Королевская тайна - Эндрю Тэйлор

Старуха бормотала себе под нос молитвы и проклятия, переходя от одного к другому и обратно. Толстяк держался за плечо и стонал. Когда мы усаживали его за стол, ирландец ненадолго потерял сознание, а когда очнулся, его вырвало от боли. Белое, как у покойника, лицо блестело от пота. Я даже едва не пожалел бедолагу.

Страдания Коннолли доставляла не только рука, но и вид сидевшей напротив матери, привязанной к стулу, точно коза к забору. Даже несмотря на свои мучения, он не забыл спросить, как она себя чувствует и не причинили ли мы ей вреда.

– Коннолли, – произнес я. – У тебя большие неприятности.

Его глаза блеснули гневом, однако ирландец сдержался.

– Сжальтесь, сэр, отпустите мою мать, пусть она сходит за лекарем, чтобы он перевязал мне руку. И дайте мне что-нибудь от боли.

– Пока еще рано.

– Ах ты, английский дьявол! – завопила старуха, барабаня кулаками по столу. – Чтоб ты в преисподней на углях плясал!

– Тихо, женщина! – прорычал Сэм.

Я повысил голос, чтобы перекричать весь этот гвалт, и для убедительности стукнул тростью об пол.

– Коннолли, в прошлый раз мы с тобой разговаривали в Скотленд-Ярде. Если хочешь заглушить боль, придется тебе отвечать более правдиво, чем тогда. А коли будешь отмалчиваться, мы тебе второе плечо сломаем и посмотрим, как ты запоешь.

Голова Коннолли поникла. Открыв шкаф, я достал оловянную кружку, вынул пробку из глиняной фляги, понюхал содержимое и узнал то самое крепкое спиртное, с помощью которого спасаются от сырости в Нидерландах.

– Выкладывай все как есть, и останешься на свободе, – пообещал я. – В противном же случае… – выдержав паузу, я взглянул на старуху, – твоя мать увидит сына на виселице. – Я наполнил кружку до половины. – Где ван Рибик, или Вульф, или как вы там его называете?

– Не знаю. – Коннолли устремил на меня взгляд, исполненный мольбы. – Клянусь.

– Когда ты в последний раз его видел?

– На прошлой неделе, сэр. Здесь. С тех пор он как в воду канул.

Я подошел к нему с кружкой. Ирландец схватил ее и стал жадно пить. Он закашлялся и поперхнулся, но бо́льшая часть спиртного все-таки попала в горло. Взглянув на мать, Коннолли вполголоса произнес что-то на их наречии. Старуха начала было отвечать, но я перебил ее:

– Говорить только по-английски. Это обоих касается.

Держась здоровой рукой за пострадавшую, Коннолли издал низкий стон.

– Я спрашивал, когда он ушел. Мама говорит, в субботу.

– Неделю тут прожил, – прибавила старуха. – Или, может, дней десять. Не знаю, куда он подался…

– И я не знаю, – подхватил Коннолли. – Вот вам крест. Но в последний раз… – Ирландец замолчал, схватил кружку и выпил ее содержимое до дна. – Ради бога, сэр, дайте еще.

Я отодвинул от него пустую кружку, стараясь не подходить близко, чтобы не мешать Сэму целиться. Даже раненый и стреноженный, Коннолли опасный противник, и недооценивать его не следует. Наполнив кружку примерно на дюйм, я поставил ее на стол так, чтобы ирландец не мог до нее дотянуться.

– Ты что-то говорил о «последнем разе», – напомнил я.

– Примерно месяц назад… Он в другом месте прятался, потому что ордер на его арест выдали. Но он у нас только переночевал…

– Всего одну ночь, – выразительно кивая, подтвердила госпожа Коннолли.

– Собирался отсиживаться здесь, но потом отчего-то передумал. С утра куда-то ушел, а когда вернулся, заявил, что поедет в Кент. Спрашивал про дороги до Кентербери и просил взять для него напрокат хорошую лошадь. Я вас умоляю, господин Марвуд, дайте мне кружку.

Все сошлось. Отдельные фрагменты головоломки сложились в единую картину. От Кентербери до Дувра всего несколько миль. В пятницу вечером, убив Стивена, ван Рибик покинул Остин-Фрайерс и отправился прямиком сюда. В субботу утром голландец подкараулил Джейн Эш в Ковент-Гарден и уговорил служанку показать ему расписание маршрута Кэтрин. Затем ван Рибик вернулся сюда и тут же стал готовиться к поездке в Кент. Он явно намеревался пуститься за Кэт вдогонку.

– Смилуйтесь, господин хороший, – взмолилась старуха. – Дайте сыну выпить, он ведь ответил.

Я подтолкнул кружку к ирландцу и застыл на месте, наблюдая, как он пьет. Показываться на людях ван Рибику опасно, и все же он решил ехать за Кэт. Но зачем? Неужели его обуяла такая страсть? Нет, ван Рибик не из тех, у кого похоть заглушает голос рассудка, особенно когда на карту поставлена жизнь.

– А господину Фэншоу известно, зачем ван Рибик поехал в Кент?

– Фэншоу ничего не знает, – явно перебарывая себя, ответил Коннолли. – Он всего лишь болтливый дурак. Ван Рибик говорит, его легко облапошить, но больше пользы от старика ни на грош.

– Ван Рибик, случайно, не упоминал какую-нибудь женщину? – спросил я, дотянувшись до кружки кончиками пальцев.

– Говорил, что встретил кого-то, и это знакомство может ему пригодиться. Понятия не имею, о ком речь, сэр. Ван Рибик мне лишнего не рассказывал. Его секретов я не знаю. Я и видел-то его только здесь и в «Синем кусте».

– Когда ван Рибик впервые тут появился?

– Где – в нашем доме или в Лондоне?

– И там, и там.

– В Лондон он прибыл в январе. Старик Фэншоу привел его ко мне в игорный дом и сказал, что его другу нужно где-то остановиться. – Ирландец говорил отрывисто, с трудом. «Как бы Коннолли снова не лишился чувств», – невольно подумал я. – Я выделил ему комнату, а через пару недель ван Рибик попросил найти для него еще одно жилье.

– Вам наверняка эта просьба показалась странной, – заметил я.

Коннолли хотел было пожать плечами, но от одной лишь попытки взвыл от боли. Когда к нему снова вернулся дар речи, ирландец ответил:

– Если у джентльмена есть чем заплатить, то все остальное не моего ума дело.

– Предыдущий жилец съехал в конце января, – сообщила старуха, внезапно обретя дар красноречия. – И сынок привел мне нового. Он у меня очень хороший мальчик.

– И где ван Рибик теперь? – спросил я.

– Может, в Нидерланды вернулся. – Она бросила на меня хитрый взгляд. – Уж дозвольте сходить за лекарем, господин. Надо же сыну руку перевязать. Я знаю одного надежного человека, который лишнего болтать не станет.

– Нет, – отрезал я.

– Еще… – простонал Коннолли.

Я взял кружку, но снова наполнять ее не стал. Не хватало только, чтобы мой собеседник напился, тогда внятных ответов от него не дождешься. Однако нельзя допустить и того, чтобы боль стала непереносимой и он опять потерял сознание.

– Кто убил Джонсона?

Ирландец облизнул пересохшие губы. Он не сводил