Деон Мейер - Пик Дьявола
Он отпил еще глоток из стаканчика — и почему в самолетах всегда так мало наливают? Да еще льду добавляют… Нет, лучше вот так:
Жил-был полицейский в Кейптауне,Убийцу он упустил…
Как же дальше? Подошла стюардесса — девица о ярко-красным ротиком и прилизанными волосами; Гриссел поднял стакан и постучал по нему указательным пальцем. Она кивнула, но как-то не слишком дружелюбно.
Может, боится, что он напьется и изгадит салон? Нет, ни за что! Не дождетесь! Возможно, он и бьет жену, и трахается со шлюхой, и полицейский из него никудышный, но выпивку держать он умеет. Да, подружка, это он умеет делать с огромным искусством.
Он думал, что белый,Но ошибался…
Но что, черт побери, рифмуется с «Кейптауном» и «упустил»? Рифмы не лезли в голову. Может, лучше по-другому… Стюардесса принесла ему добавку.
Жил-был инспектор со змеей на спине…
— Сэр, вы хорошо себя чувствуете? — слегка хмурясь, спросила сотрудница Агентства но аренде бюджетных автомобилей.
— Просто отлично, — заверил ее Гриссел, расписываясь против каждой поставленной ею галочки в договоре. Она вручила ему ключи, и он вышел на улицу. В Порт-Элизабет был ветреный вечер. Он подумал было включить свой сотовый, но сначала надо было найти машину. И потом, зачем включать телефон? Ведь его освободили от его обязанностей, разве нет?
Ему дали «ниссан-алмеру», по крайней мере, так было написано на брелке. Но он нигде не мог найти эту проклятую машину. С чемоданом в руке Гриссел брел вдоль ряда стоящих на стоянке машин. Почти все были белые. Он не мог вспомнить, как выглядит «алмера». Раньше у него была «сентра», демонстрационная модель, которую он купил в Бельвиле, — пришлось торговаться за каждый грош. С той машиной он горя не знал. Господи, как давно это было! Вот она, «алмера», будь она неладна, прямо у него под носом. Гриссел нажал кнопку на брелке, машина пикнула, зажглись фары. Он отпер багажник и положил туда чемодан. Может, все-таки включить телефон? Вдруг они уже схватили парня?
Его качнуло; пришлось прислониться спиной к машине. Все-таки, надо признать, голова-то покруживается.
«У вас три сообщения. Позвоните по номеру 121».
Он послушно нажал нужные кнопки. Женский голос:
«У вас три сообщения. Первое…»
«Бенни, это Анна. Где ты? Карла до сих пор не вернулась. Мы не знаем, где она. Если ты трезвый, позвони мне».
Когда звонила Анна? Он выключил телефон где-то в середине дня. Почему у нее такой встревоженный голос?
«Говорит Тим Нгубане. Сейчас двенадцать сорок пять. Бенни, я хотел передать, что Кристина ван Роин пропала. Мне звонили ребята из отдела по защите свидетелей. Она, очевидно, сбежала от них. Ее держали в одном доме в Бостоне, и она ушла совсем недавно. Буду держать тебя в курсе. Пока».
Она сбежала от них?! Зачем, чего ради? Гриссел нажал кнопку «Удалить».
«Бенни, это Анна. Я звонила Матту Яуберту. Он говорит, ты улетел в Порт-Элизабет. Позвони мне, пожалуйста. Карла до сих пор не вернулась. Мы уже всех обзвонили. Я очень волнуюсь! Перезвони, когда получишь это сообщение. Пожалуйста!»
В голосе Анны слышалось отчаяние, пробившее его алкогольный дурман. Наконец до него дошло: стряслась беда. Он выключил телефон. Прислонился к «алмере» спиной. Он не мог позвонить ей, потому что был пьян.
Где Карла? Господи, выпить бы кофе! Ему необходимо срочно протрезветь. Он сел в машину. Спинка водительского кресла была наклонена вперед; пришлось пошарить под сиденьем в поисках ручки регулировки. Наконец он завел мотор.
Он еще не настолько пьян, но нужно сосредоточиться. Гриссел отъехал от обочины. Первым делом — добраться до отеля. Выпить крепкого кофе. И ходить, ходить — до тех пор, пока алкоголь не выветрится, туман не развеется. Тогда можно звонить Анне; она не должна понять по его голосу, что он пьян. Она сразу догадается. Все-таки семнадцать лет вместе прожили — она сразу его засечет. Господи, зачем только он заказывал спиртное! Даже взял с собой бутылку. Готов был снова пуститься в загул, и вот — Карла пропала. В нем зародилось подозрение, но думать о самом худшем не хотелось.
Зазвонил телефон.
Он посмотрел на дисплей. Номер незнакомый. Не Анна.
Кто звонит ему в одиннадцать вечера?
