Антон Леонтьев - Печать тернового венца
– Что? Вы хотите знать, имеются ли образцы средневековых тканей «в елочку»? – переспрашивал старикан. – Вы – не первая, кто такое ищет!
Оказалось, что несколько лет назад подобный вопрос задавал старикану Николас Эдвардс, однако тот не мог ничем порадовать профессора: в Британском музее имелись ткани, выполненные узором «в елочку», но они были из других эпох.
Вот почему, сделала для себя вывод Элька, Эдвардс «мотался по всему миру» – он не смог отыскать нужные ему экземпляры в Британском музее, где работал.
Когда наконец наступил день возвращения профессора на родину, Элька, позвонив в Кембридж, услышала заунывный голос секретарши, которая, подобно заезженной пластинке, выдала уже знакомое:
– Профессора нет, он сейчас в зарубежной командировке. Позвоните дня через три или лучше через неделю!
Терпение Эльки лопнуло, и она отправилась в сопровождении Луиджи в университетский город. Сев в поезд на вокзале Кингс-Кросс, они провели в пути час сорок пять минут, и Элька в который раз убедилась, что на ее немецкой родине курсируют гораздо более удобные и современные, чем британские, поезда. Да и билеты стоят дешевле!
Элька направилась в бюро профессора Эдвардса, где получила стандартный ответ – он отсутствует. Когда Элька вышла на свежий воздух, к ней подбежал Луиджи и сказал:
– Я переговорил с несколькими студентами, точнее, студентками...
Комиссарша нахмурилась. Молодой человек продолжил:
– И они сказали, что у профессора и вчера, и на прошлой, и на позапрошлой неделе были лекции. Он никуда не уезжал!
Обследовав стоянку для автомобилей близ здания института, Элька и Луиджи наткнулись на место, обозначенное табличкой: «Prof. N. Edwards only». И там же стоял новехонький темно-синий «Бентли» с номерами, которые совпадали с указанными на табличке. Ударив по шине ногой, Элька заявила:
– Этот врун водит нас за нос! Он и сейчас находится в институте, однако не хочет нас принимать.
И она ринулась в приемную, где попыталась прорваться в кабинет профессора. Секретарша стойко держала оборону, но Элька, подхватив ее, как статую, передвинула визжащую даму с порога в угол.
– Я вызову охрану! – стенала секретарша. – И полицию!
Встречаться с английской полицией Эльке очень не хотелось, но она тем не менее рванула дверь и оказалась в кабинете. Секретарша не обманывала – профессора там не было.
– Где он? – спросила, выходя из кабинета, Элька.
Секретарша все кричала:
– Я уже вызвала охрану! Вас арестуют за попытку убийства! И за терроризм!
– Скажи еще, за попытку изнасилования, – хмыкнула Элька и вышла вон.
Вызов охраны, видимо, был выдумкой секретарши, потому что никаких спешащих секьюрити Элька не увидела. Это лишний раз убедило Шрепп в мысли, что профессор не собирается обострять ситуацию, ведь полиция или охрана потребуют объяснений, а профессору явно не хочется привлекать внимание к той неблаговидной роли, которую он сыграл во время изъятия образцов плащаницы.
Так как автомобиль профессора все еще находился на стоянке, Элька и Луиджи заняли неподалеку позицию. Их расчет оправдался – около восьми вечера из здания института вышел невысокий лысый субъект с рыжей бородой, державший в руке большой портфель. Элька видела изображение профессора Николаса Эдвардса на странице института в Интернете и сразу же узнала его.
Профессор оглянулся и, не обнаружив опасности, направился к стоянке, насвистывая «Желтую подводную лодку». Элька и Луиджи, пригнувшись за зеленой оградой, вели наблюдение за объектом.
Когда профессор приблизился к «Бентли» (и откуда только у него деньги на такую машину, наверняка не с зарплаты!), комиссарша, перемахнув через подстриженные кустики, подбежала к Эдвардсу. Схватив его за рукав серого пиджака, она рявкнула:
– Профессор, мне надо с вами поговорить!
Реакция ученого была мгновенной. Обернувшись, он нанес Эльке удар в живот портфелем, оказавшимся на редкость тяжелым. Пока комиссарша корчилась на асфальте, а к ней спешил встревоженный Луиджи, Эдвардс прыгнул в автомобиль, резво развернулся на пустой стоянке и унесся прочь.
– Элька, с тобой все в порядке? – участливо спросил Луиджи, опускаясь около Шрепп на колени. Комиссарша, кряхтя, наконец поднялась, выпрямилась и покачала головой:
– Какой прыткий ученый! И пугливый! Но ему от нас не уйти.
На визитной карточке, что дал Эльке Каррингтон, значился и домашний адрес профессора. Туда наши сыщики и отправились. Эдвардс проживал в уютном трехэтажном особняке, выстроенном в стиле королевы Анны. Калитка, расположенная меж высоких кустов можжевельника, была заперта.
