Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич

Невероятные стечения обстоятельств сыпались на приятелей, как из рога изобилия. Это было то состояние, когда дикое упорство, помноженное на веру, давало результат. Здесь не было везения. Работала машина, запущенная многие годы назад, отлаженная тогда и почти разрушенная сегодня. От времени вылетали узлы и детали, скрипели подшипники, были перебои с питанием и смазкой, но машина, несмотря ни на что, крутила свои колесики…

— Значится, так, — начал Пушкарный, интригуя Олега. — Не далее как надысь в город-герой Минск отбыл мой сотрудник. Ну, не буду останавливаться на его задачах, это мы опускаем, скажу одно. Ему, помимо прочего, было поручено выяснить некоторые обстоятельства… Допустим — не попер ли кто из известного НАМ особоохраняемого объекта некоторые изделия, имеющие некий радиоактивный фон.

Пушкарного буквально распирало, он искренне гордился собой: такая удача приходит редко, ее надо не только уметь подать, надо и самому не спеша распробовать этот невероятно приторный вкус везухи.

— Ты имеешь в виду мытищинскую находку?

— Ну вроде того. Не буду же я на каждом перекрестке трепать, что у нас боеголовки по погребам вместе с квашеной капустой прячут. Белорусские товарищи засмеют. Не перебивай. Короче, он там встретился с кем надо, пошукал, почитал дела, к которым его допустили — все-таки из России, нонче это почти что из ЦРУ. Товарищ, как понимаешь, ответственный, а потому роет глубоко, и вот результат. Вникай, — Пушкарный развалился в кресле, открыл блокнот. — Итак, около полугода назад, при инвентаризации некоего объекта… тебе это не надо… была обнаружена недостача двух контейнеров с оружейными материалами. Местные товарищи — между прочим, в Белоруссии КГБ, сечешь? — естественно, взяли в разработку лиц из числа персонала, так или иначе способных на что-то подобное. Работать там не разучились: одна с нами школа, а потому и агентуру внедрили, технику применили, ряд сложных мероприятий провернули, и вот…

— Говори по существу. — Олег стал раздражаться.

— И вот что получается, — не обращая внимания на ремарку, продолжил Пушкарный. — Короче. Если идти от простого к сложному, а попросту от хищения, то ими была вскрыта довольно приличная сеть, созданная в криминальной среде Белоруссии, Чечни, России, Казахстана. Специализация в духе времени — кражи и реализации радиоактивных материалов, в том числе оружейных. Правда, пока это было на уровне планов, но… Кстати, твои контейнеры были пока единственными похищенными оттуда. Однако дело не в этом….

— Откуда ты знаешь, что речь идет именно об этих контейнерах?

— Изотопный анализ, маркировка и кое-что еще… Это же элементарно, Ватсон! Но вот в чем проблема. Тот умный человек, который бросил в криминальную среду радиоактивное семя и, таким образом, эту среду в определенном смысле оплодотворил, тем самым создал некий камуфлет. Дело в том, что ряд группировок, заглотив наживку, пытались приватизировать эту сферу. Более того, между ними разгорелась настоящая война. Но в связи с тем, что все это были лишь проекты, они попросту стали делить шкуру неубитого медведя — искать подходы, определять исполнителей, методы хищения и пути доставки. Тем не менее факт остается фактом — контейнеры оказались в Москве. Денег, по мнению организаторов преступления, они стоили ого-го! Более того, часть суммы, и немалая, была уже заплачена. Но вот незадача, один из «приватизаторов» по имени… Ну?

— Ваха?

— Точно. Прикупил у неизвестного типа пистолет Макарова, который спрятал… Где?

— В гараже в Мытищах?

