Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный
– Да, вот снимки…
– Молодой, нормальное лицо, в общем похож на фоторобот. – Егоров внимательно разглядывал фотографии. – Значит, явился сам, никаких сообщников у него нет. Ведёт себя спокойно, но всё-таки напряжение чувствуется в нём…
– Мы его всё равно достанем, – вступил в разговор Плешков. – Ребята продолжают рыскать по адресам. Осталось несколько десятков непроверенных квартир. Сегодня или завтра мы так или иначе доберёмся до него.
– Уже добрались! – рявкнул Егоров. – Этот парень был практически у нас в руках, Алексей Александрович! Впрочем, эти претензии не к вам… – Егоров стрельнул глазами в старшего бригады службы наружного наблюдения. – Ладно, хватит локти кусать. Надеюсь, вы там обложите теперь всё так, что и мышь не проскользнёт.
– И муха не пролетит, товарищ полковник!
Через два дня утром в кабинете Плешкова появился Шкурин.
– Здравствуйте, товарищи, – вежливо улыбнулся он.
– День добрый, – равнодушно кивнули ему в ответ оперативники, занятые своими мыслями.
– Проходите, Владислав Антонович, – поздоровался Плешков со Шкуриным. – С чем пожаловали?
– Да вот хочу поприсутствовать у вас на политзанятиях, – ответил капитан.
– Понимаете, Владислав Антонович, – заговорил Плешков, – в связи с напряжённой оперативной работой по одному из контрольных дел я принял решение перенести занятия на несколько дней.
– Вот как? – Шкурин обвёл всех прожигающим взором. – А я категорически против. Категорически! Я понимаю, что у вас есть важные дела, товарищи, на то здесь и МУР. Только нельзя же из-за этого отказываться от идеологической работы! И хочу напомнить, что график проведения политзанятий может изменять только руководство главка! Так что я считаю, Алексей Александрович, что вы тут занимаетесь самоуправством.
По кабинету прокатился недовольный ропот.
– Не понимаю вас, товарищи! – Шкурин покачал головой. – Почему такое несерьёзное отношение к политзанятиям? Вы так вздыхаете, словно я вас на каторгу отправляю. Я буду вынужден доложить об этом руководству.
– У нас неотложных дел полным-полно, – громко сказал Смеляков.
– Виктор, мы с тобой уже не раз беседовали на эту тему, – произнёс Шкурин таким тоном, будто он со Смеляковым чуть ли не каждый день встречался и спорил о важности политического образования. – Ты всегда отличался недостаточно серьёзным отношением к идеологическим мероприятиям, всегда ты старался увильнуть, прикрываясь работой.
– Слушай, капитан, – вспылил Смеляков, – ты поаккуратнее со словами! Я работать в розыск пришёл по собственному желанию! И не смей говорить, что я прикрываюсь работой! Это такие, как ты, только прикрываются, а на самом деле ничего не делают. А для меня моя работа важнее всего!
– Товарищи! – Плешков бросил исподлобья строгий взгляд на Смелякова и похлопал ладонью по столу, призывая к тишине.
В эту минуту раздался телефонный звонок. Плешков взял трубку и через мгновение вскочил.
– Зацепились? Теперь только не упустите. Господом Богом заклинаю вас! Только не упустите его!
Смеляков нетерпеливо поднялся и посмотрел на Максимова.
– Идём?
Тот перевёл взгляд на Плешкова, затем вновь повернулся к Смелякову и сказал негромко:
– Потерпи малость.
– Но ведь там… – Виктор растерянно развёл руками. – Да ведь…
И тут на него накатила удушающая волна тоски. «Сумасшедший дом! На раскрытие преступления брошены все силы, в прошлый раз разыскиваемый оторвался от наруж-ки, у всех нервы сдают, а нам, видите ли, надо не делом заниматься, а на политзанятиях штаны просиживать. Это, оказывается, важнее всего…»
Он медленно опустился на стул.
Капитан Шкурин выдержал паузу, дождавшись полной тишины, и, взглянув в свой блокнот, начал говорить о недавнем постановлении Политбюро и о необходимости повышать дисциплину. Виктор не слушал его, погружённый в свои беспокойные размышления.
Когда через пятнадцать минут Шкурин спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы, все отрицательно покачали головами.
– Плохо, товарищи, очень плохо. – На лице капитана Шкурина появилось разочарованное выражение. – Вопросы должны быть, потому что тема совсем не простая. Получается, что вы не вникли в суть…
– Мы-то вникли, капитан, просто у нас срочное мероприятие, – ответил Максимов. – Не до разговоров нам сейчас, потому что наружка выявила преступника. Вот мы и сидим как на иголках. Понимаешь? Земля под ногами горит!
