Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток

— Золотая моя, — усмехнулась Бэлла Львовна, — мне семьдесят шесть лет. Я еще недостаточно стара для того, чтобы впадать в маразм. Но в то же время достаточно немолода, чтобы кое-что понимать в жизни. Ты давно разлюбила Вадима, это видно невооруженным глазом.

— Вам видно? — глупо спросила Наташа.

— Конечно. Со стороны просматривается просто прекрасно. Я еще удивляюсь, как сам Вадим этого до сих пор не понял.

— Он хороший муж и хороший отец, — продолжала упорствовать Наташа. — Я не имею права его не любить.

— Деточка, — понизив голос, сказала соседка, — слово «любовь» и слово «право» не могут лежать в одной плоскости. Эти слова из совершенно разных опер.

— А как же стабильность семьи? Все общества и все государства за это борятся, а вы меня уговариваете бросить мужа. Бэллочка Львовна, да вы ли это?

— Я, золотая моя, я. Теперь сядь и послушай старуху. И дай слово, что не станешь вскакивать, махать руками и кричать на меня.

— То есть сидеть молча, — уточнила Наташа с улыбкой.

— Нет, почему же, можешь задавать вопросы или подавать уточняющие реплики, только, пожалуйста, без сильных эмоций. Так вот, Наташенька, что я хочу тебе сказать. Семья — замечательная вещь, а хорошая семья — это просто прекрасно. Когда семья создается, она стоит очень близко от понятия «любовь». Практически вплотную. Но это изначально разные вещи, понимаешь? Принципиально разные, как цветок и железнодорожный состав или как симфоническая музыка и плавающая в море рыбка. Разные вещи существуют по разным законам, они по-разному возникают, по-разному развиваются и по-разному умирают. Они идут разными путями. Просто в какой-то момент их дороги пересеклись, и двое любящих друг друга людей создают семью. Образ понятен?

— Да, вполне, — кивнула Наташа, все еще не понимая, куда клонит соседка.

— Идем дальше. Семья начинает жить и развиваться по своим законам, любовь же идет собственной дорогой. Иногда, если сильно повезет, эти дороги совпадают на протяжении всей жизни. Но это не правило, а исключение, и ты должна это понимать.

— Я понимаю.

— Очень хорошо. Когда дороги расположены на близком расстоянии, человек может идти одновременно по обеим, как по параллельным доскам. Но если эти дороги расходятся слишком далеко, приходится делать выбор. Либо сохранять семью, наплевав на любовь, либо выбирать любовь, разрушая семью. Это не катастрофа, это нормальное положение вещей. И тогда человек останавливается и начинает прикидывать, какую дорогу ему выбрать, потому что идти по обеим он уже не может, длины ног не хватает.

Наташа так явственно представила себе человека, идущего под двум расходящимся доскам, что невольно прыснула. Зрелище и вправду было уморительным. Сначала воображаемый мужчина подтягивал брюки, чтобы не тянули, потом пытался идти на полусогнутых ногах, потом прибегнул к помощи палки, опираясь на которую делал крохотные трудные шажочки то одной ногой, то другой, потом доставал до далеко разошедшихся досок только носками ботинок. И в конце концов упал. Лицом в грязь, между проклятыми досками. Да еще и руку подвернул.

— Смеешься? Это хорошо, — невозмутимо продолжала Бэлла Львовна. — Значит, образ получился ярким. Для того чтобы выбрать, по какой доске идти дальше, необходимо понять две вещи. Первое: какого качества эта доска, достаточно ли она прочная и длинная, чтобы выдержать тебя. Второе: куда она приведет? Что находится в том месте, где она закончится? Я не знаю, что у тебя происходит по части любви, хотя явственно вижу, что кое-что происходит. Но твою семейную доску я могу оценить. Она закончится очень скоро. Пойми меня правильно, твоя мама очень стара, да и мне не так уж много осталось. Мальчики уже совсем большие, ты сама в этом сегодня убедилась, да и растили их мы с тобой так, чтобы приучить к самостоятельности и независимости. Еще три-четыре года — и они уйдут из семьи. Что останется? Останутся двое не любящих друг друга людей, ты и Вадим. Доска, как видишь, короткая, а там, где она заканчивается, ничего особо радостного не видно.

— Почему вы считаете, что Вадим меня не любит?

— Я ничего не считаю, золотая моя, я вижу. Я вижу это так же отчетливо, как то, что ты не любишь его.

— Вы ошибаетесь, Бэлла Львовна, — горячо возразила Наташа. — Да, не стану кривить душой, я уже не испытываю к Вадиму таких чувств, как раньше. Но он любит меня, и он так много вложил в нашу семью, так много сделал для нас… Я не имею права расставаться с ним, если он сам этого не захочет.

