Виктор Меньшов - Белая кобра
Дядя Вова повернул голову в ту сторону, и ему стало так же плохо, как Ирине. К горлу подкатила тошнота, ему стало дурно.
Ирина с удивлением глянула на побелевшего как полотно дядю Вову, который остановился с остекленевшим взглядом, глядя за её спину.
Ирина обернулась и увидела медленно идущего к ним по аллее в сопровождении четверых здоровенных парней в кожанках, Корнея. Она оглянулась в другую сторону, оттуда уже подходили ещё трое парней, здоровых, как шкафы.
Дядя Вова выпустил из рук спортивную сумку, которую ему передала Ирина, и стоял, растерянно оглядываясь на приближавшихся парней и Корнея. Его прикрытие мгновенно испарилось. Они знали Корнея, и противопоставить ему им было нечего. Это был другой калибр.
Ирина, на которую появление Корнея произвело обратное действие, пришла в себя, быстро сориентировалась, дерзко улыбнулась навстречу хмурому Корнею, и бросилась бегом к машине, в которой её ждала все предусмотревшая мудрая Галя.
Бежала Ирина легко, пригнувшись, как и говорила ей Галя. За спиной она слышала топот братвы Корнея, но Галя не стреляла. Ира подумала, что она боится попасть в нее, или в прохожих. Она махнула рукой, чтобы Галя выезжала из ряда, и открыла дверцу, и бросилась через дорогу.
"Жигули", в которых сидела Галя, неожиданно рванулись, как только Ирина стала перебегать перед ними, чтобы зайти с другой стороны. Если бы Ирина не занималась в свое время спортивной гимнастикой и не умела мгновенно оценивать обстановку и принимать решения, к тому же в совершенстве владела собственным телом, она бы была сбита машиной. Но в последний момент она успела буквально выскочить из-под колес, упала на асфальт, вскочила, собираясь бежать дальше, но перед ней стоял уже молча здоровенный верзила.
Корней подошел к дяде Вове и прошипел ему в лицо:
— Ты знаешь, что делают с крысятниками? Ты у своих воруешь. За это и ответишь. За сколько купил товар?
— За пятнадцать штук, — побелевшими губами прошелестел дядя Вова.
— Все ясно, — криво улыбнулся Корней. — Я же кидал клич, что у меня увели товар, предупреждал, что если будут дешево продавать большие партии, стукнуть мне. Где деньги и товар?
— Деньги у телки, — упавшим голосом шептал дядя Вася. — А товар вот, в сумке.
Он оглянулся на скамейку, возле которой выронил сумку из рук, и его буквально затрясло: Сумки возле скамейки не было.
— Ты куда дел товар?! — заорал на дядю Васю, не обращая внимания на прохожих, Корней. — Заберите его в машину.
Один из верзил Корнея взял дядю Васю под руку и повел его по аллее. Корней, и следом за ним ещё один бугай, подошли к Ирине.
— Ну, что, стерва, допрыгалась? — спросил сквозь зубы Корней, едва сдерживая ярость.
Ирина в ответ молчала, потрясенная не столько тем, что оказалась в лапах бандитов, сколько предательством Галины.
— Что молчишь, кукла?! — потянулся к ней рукой Корней.
— Только дотронься, сволочь, — сверкнула глазами Ирина. — Я тебе ногтями всю рожу поганую твою располосую. Только тронь, мерзавец. Я сейчас закричу на всю улицу.
— Можешь орать на всю Москву, — криво усмехнулся Корней, но руку все же убрал, и слегка отодвинулся. — Сразу уроем. А вот я посмотрю на тебя, как ты завизжишь, когда мы тебя привезем на хату, да пустим по кругу. Где товар и деньги, быстро колись, кукла!
— Пошел бы ты, — устало ответила Ира. — Если бы и знала, не сказала бы. Могу только одно сказать: там, где тебя нет, и не будет.
— Так значит? — прищурился Корней.
— Значит, так, — подтвердила Ирина.
— Подгоняй машину, — скомандовал Корней подручному, который тут же тяжело затопал к цирку, делая знаки стоявшему там «Жигуленку».
Ирина неожиданно сделала попытку побежать, но её тут же перехватил один из стоявших рядом бугаев.
— Побегать решила, коза?! — разозлился Корней, замахиваясь.
Ирина зажмурилась, услышав сзади подъезжающую машину. Внутренне она сжалась в комок. Она понимала, что если её посадят в эту машину, то для неё это будет обозначать только одно — конец…
Глава тридцать шестая
Я прыгнул с подоконника вперед и вверх, с большим трудом ухватился пальцами за край стены. Боль буквально разорвала меня на части. Я не стал сдерживаться, громко заорал, но усилием воли все же подтянулся, помогли навыки в скалолазании, и перебросил свое тело через эту стену. Я зажмурился, ожидая полета вниз с высоты двухэтажного дома, но к своему удивлению и счастью, упал я на что-то мягкое. Это оказались целые горы каких-то обрезков материи, лоскутков, ветоши, пустых картонных катушек из-под пряжи. Все это мягко приняло меня в свои объятия. Так что мое приземление прошло удачно.
