Последнее испытание - Скотт Туроу
После ланча прокурор и его люди собираются допросить своего, пожалуй, наиболее опасного для подсудимого свидетеля. Это Джила Хартунг, сотрудница «Уолл-стрит Джорнэл». В зал суда мисс Хартунг приглашает Мозес. Она семенящей походкой быстро минует тяжелые двери и шагает через зал суда к подиуму. Следом за ней, как послушные спаниели, гуськом тянутся трое юристов с Уолл-стрит, представляющие интересы «Джорнэл». Каждый из них – пожилой мужчина, мужчина средних лет и молодая женщина – сжимает в правой руке портфель. Они рассаживаются в первом ряду в ложе гособвинения на стульях, которые специально для них оставили свободными. Ложа прессы с самого начала процесса заполнена до отказа, но сегодня там такое столпотворение, что многие репортеры сидят лишь символически – на самых краешках скамеек и стульев, да и то боком. Работники СМИ всегда проявляют повышенный интерес к случаям, когда в качестве свидетеля в суде выступает кто-то из их коллег, а Джила Хартунг как-никак входит в элиту представителей журналистской профессии.
Как и многие свидетели со стороны обвинения, мисс Хартунг поднимается на кафедру, имея за плечами некий жизненный багаж, который подчас бывает, что называется, незавидным. Но Стерн в данном случае собирается использовать в своих интересах только определенную часть этого багажа. Адвокат читал хронику, касающуюся Джилы Хартунг, на протяжении как минимум последних двадцати пяти лет – с тех самых пор, как ее личная жизнь стала источником новостей. Когда-то Хартунг носила имя Гилберт и была прочно утвердившимся в своей профессии репортером, занимавшимся журналистскими расследованиями. Работал Гилберт тогда в «Бостон Глоб» и подрабатывал преподаванием в Бостонском университете. В те времена он был вынужден на публике играть роль, которую при рождении ему навязала природа в виде совершенно определенного анатомического, а именно мужского, строения тела. Как-то раз одна из студенток Гилберта Хартунга без предупреждения зашла к нему домой, в район под названием Свомпскотт. Девушка поразилась, что Хартунг открыл ей дверь в каком-то бесформенном домашнем одеянии, в коричневом парике и с жемчужным ожерельем на шее.
Неловкий момент, возникший между преподавателем и студенткой – ее, кстати, звали Джоанна Райлс, – сегодня изучают во всех школах и на всех курсах журналистики Америки, поскольку Гилберт Хартунг даже не попытался замять дело и помешать распространению девушкой новости о ее неожиданном открытии. Рассказ Райлс о тех эмоциях, которые она испытала, невольно раскрыв личный секрет своего преподавателя, а также ее письмо с сомнениями по поводу того, может ли Хартунг и дальше заниматься преподавательской деятельностью, были напечатаны в «Глоб», то есть именно в той газете, где Хартунг работал. Публикация существенно поспособствовала карьере Райлс – она в итоге стала известным спортивным комментатором и теперь часто появляется на телеэкранах в различных ток-шоу. С другой стороны, изгнание Хартунга из газеты и из университета стало для него стимулом для того, чтобы всерьез заняться самоанализом. В итоге Гилберт решил поменять пол и впоследствии написал резонансную книгу о своей трансформации. Превратившись из Гилберта в Джилу, Хартунг продолжила свою журналистскую карьеру, в ходе которой дважды удостаивалась Пулитцеровской премии за свои расследования.
Забравшаяся на свидетельскую кафедру Джила Хартунг выглядит весьма необычно. Она около шести футов и трех дюймов роста (без каблуков). К тому же она явно продолжает отдавать предпочтение мужским костюмам из своего прежнего гардероба – правда, перешитым в соответствии с ее несколько изменившимися формами. У нее длинные седые волосы, которых, судя по всему, давно не касались ножницы парикмахера. Косметикой она, похоже, почти не пользуется. Ей немного за шестьдесят, она довольно полная, у нее отчетливо выраженный двойной подбородок. Тем не менее она, похоже, привыкла к тому, что люди поначалу неоднозначно реагируют на ее внешность, и выглядит совершенно невозмутимой. Конечно, это недостойно – пользоваться тем, что присяжные иногда негативно реагируют на внешность того или иного свидетеля, но судебные адвокаты, что греха таить, иногда используют этот прием. Однако Стерны внимательно изучили много разных видеозаписей с Джилой Хартунг и знают, что в данном случае подобная тактика не принесет успеха. Дело в том, что как только она начинает говорить, все особенности ее внешности сразу же отходят на задний план. Она в таких случаях буквально излучает мудрость и гуманизм. Так что большинство присяжных хотя и отметят про себя, что выглядит Джила Хартунг немного странно – таких людей немало, достаточно, к примеру, вспомнить ту же Пинки, – но при этом, скорее всего, сочтут ее слова весьма убедительными.
Другой момент, который может поставить под сомнение показания Хартунг, может оказаться для нее и для обвинения более проблематичным, хотя он практически всегда возникает в ситуациях, когда сотрудники СМИ выступают на судебных процессах в качестве свидетелей. Члены профессионального журналистского сообщества, бескомпромиссные борцы за свободу информации, зачастую осаждающие апелляционные суды, чтобы отменить какое-нибудь распоряжение судьи, закрывающее доступ к протоколам или другим судебным документам, мгновенно забывают свои горячие заявления о праве общественности все знать, когда в роли свидетелей приходится выступать им самим. В таких случаях они пытаются спрятать абсолютно все, что может раскрыть их источники, благодаря которым они пишут свои материалы.
Несколько стычек с юристами «Джорнэл», которые показали одинаковую враждебность и к представителям обвинения, и к представителям защиты, уже произошло. Адвокаты газеты хотят от обеих сторон, чтобы они отвязались от мисс Хартунг и оставили ее в покое. Они долго препирались с Мозесом, пытаясь убедить его в том, что в свидетельских показаниях Хартунг нет никакой необходимости в свете того, что уже сообщил суду Кирил в записанном на пленку телефонном разговоре