– А недурно обустроился профессор, – присвистнул Луиджи, разглядывая дом.
Элька усмехнулась:
– Он получает немало, а кроме того, у него имеется иной, гораздо более денежный, источник доходов, нежели университетская должность. Не исключаю, что Ватикан платит ему ежемесячную ренту за молчание и оказанную помощь. Вот на что тратится грош святого Петра!
Луиджи потянулся к кнопке электрического звонка, но Элька одернула молодого человека:
– И что это принесет? Эдвардс не откроет, он ведь знает, что мы за ним охотимся. Вдруг все-таки вызовет полицию...
Они обошли высокую изгородь из кустарников и хвойных деревьев, за которой скрывался особняк профессора. Элька вздохнула:
– Ничего не поделаешь, придется, как и в случае с Брамсом, незаконным способом проникать на территорию чужого владения.
– Но если нас задержат, – боязливо произнес младший комиссар Рацци, – тогда проблем не оберешься.
– Ты же видел, что у Эдвардса была возможность подключить полицию, но он предпочел смолчать, потому что он боится, – ответила Шрепп. – Как ты думаешь, он собак держит?
Когда стемнело, Элька перемахнула через вечнозеленую изгородь. Луиджи, звеня цепочками на шее, последовал за ней – и приземлился на клумбу. Они перебежками направились к дому, в котором светились три окна на верхнем этаже. Луиджи угораздило наступить на хвост кошке, которая немедленно завыла дурным голосом.
Стеклянные двери террасы были заперты, окна закрыты. Элька прибегла к хорошо зарекомендовавшему себя способу – вышибла локтем стекло, а через образовавшееся отверстие открыла дверь.
Шрепп и Рацци ступили в темную гостиную.
– Это же противозаконно, – прошептал молодой полицейский. – Если нас поймают...
– А подменять образцы тканей и обманывать весь мир – не противозаконно? – парировала Элька.
Они поднялись по лестнице (первой шла Элька) на третий этаж. Ступени были обтянуты материей, которая заглушала шаги. Комиссарша услышала голос профессора, разговаривавшего с кем-то по телефону:
– Да, да, непременно... Да, она с детьми у мамочки в Корнуолле, я их туда отправил, когда поступил первый звонок от этой немецкой идиотки.
– По-моему, он вас имеет в виду, – хихикнул Луиджи.
Элька дала себе зарок, что не спустит профессору выражения «немецкая идиотка».
Пройдя по коридору, комиссарша через неплотно притворенную дверь увидела профессора Эдвардса, расхаживавшего по комнате. Он вытаскивал вещи из шкафа, укладывал их в большой клетчатый чемодан, лежавший на кровати, и одновременно говорил по радиотелефону, который зажал между ухом и плечом.
– Да, я же сказал, что в Ватикане не нужно беспокоиться. Вы лучше разберитесь со своим пальцем. Ты понимаешь, что я имею в виду...
– «Перст Божий»! – выдохнул Луиджи, наваливаясь на Эльку, притаившуюся около двери.
Комиссарша двинула молодому человеку локтем под ребра, Луиджи приглушенно вскрикнул. Николас Эдвардс торопливо обернулся, и Элька едва успела отпрянуть от двери.
– Завершаем разговор, все обсудим в деталях, когда я прибуду в Рим. Ты запомнил? У меня ночной рейс. До скорого!
Раздался писк, и Элька поняла, что профессор нажал кнопку отбоя. Комиссарша Шрепп влетела в комнату и бросилась на профессора. Тот, не ожидавший нападения в собственном доме, растерялся, из его рук выпала стопка цветастого белья. Одной рукой Элька схватила профессора за шею, а другой завела запястье Эдвардса за спину. Профессор взвыл:
– Сумасшедшая, отпусти меня! Тебя за это до конца жизни упекут в тюрьму!
Вспомнив, что профессор назвал ее «немецкой идиоткой», комиссарша сдавила его руку, и ученый застонал:
– Фашистка! Нацистка! Сволочь тевтонская!
Элька знала, что подавляющее большинство жителей Альбиона, вне зависимости от возраста, социального положения и уровня образования, уверены, что за последние шестьдесят лет, прошедшие с момента окончания Второй мировой, в Германии со времен Гитлера ровным счетом ничего не изменилось. То, что Германия давно и до неузнаваемости изменилась и является демократической страной, английские журналисты предпочитают не замечать, старательно поддерживая глупые мифы, тиражируя расхожие клише и пичкая обывателей однотипными антинемецкими побасенками. Создавалось впечатление, что Англия по-джентльменски предпочитает закрывать глаза на свое собственное glory old times[14] беспощадное порабощение колоний, развязывание ради наживы короны и дельцов из Сити множества войн, подавление освободительных движений в Индии, Афганистане и Северной Ирландии, а также на совершенно некритичное отношение к роли Empire[15] при дележе мирового пирога, начиная с открытия Колумбом Нового Света.