— Умница! Дальше — как в сказке. Черной-черной ночью в черном-черном городе случилось черное-черное дело. Черные-черные…

— …люди ворвались в черный-черный гараж и…

— Логично. Итак, сделка лопнула, не успев начаться. А дальше началась наша головная боль. Как ты понимаешь, мучая собственные извилины насчет того, откуда эти материалы, и наводя панику ревизиями и проверками в России, мы за скобками оставили бывшие республики СССР. Естественно, не успели связаться с Белоруссией. А наши коллеги в это время по своим материалам вышли на преступную сеть и самостоятельно начали ее рубить. Преступники же, видя крушение лазоревых надежд и не зная, что все под колпаком, попытались найти причинно-следственные связи и пошли по ложному пути. Мытищинская находка стала роковой. Опасаясь, что человек по имени Ваха, проваливший дело на корню, попадется в ваши чистые и длинные, но волосатые руки и начнет говорить… Конец первой серии. Интересно? О-о! — Пушкарный перевернул страницу. — Но с учетом того, что в Белоруссии по сравнению с Россией отмороженных меньше, близость Чернобыля сказывается и на сознании. Нелегально с легальных позиций в такой атмосфере многого не сделаешь, однако… Каналы начинают искать в России.

— Организаторы белорусские?

— Люди мира! Они сегодня по всему свету свои щупальца разбросали… Короче, ты своему Кошелкину…

— Котелкину.

— …скажи, чтобы чемодан собирал в Минск. И за услуги мои не забудь с него слупить.

— Вторая серия будет?

— Вторая? Вторая за тобой!

Медовый месяц не получился. Дела фирмы завертели-закрутили и Мицкевича, и его супругу. Отдохнув в санатории Верховного Совета всего неделю, они вернулись на службу.

Происшествие, связанное с Мюнхеном, все дальше отходило на второй план. Екатерина пришла в себя и если вспоминала происшедшее, то больше иронически. Она больше не вздрагивала по ночам, не пугалась телефонных звонков. Весенние дни в санатории они провели, как и положено молодоженам. Голова Мицкевича кружилась от счастья, жизнь казалась безоблачной и вечной. В санатории народа было мало, а потому никто им не досаждал, не мешал наслаждаться друг другом.

Возвращаясь в Москву, Василий Васильевич и Катя однозначно постановили, что их семейные отношения не повлияют на отношения служебные. Новые времена диктовали и новые подходы, а потому служебная соподчиненность супругов не должна была никого волновать. Екатерина определила для себя и заявила мужу, что она не будет иметь решающего голоса ни при каких обстоятельствах. Мицкевич, полагаясь на деликатный характер супруги, считал, что «один ум хорошо, а два, тем более вооруженные женской логикой, — лучше втройне».

Посвежевшая Екатерина произвела на фирме фурор. Цвет лица, сияние глаз и сногсшибательная одежда делали ее неузнаваемой.

В конторе все шло своим чередом, и только в приемной сидела молоденькая девчушка, взятая по протекции одного ответственного товарища. Ловкая и умелая, она была на «ты» с компьютером, знала в совершенстве два языка, и это обстоятельство особенно радовало Екатерину Васильевну: первой леди было не с руки заниматься протокольными переводами и прочими техническими мелочами. Зато Анюта, как звали секретаршу, эту работу выполняла охотно, вполне логично полагая, что язык надо совершенствовать в активной языковой среде.

Анюта быстро вошла в курс дела. Она умело решала свои не очень сложные задачи и даже помогала другим.

Правда, иногда Екатерина обращала внимание, что детский наивный взгляд временами становится не по-детски жестким и пронзительным.

Олег Иванович Сокирко был не так прост, как кому-то казалось на первый взгляд. Несмотря на пролетарское прозвище «Кувалда», он обладал весьма живым умом, изумительной интуицией и, как это ни странно, был чувствителен и сентиментален. Олег Иванович уже и не помнил, кто первый и в связи с чем назвал его «Кувалдой». Крепкая кость, мощные мышцы и такие же крепкие нервы — вот, наверное, то, что было замечено этим «крестным отцом». Долгие годы кличка импонировала Сокирко, она как нельзя лучше характеризовала его мужские качества: силу, упорство, какую-то особую стать, так уважаемую в любой, в том числе и криминальной среде. Однако скудный рацион лагерной баланды не проходит даром. Возраст также неумолимо накладывает отпечаток на человеческий организм и на упомянутую стать тоже.