Филлис Джеймс - Убийство в теологическом колледже
– Кто-нибудь в Святом Ансельме об этом знает? – спросила Кейт.
Грегори посмотрел на нее, как будто видел в первый раз, и осудил то, что заметил.
– Никто. Очевидно, придется сказать священникам, и, очевидно, меня обвинят в том, что я так долго держал Рафаэля в неведении. Ну и их тоже, конечно. Человеческая природа, что тут сказать. Такое им, вероятно, будет сложнее простить. Я больше не могу жить в этом доме. Я ведь согласился здесь работать, чтобы узнать сына, а так как колледж обречен и его закроют, теперь это уже не имеет никакого значения. И все же хотелось бы завершить этот эпизод более приятно и в удобный для меня момент.
– А к чему такая секретность? – поинтересовалась Кейт. – Даже персонал в хосписе ничего не знал. Зачем нужен брак, о котором никому нельзя рассказать?
– Я думал, что разъяснил ситуацию. Нужно было поставить в известность Рафаэля, но только когда я сочту, что момент подходящий. Как я мог предвидеть, что при мне начнется расследование убийства, а полиция станет рыться в моей личной жизни? Момент все еще неподходящий, но я полагаю, что вы испытаете удовлетворение, рассказав ему все.
– Нет, – сказал Дэлглиш. – Это ваше дело, а не полиции.
Мужчины посмотрели друг на друга, а потом Грегори проговорил:
– Похоже, у вас есть право получить объяснение или хотя бы нечто похожее. Вы лучше других должны понимать, что наши мотивы редко бывают просты и никогда так непорочны, как кажется. Мы познакомились в Оксфорде, где я был ее руководителем. Она была такой привлекательной восемнадцатилетней девчонкой, что дух захватывало, и когда дала понять, что хочет отношений, устоять я не смог. Полное фиаско. Так унизительно. Я не понял, что она просто не разобралась в собственной сексуальности и умышленно использовала меня в качестве подопытного кролика. Что ж, она сделала неудачный выбор. Спору нет, я мог бы быть более нежным и оригинальным, но никогда не расценивал секс как упражнение в акробатическом мастерстве. Я был слишком молод и, вероятно, слишком самодоволен, чтобы воспринять сей провал философски, а провал был эффектным. Знаете, смириться можно со многим, но не с искренним отвращением. Боюсь, я повел себя не как джентльмен.
Клара не говорила мне, что беременна, пока не стало слишком поздно делать аборт. Думаю, пыталась убедить себя, что все это происходит не с ней. Здравым умом она не отличалась. От матери Рафаэлю досталась внешность, а не ум. Вопрос о браке даже не стоял: сама мысль о такого рода обязательствах ужасала меня всю жизнь, а она чрезвычайно ясно продемонстрировала мне свою ненависть. Про роды она мне ничего не сказала, хотя позже прислала письмо, сообщив, что на свет появился мальчик, которого она оставила в колледже Святого Ансельма. После этого она укатила за границу вместе с какой-то женщиной, и мы не виделись.
Я с ней контакт не поддерживал, а вот она, должно быть, считала, что обязана знать, где я живу. В начале апреля 1998 года она написала, что умирает, и попросила приехать к ней в хоспис «Эшкомб-хаус», что неподалеку от Нориджа. И попросила на ней жениться. Объяснила, что хочет сделать это ради сына. А еще, мне кажется, она обрела веру. Такая уж была у Арбетнотов склонность – обретать веру, – и, как правило, в самое неподходящее для семьи время.
– Так к чему все-таки секретность? – снова поинтересовалась Кейт.
– На этом настояла Клара. Я подготовил все необходимое и заехал в хоспис, отпросив ее покататься на машине. Сиделка, которая за ней ухаживала, была в курсе и стала главной свидетельницей. Я помню, что возникла какая-то проблема со вторым свидетелем, но тут нам согласилась помочь одна женщина, которая приехала в хоспис на собеседование. Священник был братом по несчастью, которого Клара встретила в хос-писе и который время от времени приезжал, чтобы получить «временный уход», так вроде это называется. Храм Святой Оситы в Клэмпстоук-Лейси был его церковью. Он получил для нас разрешение архиепископа, поэтому необходимость в объявлении о предстоящем бракосочетании отпала. Мы произнесли все предписанные слова, а потом я отвез Клару обратно в хоспис. Она захотела, чтобы я хранил свидетельство о браке, и оно все еще у меня. Спустя три дня она скончалась. Женщина, которая за ней ухаживала, написала, что она умерла, не испытывая боли, и что благодаря браку обрела мир и спокойствие. Я рад, что это принесло пользу хотя бы одному из нас, так как для меня этот шаг абсолютно ничего не изменил. Она попросила меня осторожно сообщить все Рафаэлю, когда я посчитаю, что настал подходящий момент.
