Фридрих Незнанский - Госпожа Сумасбродка
– А пистолет его собственный? – только и спросил Юра.
– Да, табельный, – подтвердил следователь. Он показал на стол, где в прозрачном целлофановом пакете лежал «макаров».
Гордеев взял пакет в руки, приоткрыл его, зачем-то принюхался и вдруг заявил:
– Это ее духи.
– Что? – удивился следователь. – Какие еще духи?
Все остальные непонимающе уставились на Гордеева.
– Ее духи, говорю, – уже раздраженно продолжил Юрий. – Я ж помню их. Еще с первого знакомства. А что, отпечатков пальцев, конечно, нет?
– Только покойного, – сообщил эксперт-криминалист.
– Наверняка она этот пистолет своим платком носовым обернула. Отсюда и такой сильный запах. Даже смазку и пороховой нагар перебивает. Так что зря она инспирировала самоубийство. Не тянет.
Турецкий невольно улыбнулся:
– Зато ты, Юра, совсем, вижу, не зря в Генпрокуратуре работал. Нюх не потерял. Никакая собака не нужна.
Непонятно было следователю, о чем они говорили, но он решил не влезать, тем более что генерал довольно внятно сообщил ему, что дело все равно заберут. А протоколы – вот они, пожалуйста. И потом, с этими фээсбэшниками лучше вообще не связываться. Все им не так. Туда не лезь, сюда не суйся, пусть сами, если хотят, и выясняют причины собственных разборок. Нет, нехорошее дело выпало на сегодняшнюю ночь…
Пришедшая в себя уже под утро Галина Ивановна вспомнила свой ночной кошмар и едва не отключилась снова. Подремывавший в кресле Гордеев – он уговорил остальных, что ему нетрудно здесь остаться, да вот и соседи, если чего, не откажут в помощи, а укол он и сам сумеет сделать или лекарство подать, – короче, все разъехались, а Юрий почувствовал шевеление и открыл глаза.
Галина Ивановна сидела на кровати, озираясь испуганно.
Он поднялся и подошел к ней. Женщина узнала его и вдруг горько заплакала.
«Пусть плачет, – думал он, не пытаясь ее утешать или останавливать. – Со слезами и горе постепенно растворится…»
– Как же я могла?… – неожиданно произнесла она.
– Вы о чем, Галина Ивановна? – участливо спросил Юрий.
– Да все театр этот проклятый… Сто лет не ходила и еще б столько ж не видела…
Мать казнила себя за то, что бросила сына и ушла одна в театр. А он в это время умер. Все было бы так, если бы не одно обстоятельство. Сынку-то было близко к сорока и под мышкой он носил служебное оружие. Так что никакой ее вины тут и близко не было.
Все это Юрии и стал неторопливо втолковывать Галине Ивановне.
– Значит, его убили? – еще больше ужаснулась женщина. – За что?
– Работа такая… Бандитам дорожку перешел. Я вот смотрю на фотографию, Галина Ивановна, – сменил тему Гордеев, – а ведь Женя на отца не очень похож. Значит, на вас в молодости?
– Да, Сережа не его отец. Он усыновил Женьку еще маленьким. А Женя знал об этом и никогда не спрашивал у меня, кто его настоящий папаша. Он был очень… щепетильным в семейных вопросах и искренне любил отца… Сережа…
Галина Ивановна снова заплакала, но уже тихо, как бы про себя. Однако слезы лились рекой по ее вдруг сильно постаревшему лицу.
– А кто был его отцом? – сам не зная, зачем это ему нужно, продолжал расспрашивать Гордеев. Может, для того, чтобы отвлечь старую женщину воспоминаниями от страшной правды.
– Он по стопам отца пошел, – наконец словно выдавила из себя Галина Ивановна. – Его папаша большой был мерзавец, прости меня, Господи, в КГБ работал. Здоровый был мужик, красивый, не откажешь. Но – сволочь. Людей ни во что не ставил. Вот и ушла я от него с Женькой маленьким. Не хотела, чтоб и он ненароком в отца пошел. Да он, видела, и стал другим человеком, хоть и на такой же работе. – Она задумалась, глядя на большую фотографию Сергея Сергеевича Осетрова – десятилетней давности, незадолго до смерти. И выглядел Женин отчим благородно, с седыми усами и бородкой настоящего ученого. С умными глазами за стеклами старомодных очков.
– А он жив, настоящий-то отец? – спросил Юра.
– Не знаю, – неохотно отозвалась Галина Ивановна. – Я никогда не интересовалась. Алиментов от него не требовала, Женьку к нему не привозила. Да тот, Федор-то, и сам никакого интереса к сыну не проявлял. В начале я настаивала, чтоб горшок об горшок и – навсегда, а после и ему, видать, понравилось. Даже и не искал…
– В КГБ, говорите, работал?
