tabula rasa,[193] ожидающая любых моих указаний. Так мать вылепливает из дочери свой образ и подобие — правда, на это уходят годы, от десяти до двенадцати лет. Проект «Золушка» — попытка добиться тех же результатов, только за двенадцать месяцев.
Первая стадия завершилась полной катастрофой, но мы еще повоюем. Просто я взялась за дело не с того конца. Прежде чем изменять оболочку, следует поработать над содержанием.
30 августа
Первым делом я стала учить ее основам английского языка. К счастью, Рам Дулари получила кое-какое образование, и мне не пришлось начинать с алфавита. Мы сразу перешли к построению предложений, грамматике и синтаксису.
Она способная ученица, восприимчивая и не лишенная интуиции.
— Кажется, в тебе есть большой потенциал, — похвалила я. — Каждый день будем заниматься по часу. Делай все, что я скажу. А теперь произнеси полное предложение — первое, что придет в голову.
— Я любить учить английский, — запнувшись, проговорила она, и я захлопала в ладоши от восторга.
Думаю, дело сдвинулось с мертвой точки.
14 сентября
«Фильмфан» обвиняет меня в каком-то тщеславии. Послушайте, что написала эта сучка Девьяни, взявшая у меня последнее интервью: «Шабнам помешана на собственной внешности, ослеплена сиянием своей кожи — нежной, словно персик». Ну и что здесь такого? Да, я великолепна; весь мир это признает. А всякие разговоры о важности «внутренней красоты» — сущая чепуха, выдумка замухрышки-журналистки, сочиненная для прикрытия собственной серости. Спросите невзрачную женщину, что у нее творится внутри. Никакому душевному огоньку не под силу согреть прыщавых девчонок, живущих одной надеждой на новый чудодейственный крем.
23 сентября
Сегодня Рам Дулари сама прочитала короткий рассказ на английском. Целых три страницы. Ура!
11 октября
Кассовые сборы моего последнего мультизвездного фильма «Здравствуй, партнер» оставляют желать лучшего. «Трейд гайд» сулит ему скорое забвение. Не скажу, чтобы меня это сильно расстроило. Картина должна была послужить стартовой площадкой для некой Рабии, очередной бездарной дочки прославленных родителей, и к тому же режиссер имел наглость вырезать из окончательной версии целых три сцены с моим участием, так что пусть пеняет на себя.
Зато проект «Золушка» продвигается полным ходом. Рам Дулари заметно преуспела в английском и уже отвечает на телефонные звонки.
Я все более убеждаюсь, что не зря за нее взялась.
25 октября
Сегодня пришел пухлый конверт с пометкой «Чрезвычайно личное». Нацарапанное корявым детским почерком, послание начиналось фразой: «Милая, дорогая Шабнам, наша любовь — настоящее чудо света, вроде как зубастая курица».
Я так смеялась, что выронила письмо, и оно улетело в окошко. Ладно, не выходить же за ним на улицу.
24 ноября
Я знаю: актрисе Болливуда положено изображать глупышку, в особенности если она секс-бомба. Не стоит отпугивать мужчин демонстрацией своего интеллекта. И все-таки вчера, выступая на этом ослином шоу о звездах на канале «КТВ» (и зачем только Рози меня туда послала?), не удержалась и нарушила золотое правило.
Ведущий средних лет, с виду обычная серость, набросился на меня из-за моих выступлений в защиту прав животных.
— Личности вроде вас раздувают подобные кампании ради дешевой рекламы, а сами знать не знают, кого защищают и о чем вообще идет речь, — заявил он и вдруг ни с того ни с сего спросил: — Вы когда-нибудь слышали о Гуантанамо?
— Да, — отвечала я. — Это военная тюрьма где-то в США.
— А вот и нет, залив на юго-восточной оконечности Кубы. Я же говорю: вы, безмозглые болливудские куклы, понятия не имеете о том, что происходит в мире. Вам бы только болтать о моде и новых прическах.
Может, он и нарочно меня провоцировал, но я не вынесла его снисходительного, высокомерного тона и бросилась в ответную атаку.