– И вы ждали двенадцать лет, – сказала Кейт. – Вы вообще собирались ему рассказывать?
– Не уверен. Уж точно я не собирался обременять себя сыном-подростком, а его – отцом. Я для него ничего не сделал, не растил, не воспитывал. И что: объявиться вот так, вдруг, словно намереваясь понаблюдать и подумать, стоит ли признавать такого сына? Это низко.
– А разве не это, в сущности, вы и проделали? – спросил Дэлглиш.
– Признаюсь, виноват. Мне стало любопытно; а может, все дело в генах. Может, это они меня настойчиво подстрекали. Отцовство, в конце концов, – наш единственный шанс на бессмертие, пусть и за чужой счет. Я осторожно навел справки, конечно, не от своего имени, и узнал, что после окончания университета он уезжал на два года за границу, потом вернулся и заявил о намерении стать священником. И так как теологию не изучал, ему пришлось взять трехгодичный курс. Шесть лет назад я приехал сюда в качестве гостя всего на неделю. А позже узнал, что есть вакансия для преподавателя древнегреческого на неполный рабочий день, и прислал резюме.
– Вы же понимаете, что колледж Святого Ансельма почти точно закроют. Смерть Рональда Тривза и убийство архидьякона Крэмптона лишь приблизили этот шаг. Вы вообще осознаете, что у вас есть мотив для убийства Крэмптона? И у вас, и у Рафаэля. Ваше бракосочетание произошло после того, как в 1976 году вступил в силу закон о легитимации, который узаконил вашего сына. Согласно статье второй данного закона, если родители незаконнорожденного ребенка вступают в брак и отец постоянно проживает на территории Англии или Уэльса, этот человек признается законнорожденным с даты заключения брака. Я проверил точную формулировку завещания мисс Агнес Арбетнот. Если колледж закрывают, все изначально переданное имущество следует разделить между потомками ее отца, не важно, по мужской или женской линии, при условии, что они являются действующими членами англиканской церкви и узаконены английским правом. Рафаэль Арбетнот – единственный наследник. И вы хотите мне сказать, что не знали об этом?
Впервые показалось, что с Грегори слетает маска ироничной беспристрастности, за которой он так тщательно следил.
– Не знает мальчик, – безапелляционно заявил он. – Я понимаю, теперь у вас есть подходящий мотив, чтобы сделать меня главным подозреваемым. Но даже ваше мастерство не поможет изобрести мотив для Рафаэля.
Помимо корысти, существовали и другие мотивы, но Дэлглиш об этом упоминать не стал.
– Что он не знает про наследство, нам известно только с ваших слов, – сказала Кейт.
Грегори встал и теперь возвышался над Кейт.
– Тогда пошлите за ним, я ему все скажу. Здесь и сейчас.
– Вы поступаете мудро или проявляете любезность? – вклинился Дэлглиш.
– А мне, черт возьми, все равно! Но я не позволю обвинить Рафаэля в убийстве. Пошлите за ним, и я все ему сам расскажу. Но сначала приму душ. Не собираюсь признаваться в отцовстве, воняя потом.
Он исчез в основной части здания, и они услышали звуки шагов по лестнице.
– Сходи к Нобби Кларку, – произнес Дэлглиш, – и скажи, что нам понадобится сумка для вещдоков. Мне нужен этот тренировочный костюм. А Рафаэля попроси подойти сюда через пять минут.
– Сэр, это действительно необходимо? – не удержалась Кейт.
– Да, необходимо. Для него самого. Грегори абсолютно прав: единственный способ убедить нас в том, что Рафаэль Арбетнот находился в неведении, – поприсутствовать здесь, когда ему расскажут про отца.
Вскоре Кейт уже вернулась с сумкой. Грегори еще мылся.
– Я нашла Рафаэля, – сказала Кейт. – Он будет через пять минут.
Они ждали молча. Дэлглиш обвел взглядом эту рационально обустроенную комнату и через открытую дверь разглядел кабинет: компьютер на столе, развернутый монитором к стенке, несколько серых шкафов для документов, книжные полки с переплетенными в кожу и педантично выстроенными в ряд томами. Ничего ненужного, никаких украшательств и показухи. Это была святая святых человека с сугубо интеллектуальными интересами, который любит жить в комфорте, в порядке. Усмехнувшись про себя, Дэлглиш подумал, что скоро здесь все будет вверх дном.
Они услышали, как отворилась входная дверь и через комнату в пристройку прошел Рафаэль. Через пару секунд за ним вошел и Грегори, теперь облаченный в брюки и темно-синюю свежевыглаженную рубашку, но еще со взъерошенными волосами.