– Ага, Юрочка, – вздохнула Галина Ивановна. – Было там такое поганое 5-е управление. Вот в нем и работал…
– Федор? – переспросил Гордеев. – А отчество?
– Данилыч… Да какая разница, если Женька о нем так ни разу и не слыхал. Я сказала однажды, а он меня и послушался. Не спрашивал…
И тут Гордеева словно что-то стукнуло по темечку. Да больно!
– Фамилия-то, часом, не Попков? – спросил небрежно.
– Откуда знаешь? – насторожилась было Галина Ивановна, но лишь махнула рукой. – Верно, кому это все теперь надо?… А как угадал все-таки? Или Женька узнал да рассказал?
– Нет, он не знал. Я сам догадался. В том 5-м управлении не так уж и много Федоров было, – соврал Гордеев. – А чтоб еще и Данилович, так вообще один. Я ж тоже в органах работал… В Генеральной прокуратуре. Помню кое-что… Попков, значит… Ай-я-яй! Ладно, оставим это. Как вы себя чувствуете сейчас?
– Да как? – Она развела руками: – Как старая, никому не нужная и одинокая бабка…
– Ну это вы слишком, Галина Ивановна, – бодро возразил Гордеев и подумал, что ничего не слишком. Но вот помогать этой женщине ему теперь определенно придется. И не формально, а по-сыновьему. Иначе ведь она никакой помощи и не примет. Как не приняла когда-то ее и от всесильного по тем временам Федора Даниловича Попкова. Ну, генерал, ну, мерзавец!
Худо так говорить, конечно, размышлял, уходя, Юрий Петрович, но есть Бог, и он все видит. И уж если наказывает, то… беспощадно, да.
Ввиду чрезвычайных обстоятельств и по указанию Турецкого Денис поднял на ноги свою команду. И уже с раннего утра возле домов Попкова и Алены дежурили машины с Головановым и Агеевым. На случай каких-либо перемещений указанных лиц.
В начале восьмого утра Филипп Агеев, дежуривший на Филях, сообщил, что мадам с приличных размеров чемоданом на колесиках только что покинула подъезд и, уложив вещи в багажник «тойоты», изволила отбыть в сторону центра. Филя последовал за ней.
В восемь утра уже докладывал Голованов. Воеводина прибыла на Профсоюзную и поднялась в квартиру Попкова. Чемодан остался в багажнике ее машины.
Сообщил Сева и о том, что «прослушка» в квартире отчего-то не работает. Либо хозяин обнаружил присоску на окне, либо, почуяв неладное, прекратил в квартире всякие разговоры. Но второе – вряд ли. Ведь тогда оставались бы обычные бытовые шумы, а их не было тоже.
…Их и не могло быть.
Не зря же считал себя опытным волчарой Федор Данилович. Обилие неожиданно навалившихся в последние дни событий не самого лучшего свойства, как то – слежка за Аленой, драки у ее дома, жутчайший конфуз с оперативным сотрудником Владимиром Короедовым, которого Попков был просто вынужден уволить, дабы избежать оскорбительных насмешек своих же коллег, арест Арифа со всей его командой, наконец, поразительная по своей наглости, прямо-таки убийственная деза, организованная, как можно было догадываться, в аналитическом управлении ФСБ, – то есть, другими словами, все, вместе взятое, указывало на то, что, похоже, и сам он, начальник Управления безопасности, тоже находится под чьим-то колпаком. Что его, попросту говоря, пасут. Почему и как – это другой вопрос.
И первый же тщательный шмон, который Федор Данилович устроил у себя на службе и дома, показал, что он оказался прав.
Служебный телефон, который он и не собирался проверять, поскольку и собственных проверяльщиков вполне хватало, тем не менее прослушивался. Когда впендюрили «жучка», никто сказать не мог. Но он же был!
И аккуратную присосочку обнаружил Попков у себя на домашнем окне! Знать бы, когда она тут прилипла? Ведь столько было говорено и по телефону, и дома, в собственной квартире…
Тут пришла на помощь старушка-консьержка. На осторожные расспросы Попкова припомнила, что днями на крыше спутниковую, что ли, тарелку мастера устанавливали. А она сама им чердачный люк открывала. Но вот откуда были мастера, она не запомнила – длинное какое-то название. И Федор Данилович понял, что ничего этим «знанием» не добьется – этих частных компаний расплодилось, как мышей, и любая может быть использована для установки подслушивающей техники.
Попков принялся лихорадочно вспоминать, анализировать, что могло бы стать компроматом против него. Черт возьми! И ведь проверялся же! Но ничего не обнаружили собственные мастера, мать их… У Аленки, у этой да, весь комплект нашли. Так это тоже когда было! Уж если сели на хвост крепко, то теперь не отстанут. Он по себе это знал. Потому что только так и можно добиться какого-то успеха, разжиться нужной информацией… И отметил себе, что надо будет послать ребят снова пошмонать на Филях.