Данил Корецкий - Шпионы и все остальные
Тони тяжело вздохнул.
А чего вздыхать? Тогда, в «Жокее», эта стремная парочка представилась как цирковые импресарио — Джон и Луиза… а может, Джордж и Хельга, или как-то еще. Если честно, Бруно плохо запоминал иностранные имена. Не суть. Джон заявил, что хочет пригласить Бруно работать на лучших площадках США и Канады с гарантированным годовым доходом в миллион долларов, а то и больше. Неплохо, да? Так почему надо откладывать заработки на завтра?
…Без десяти восемь. Он в гриме и парике, с радужной полоской на лбу, в белых туфлях на толстенной платформе. Он изображает кого-то из рок-звезд.
Актеры «Нано-театра» собрались в одной из гримерок. Тони быстро проговаривает что-то на английском, остальные подхватывают; это похоже на речевку или заклинание. Два карлика, одетых в костюмы Элвиса Пресли и Мерилин Монро, вносят стеклянный столик с аккуратно раскатанными дорожками кокаина. Это главный секрет и главная фишка театра — здесь играют только обдолбанные актеры…
Кто-то сунул ему в руки специальную трубочку для занюхивания из никелированного железа. Человек-огурец скалит зеленые зубы: давай, брат, не робей! Бруно Аллегро никогда не робеет. Он вспомнил, что не нюхал уже несколько месяцев. Может, полгода.
Белый порошок стремительно влетел в него, закружился, вопя и хохоча, как мальчик на горке в аквапарке.
Следующее утро он встретит в свободной стране свободным человеком…
Замигала лампочка над дверью. Звонок. Пора!
Карлики весело ломанулись на сцену. Бруно ломанулся вместе со всеми, чуть не упал. Очень неудобные туфли, будто на ходулях ходишь…
А на сцене почему-то стоял Мухомор — в костюме, вместо галстука шелковая борода до самого пупа. Говорил речь. Бруно тряхнул головой: не понял, это на самом деле или уже мульты пошли.
— …Неудивительно, что этот прогрессивный, единственный в своем роде театр приехал именно в нашу страну! Единственную в мире страну, где нужды и заботы маленького народа являются нуждами и заботами государства! Добро пожаловать!
Карлики с гиканьем и воплями выскочили на сцену, Мухомор еле успел скатиться по ступенькам в зал. И началось…
С этого самого момента (ровно в двадцать ноль-ноль) у Бруно, по-видимому, поехала крыша. События и время закрутились в спираль, что-то смешалось, что-то забылось, что-то, по-видимому, просто приснилось.
Грохочущая музыка. Маленькие фигурки прыгают по сцене, перемигиваются разноцветные прожектора, очень жарко, пот ручьями, внутри бурлит кокаин. Театр Тони Хука дает представление «Старые хиты в нанообработке!» Маленький Элвис Пресли рыдает в микрофон, Луи Армстронг мучает игрушечную трубу, Леди Гага ростом с пуделя ползает по сцене, звеня стеклянными рогами. Завывания и визг.
Бруно старается не отставать от других: у него электрогитара со стразами, пальцы в перстнях, зеркальные очки. На обращенных внутрь сцены видеомониторах ползут английские буквы — это слова песен, которые им нужно петь. Бруно ничего не понимает, он орет что-то свое, как буйвол в раскаленной саванне. Чем громче орет, тем сильнее закипает кровь, будто кто-то вталкивает туда дозу за дозой.
А вот включили дым и лазеры. Музыка стала отрывистой, тревожной. Ого, что-то сейчас произойдет! Бруно посмотрел в зрительный зал: вместо людей на креслах стояли пустые бутылки из-под водки и пива, маленькие баночки из-под рольмопсов, пузатые трехлитровые банки. Какая-то выставка стеклотары… Но при чем здесь человек-огурец, его оскаленные зубы? А-а, он просит Бруно не делать этого. Не надо, брат! Но уже поздно — и вот одна из маленьких бутылочек, в которых, кажется, сдают мочу в поликлинике, разбивается вдребезги! Дзынь! Осколки, осколки!
Бежать в одной туфле очень неудобно, каждый шаг — это будто забираешься левой ногой на высокую ступеньку, а потом спрыгиваешь с нее. Но почему он в одной туфле?
Стеклотара исчезла, зрители вернулись на свои места. На месте разбитой бутылочки для сбора мочи оказался раскачивающийся взад-вперед Мухомор, он зажал лицо руками, на руках кровь, длинная борода тоже в крови…
Но кругом дым и лазеры, так что никто не видел, кто разбил ему рожу. Может, потом, завтра, когда будут убирать зал, уборщица найдет белую туфлю на высоченном каблуке. Только Бруно к тому моменту будет в далекой свободной стране!