Пока я переваливался через стену, за спиной я услышал взрыв. Это было совсем непонятно, не настолько же обезумел майор, чтобы подрывать сам себя гранатой от огорчения. Впрочем, размышлять над происхождением этого взрыва, у меня не было времени. В любой момент мне на голову могли посыпаться молодчики Юлдашева, нужно было поскорее сматываться. Я съехал по этой самой горе вниз и огляделся. Мне было крайне любопытно, что это за выход из тупика. Возможно, вспомнив, как я размышлял о будущем, стоя у окна и глядя в эту стену, я ожидал увидеть за ней какую-то подсказку судьбы на мое будущее.
Меня ждало обидное разочарование. Если кирпичная стена символизировала для меня тупик, безысходность, то открывшееся за ней поражало хаосом и первобытной дремучестью. Во первых, конечно же, апоплексическая гора этих самых лоскутов и прочего мусора, возвышающаяся на уровне двухэтажного дома, по которой я съехал вниз, как с горки. Во вторых, все, что творилось во дворе. Он был буквально забит пустыми бочками, железными и деревянными, по всей земле огромным сплошным ковром лежало битое стекло, которое угрожающе хрустело под ногами и грозило прорвать подошвы и хищно вгрызться в ноги.
А когда я пробрался, лавируя в лабиринте мимо всех этих бочек, оказалось, что далее стоят сложенные высоченными штабелями ящики. Было очень похоже, что какой-то гигант-безумец складывал из них фантасмагорические фигуры, которые держались вопреки всем законам физики, или ещё чего-то там, поражая даже не своей высотой, а тем, что они стоят и не падают, потому что самые маленькие стояли внизу, а самые большие были поставлены на самый верх. Как дежалась и не рассыпалась вся эта жуткая громоздкая конструкция, уму непостижимо.
Пробираться между этими гигантскими фанерными скалами, нависающими над головой, было жутко и боязно, потому что малейшее неосторожное движение грозило вызвать страшный обвал, деревянную лавину этих миллионов пустых ящиков.
Я шел между ними, вобрав голову в плечи, не зная даже, есть ли какой-то выход из этого жуткого лабиринта, и если есть, то куда он меня выведет. Я все время с опаской поглядывал наверх, ужасаясь тому, что, счастливо избежав бандитских пуль, могу погибнуть под лавиной деревянных ящиков. Еще больше я боялся только того, что забреду в тупик между этих бесконечных улиц среди скал из ящиков.
Интересно, если хотя бы одна скала из этих ящиков обрушится, по принципу домино увлекая за собой остальные, смогут ли когда-нибудь откопать из-под обломков мои останки? Или же на этот двор не заглянут ещё несколько столетий, а я так и сгнию тут не погребенный, под горой переломанных ящиков? Может, это и есть приготовленная для меня кара господняя? Что может оказаться страшнее, чем быть похороненным не на кладбище, а на вонючем дворе под кучей ящиков и сгнить вперемешку с трупами сдохших бездомных собак и кошек, которые приходят сюда умирать?
Передернувшись, живо представив себе эту картину, я вздохнул, поглубже втянул голову в плечи, и с удвоенной осторожностью пошел через этот лабиринт.
Вышел я к какому-то грязному, заброшенному зданию с осыпавшейся штукатуркой на стенах, как я понял, бывшей фабрички, или мастерских, которые и захламили так этот двор, превратив его в гигантскую свалку производственных отходов, по каким-то причинам годами не вывозя со двора мусор.
Двери в здание были открыты настежь, и в них гулял ветер. Куда я мог выйти через это здание, я не знал, да не очень и задумывался, выбора у меня не было, и я решительно пошел по длинному, казавшемуся бесконечным, коридору.
Шел я долго. Подгнившие половицы плясали у меня под ногами, как пьяные матросы, прогибались и скрипели. Коридор был почему-то наклонный, сли и не бесконечный, то ужасно длинный, и по его сторонам не было ни одной двери, словно шел я не по коридору, а по туннелю, замаскированному под коридор. Я шел по нему так долго, что даже устал идти. Тут я и увидел приоткрытую слегка дверь с правой стороны. На всем протяжении коридора дверь эта была единственной на моем пути.
Я обрадовался этой двери, как случайно встреченному на пустынной ночной улице старому знакомому. Ни на секунду не задумываясь вошел и оказался в старом кабинете. Все было покрыто лохматой пылью, кабинетик был маленький, из мебели в нем стояли только стол и стул, на который я и сел, обмахнув пыль с сидения.