— Ну вот, ты опять за свое! У вас обоих взгляд зашоренный. Ты вбила себе в голову, что он тебя любит, и поэтому не можешь от него уйти. А он считает, что ты его любишь, и не может тебя бросить с двумя детьми, двумя старухами, сестрой и племянницей. Он выполняет свой долг мужа и отца. Честно выполняет. Но чего ему это стоит, ты задумалась? У него высшее образование плюс диплом налогового работника. Он вполне может сам себя прокормить, занимаясь уважаемой и квалифицированной работой. А он вместо этого торчит за прилавком и угождает покупателям, потому что считает себя обязанным создать тебе и сыновьям приличные жилищные условия, а для этого нужно во что бы то ни стало отселить Люсю с дочерью. Вы оба обманываете сами себя и друг друга. Не честнее ли будет отпустить его? Снять с него весь груз ответственности за твое многочисленное семейство? И я, и твоя мама, и твоя сестра с племянницей — мы все чужие для него, мы его раздражаем, а он гробит свою жизнь на то, чтобы решить наши проблемы. Во имя чего? Во имя детей, которые, как выяснилось сегодня, в нем мало нуждаются? Во имя любви, которой, можешь мне поверить, давно уже нет? Я хочу тебе сказать, золотая моя, что, если ты порядочный человек, ты просто обязана предложить ему развестись. Прямо сейчас, не дожидаясь, пока он купит квартиру для Люси. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Не понимаю, — ответила Наташа, глядя в пол, хотя прекрасно все понимала. Если дождаться, пока Вадим заработает денег на Люсину квартиру, и потом уйти от него, это будет уж совсем по-свински. Получится, будто она его использовала, а потом выбросила, как старую рваную тряпку. Но куда же она может уйти? Никуда, ее дом здесь. Значит, уходить придется Вадиму. Опять же — куда? Он здесь прописан, никакого другого жилья у него нет. А денег на новую квартиру, даже на самую маленькую, он пока не собрал. Разменять коммуналку? Не выйдет. Им нужна будет квартира для Люси, квартира для самого Вадима, квартира для Иры, квартира для Бэллочки — четыре однокомнатные. И вдобавок отдельная квартира для Наташи с матерью и двумя почти взрослыми сыновьями — как минимум трехкомнатная. Столько квартир из их четырехкомнатной коммуналки, хотя и в центре, все равно не выйдет.

— И чего же ты не понимаешь? — с поистине ангельским терпением спросила Бэлла Львовна.

— Где Вадим будет жить? Куда ему уходить, если мы разведемся?

— Он купит себе квартиру.

— Но у него пока нет денег…

— А вот здесь, золотая моя, мы подходим к самому главному, — перебила ее соседка. — И я очень тебя прошу выслушать меня спокойно и не говорить «нет». Сколько нужно еще денег, чтобы купить однокомнатную квартиру в приличном районе, не внутри Садового кольца, конечно, но и не на выселках, не за Кольцевой дорогой?

— Тысяч восемь долларов. Это как минимум. Двадцать тысяч у нас уже есть, еще два-три года назад за эти деньги можно было даже «двушку» купить, правда, плохонькую, но теперь квартиры подорожали… Меньше чем за тридцать тысяч ничего пристойного не найдешь.

— Я дам недостающие деньги. Отпусти Вадима, дай ему вздохнуть спокойно. Ему сорок два года, он еще успеет создать новую семью, где жена не окажется всенародно известной личностью, обремененной огромным количеством родни. Он еще сможет стать настоящим главой своего семейства. Ты же не глупая девочка, Наташенька, ты отлично понимаешь, что корень зла не столько в остывших чувствах, сколько в вашем неравенстве. В этом никто не виноват, просто так случилось. Ты когда-то была редактором на телевидении с зарплатой в сто десять рублей, а по твоим сценариям никто не хотел снимать кино, Вадим же был высокооплачиваемым морским офицером и содержал нас всех. Теперь ты стала знаменитой, а он — рыночным торговцем. Такое положение для него унизительно. Будь настоящим товарищем, протяни ему руку помощи, избавь от унижения.

— Бэлла Львовна! — ахнула Наташа. — Да что вы такое говорите? Как это вы дадите ему деньги? С какой стати? Да и откуда у вас столько?

— У меня есть. Мне Марик оставил. И потом, все годы он пытался мне помогать, ты же знаешь, как это делалось. Кто-то уезжает, продает в Москве квартиру, имущество, часть денег по договоренности передает здесь родственникам своих знакомых, живущих за границей, а оказавшись за бугром, получает эквивалентные суммы от тех, с кем договаривался. Вот и мне периодически поступали некоторые суммы, иногда немалые.