— Хорошо, мистер, а вы-то в курсе, кому вручили Золотую пальмовую ветвь на последнем кинофестивале в Каннах?
— Э-э… нет, — растерялся мой оппонент, поскольку не ожидал отпора.
— Значит, ведущие на ТВ — тупые самовлюбленные индюки, не смыслящие в искусстве?
— Не путайте божий дар с яичницей! — возмутился он. — Нас оценивают по нашим способностям, а при вашей профессии главное — смазливая внешность.
— В таком случае любая модель из «Плейбоя» могла бы сделать карьеру в кино, — парировала я. — Кинематограф обожествляет не красоту, а талант! — после чего забросала обидчика вопросами о философии Мартина Хайдеггера (ведущий о нем никогда не слышал), поэзии Осипа Мандельштама (и о нем не слышал), романах Бернарда Маламуда[194] (та же история) и фильмах Ким Ки-Дука. К концу допроса несчастный не знал, куда ему провалиться со стыда.
Узнав об этой истории, Рози даже не улыбнулась.
— Ну, теперь держитесь, — предрекла она мрачно. — «Стар-даст» окрестит вас не иначе, как «наша многоуважаемая Доктор Шабнам».
Получается, одни и те же слова означают высший знак отличия в академических кругах и нестерпимое оскорбление в мире гламура. Какая несправедливость, верно?
15 декабря
Сегодня выступаю в Лакхнау — в городе, где провела три самых счастливых года своей жизни. Мы прибыли с музыкальной труппой Анну Малика, чтобы дать благотворительное представление в пользу фонда, работающего с беспризорными детьми.
Шесть лет назад, когда я впервые, только что из Азамгарха, приехала в столицу штата, этот город казался мне лучшим на свете. Меня очаровали великолепные книжные лавки, замечательные рынки, роскошные сады, но прежде всего — дух элегантности и культуры, адаб и техзиб. Этот была чудесная перемена после грубого, провинциального Азамгарха. Декадентская прелесть Лакхнау оставила в моем воображении совершенно особую, неизгладимую отметину.
Конечно, теперь я смотрю на него сквозь призму своих путешествий по миру, который видела на добрую половину. По сравнению с Мумбаи Лакхнау выглядит сонной провинцией, везде нищета и запустение, суматоха и беспорядочность затрапезной Индии. Но в моем сердце ему всегда будет принадлежать особое место. Однажды этот город изменил мою жизнь. Если Азамгарх можно назвать кладбищем амбиций, то Лакхнау сделался для меня колыбелью хрустальных грез. Здесь я училась верить в себя, стремиться к вершинам, летать…
Зал школы исполнительских искусств «Натья-Кала-Мандир» был набит зрителями. Когда ведущий представил меня как дитя Уттар-Прадеша и произведение Лакхнау, толпа вокруг разразилась оглушительным ревом, похожим на гул военной канонады. Какая-то девушка намертво вцепилась в мою руку; другая лишилась чувств, оказавшись рядом со мной. Точь-в-точь как в тот памятный вечер, когда я в этом же зале впервые увидела актрису и танцовщицу Мадхури Диксит и остолбенела при виде столь неземной красоты; правда, теперь я сама заняла ее место и привлекала к себе все взоры.
Зал просто ломился от желающих посмотреть мой танец, однако я никак не могла ни расслабиться, ни сосредоточиться. Во время выступления я обшаривала глазами первые ряды, ища знакомые лица. Напрягала уши, пытаясь расслышать родной голос. В конце концов, между Азамгархом и Лакхнау — каких-нибудь двести двадцать километров, и я вопреки рассудку надеялась на чудо: вдруг бабу-джи[195] или мама, или, может быть, Сапна узнали о моем выступлении, приехали повидаться… Но в людском океане так и не промелькнуло ни одного лица из прошлого. Одни лишь похотливые ухмылки да блестящие сладострастием взгляды, какие встречают меня от Агры до Амстердама.
Что же, я думаю, долг уплачен. Никогда больше не вернусь в этот город.