…Он открыл глаза и обнаружил, что уже там. Он стоит в аэропорту. Глаза слипаются после бессонной ночи. Грим потек, его подправляли в туалете в самолете. Аэропорт незнакомый. Все надписи на английском. Человек в темной форменной одежде спрашивает о чем-то. Бруно отвечает — тоже на английском. Нет, это вместо него говорит Тони. Но человек в форме благосклонно кивает. Все хорошо, можно идти. Здравствуй, Америка! Ура!
Лос-Анджелес. Пальмы. Рестораны на Сансет-Стрип. Прохладный песок Малибу. Ослепительная ночь над Голливудскими холмами, звезды выстраиваются в буквы: «Здравствуй, б…дь, Америка!»
Его встречают двое в строгих костюмах, один говорит по-русски. Его долго расспрашивают. Про политическую карьеру, про его замечательные законодательные проекты, про выборы, про фальсификации… Короче, про всякую хню… Он им и отвечает соответственно. Они удивленно переглядываются.
Один тихо говорит что-то другому. Но Бруно распознает несколько знакомых слов.
— Это кто обезьяна?! Ты сам обезьяна! Да я тебя…
Бруно Аллегро показал бы им, кто тут обезьяна, но они ловко закрутили ему руки за спину и пригрозили, что посадят в самолет и отправят обратно. Так что он не стал больше бузить. И правильно сделал: назад его все-таки не отправили.
Зато объяснили, что и как надо говорить. Ладно, хрен с вами. Бруно честно зубрил по бумажке, как тогда, во времена ПМЛ. Но голова варила плохо. Мозг нырял в туман и выныривал из него, чистый до скрипа и ничего не помнящий.
— Мне бы лекарство для памяти…
— «Кремлевские таблетки»? Нет, мы о таком даже не слышали.
— Что это за страна такая, мать вашу?
— Не нравится — поедешь обратно.
— Почему не нравится? Просто «кремлевские таблетки» иметь надо. Вы бы позвонили кому надо в Кремль…
Они опять многозначительно переглядываются.
О'кей. Ладно. Приехали в телестудию. Он все рассказал как есть — про то, как его любил народ, как хотел ввести «Закон о Всеобщем Благополучии», а эти с Мухомором во главе приняли свой б…дский «Гормональный закон» и прокатили его, Бруно Аллегро, тогда уже без пяти минут президента России, а Поляк с Краюхой партийную кассу увели с какими-то дагестанцами… Те, в телестудии, ржали, чуть не лопнули, он так и не понял, из-за чего.
Потом его пригласили еще в одну передачу, и на этом все заглохло. Двое в костюмах переглядывались, кому-то звонили, потом сказали ему, что политической фигуры из него не получится, поэтому пусть поживет у своего друга, который привез его в Америку, и готовится проявить свои гениальные цирковые способности. Дальше все покрылось туманом.
И вот уже в лицо тычутся большие теплые губы. Неужели красавица, вся накачанная силиконом? Нет, лошадь… Бр-р… Он на ранчо у Тома. Печет калифорнийское солнце. Он — пряничный человечек, которого забыли достать из духовки. Дайте воды, кто-нибудь! Он лежит на полу в амбаре и не может встать. Сколько дней или месяцев прошло? Не знает. Водка и кокаин — вот его пространство и время. Водка утром и вечером, водка продается везде, а за порошком надо ехать в Санта-Круз, на побережье.
Где мой миллион долларов?
Разбитая машина на обочине, горячий колючий песок, ссадины на руках и лице… Хм. Полицейский участок. Черная рубашка шерифа. Черное лицо Тони — вытягивается, хмурится. Да з…бали! Я все отдам, когда получу свой миллион долларов!
…Они представились как цирковые импресарио. Джон и Луиза… а может, Джордж и Хельга. Не суть. Они никакие не цирковые импресарио. Они — сволочи. Они остались в Москве, а Бруно здесь приходится расхлебывать за ними. Тони Хук впервые слышит, чтобы ему кто-то обещал миллионный контракт. Это разводка. Это вообще нереально. Цирковые здесь и десятой части этого не зарабатывают, и это лучшие из лучших!
Бруно в гробу их видел, этих лучших из лучших.
— Я — человек-ядро, понятно?!
— Ты — человек-никто, — припечатал шериф. — Сейчас увяжем по рукам-ногам, закатаем в коробку и отправим на родину багажом…
Ни фига. Снова появились двое в костюмах и отвезли к Тони. Тони уже не говорит ему «брат», вообще не разговаривает. Даже по телефону. Если бы эти двое не подбросили ему несколько новеньких хрустящих бумажек, было бы совсем плохо.
Но вот появился местный импресарио. Не такой фуфловый, как те, а настоящий. Толстый, в костюме, с сигарой и огромным перстнем на пальце, сразу видно — крутой перец! Предлагает, правда, не миллионы, а сотни тысяч. Только за его предложение и миллионов не захочешь!