– Каждый из нас занимается своим делом, – строго сказал Шкурин. – И запомните, что нет дел ненужных. Если партия считает необходимым подковывать граждан политически, то никто не имеет права отмахиваться от такого дела. А вы, сыщики, тем более обязаны быть сознательными.
– Может, закончим уже? – Смеляков поднялся. – Мы тебя честно выслушали, капитан, теперь нам пора за дело приниматься.
Но Шкурин не желал смириться с тем, что его выступление было воспринято как неизбежное зло, которое надо перетерпеть. Он жаждал воспользоваться случаем и доказать важность своей миссии.
– Ты, Смеляков, слишком ерепенишься. – Капитан положил блокнот на стол. – Я только что говорил о важности дисциплины. И политзанятия в МУРе – часть сложного процесса укрепления дисциплины в рядах милиции. Это ты должен усвоить раз и навсегда. Без укрепления дисциплины невозможно повысить социалистическую законность. А без социалистической законности нам с вами грош цена.
Максимов вдруг усмехнулся и с некоторой иронией спросил:
– А что, собственно, это такое?
– Социалистическая законность? – серьёзно уточнил капитан. – Во-первых, это неукоснительное соблюдение законов всеми государственными органами, должностными лицами и гражданами. Во-вторых, это неотвратимость наказания за нарушение закона.
– А главное, – злобно усмехнулся Смеляков, – по-больше пыли в глаза пускать и побольше громких разговоров на эту тему.
Плешков поёрзал на стуле и искоса взглянул на Шку-рина. Капитан решил не заметить брошенной Виктором фразы.
– А вот я думаю, – вступил в беседу Веселов, – что если социалистическую законность рассматривать как неотвратимость наказания, то самое строгое соблюдение этой законности было при Сталине. В те годы не смотрели на ранги, карали всех подряд, на нарах мог оказаться каждый. А сейчас…
– Прекратите молоть чепуху! – Шкурин потерял хладнокровие. – И хватит о Сталине! Партия осудила культ личности и случившиеся в тот период перегибы! Сейчас мы боремся за строгое соблюдение закона, ваши слова… Не нужно демагогией заниматься! Наши законы – самые гуманные!
– Гуманные или не гуманные, – проговорил Смеляков, – разве дело в том, как их назвать? У нас нарушен принцип законности. И нарушаем его все мы, как должностные лица, так и органы в целом.
– Да ты в своём ли уме, Смеляков? – Шкурин залился пунцовой краской.
– Повседневным очковтирательством мы как раз и наносим непоправимый ущерб основополагающему принципу советской уголовной политики – неотвратимости наказания да и всем остальным принципам…
Плешков опустил глаза и тихонько вздохнул. «Только этого мне не хватало, – мрачно подумал он. – Идеологический спор с политуправлением! В нынешней-то обстановке!»
Шкурин вскочил, охваченный яростью:
– Да вы что?! Мы о дисциплине говорим! А вы… Вместо того чтобы проводить линию партии в жизнь, вы тут устроили рассадник беспринципности!.. Ну вы у меня попляшете!
Он почти выбежал из кабинета. Хлопнувшая дверь заставила всех вздрогнуть.
– Виктор, – Плешков утомлённо посмотрел на Смелякова, – зачем тебе это? Чего ты добился? Нажил лишнего врага?
– Мы с ним давно враги, Алексей Александрович.
– Но ведь ты такими разговорами не изменишь систему.
– От пустозвонов надо избавляться, – грубо ответил Смеляков.
– Не будь мальчишкой… Ладно, давайте теперь к нашим непосредственным делам…
По сообщениям службы наружного наблюдения, неизвестный снова объявился на Киевском вокзале, вёл себя спокойнее, шагал неторопливо, на лице его застыло выражение торжества.
Наружное наблюдение в этот раз работало настолько плотно, что сотрудники передавали объект чуть ли не из рук в руки. В конце концов молодой человек привёл их в восьмиэтажный дом близ метро ВДНХ. Номер квартиры, куда вошёл, был 25.
Получив эту информацию, Плешков немедленно вызвал к себе Веселова и Смелякова.
– Ну что, братцы, похоже, мы добрались до развязки… Срочно езжайте на его квартиру, – распорядился Плешков. – Наружка передаст его вам. Туда же подвезут постановление на производство обыска…
Смеляков повернулся к Веселову.
– Поехали? – спросил тот.
– Да. Подождём около его дома, успеем выкурить по сигарете, пока нам подвезут постановление…
Они сели в служебную «Волгу» и вздохнули.
– Ну что? – спросил водитель.
– Рули на улицу Бориса Галушкина. Там будем ждать наших.