Надо остановиться у обочины. Все-таки он недостаточно трезв для того, чтобы вести машину и одновременно разговаривать.
— Гриссел.
— Это инспектор уголовной полиции Бенни Гриссел? — спросил голос со смутно знакомым акцентом.
— Да.
— Хорошо. Инспектор Гриссел, вы должны слушать меня очень внимательно, потому что это очень важно. Вы внимательно меня слушаете?
— Кто говорит?
— Я снова спрашиваю: вы внимательно меня слушаете?
— Да.
— Насколько мне известно, вы охотитесь на убийцу Карлоса Сангренегры. Это так?
— Да.
Сердце бешено забилось.
— Ладно. Это хорошо. Потому что вы должны привезти его ко мне. Понимаете?
— Кто вы?
— Я — тот человек, у кого сейчас ваша дочь, инспектор. Она здесь, со мной. А теперь слушайте очень, очень внимательно. Ваши сослуживцы работают на меня. Я в курсе всего, что у вас происходит. Я сразу узнаю, если вы наделаете глупостей, понятно? Если вы наделаете глупостей, я отрежу у Карлы палец, понятно? Если вы скажете другим полицейским, что ваша дочь у меня, я ее порежу, понятно?
— Да.
Слова давались ему с большим трудом; мозг словно покрылся слоем ваты.
— Ладно. Я буду звонить вам. Каждый день. Утром и днем. Я буду звонить вам три дня. Вы должны найти человека, который убил Карлоса, и привезти его ко мне.
— Я не знаю, где вы…
Он ничего не мог с собой поделать: голос выдавал страх.
— Вы боитесь. Это хорошо. Но вы должны быть спокойны. Когда я позвоню вам и вы скажете, что взяли того типа, я объясню, куда ехать, понятно?
— Да.
— Три дня. У вас три дня на то, чтобы найти его. Потом я ее убью. Ну а сейчас я кое-что сделаю, потому что я знаю людей. Завтра вам покажется, что вы умнее, чем тот, кто вам позвонил. Поэтому я должен что-то сделать, чтобы вы все хорошенько запомнили, ясно?
— Ясно.
— Карла здесь, со мной. Мы сняли с нее одежду. У твоей дочери красивое тело. Мне нравятся ее сиськи. Сейчас я немножко порежу ее ножом. Будет больно, будет кровь. Но я хочу, чтобы ты слушал. Тогда ты хорошо запомнишь. Слушай!
Часть третья
Тобела
41
— Я вас оставлю, — сказал Сангренегра, повернулся и пошел прочь.
Тобела позвал его по имени:
— Карлос!
Слово эхом отозвалось в большом пространстве. Колумбиец повернулся.
Тобела быстро и бесшумно извлек за древко ассегай из куска белой пластиковой трубы.
— Я здесь из-за девочки, — сказал он.
— Нет, — сказал Карлос.
Тобела ничего не ответил, но подошел ближе к тому месту, где на краю бассейна стоял Сангренегра.
— Она врет, — сказал Карлос, пятясь.
Тобела крепче сжал ассегай.
— Пожалуйста, — сказал Карлос. — Я не трогал девочку. — Он выставил вперед руки. От ужаса его лицо исказилось. — Пожалуйста! Она врет. Та шлюха, она врет!
Тобелу охватила ярость. Его взбесила трусость этого типа. Почему он врет? Мерзавец! Он одним прыжком подскочил к колумбийцу и высоко занес ассегай.
— Полиция… — выговорил Карлос, и длинное лезвие опустилось.
Кристина видела, что глаза у священника покраснели и устали, но она понимала, что по-прежнему приковывает его внимание.
Она встала и оперлась руками о столешницу. Когда она так стояла, чуть наклонившись, вытянув вперед руки к картонной коробке, в вырезе блузки становилась видна грудь. Кристина прекрасно все осознавала, но в то же время понимала: это уже не важно. Она придвинула коробку к краю стола и раскрыла клапаны.
— Теперь мне нужно объяснить, — сказала она, вытаскивая из коробки две газетные вырезки. Развернула одну. Быстро взглянула на фотографию и статью, особенно на молодую девушку, которая выходит из вертолета с мужчиной. Она положила вырезку на стол и разгладила ее руками. — Это я во всем виновата. — Она повернула вырезку так, чтобы священнику было лучше видно. Постучала ногтем по фотографии. — Ее зовут Карла Гриссел, — пояснила она.
Пока священник читал статью, она достала вторую вырезку.
Он вышел из двери дома Сангренегры и краем глаза уловил какое-то шевеление в большом доме напротив. Все стало ясно: почему Карлос отвечал невпопад, почему пытался оправдаться. Кроме того, с самого утра Тобеле казалось, что за ним следят. Внутри все сжалось в комок.
Что-то не так.
На столе неровным рядом лежали пять предметов. Две газетные вырезки справа. Затем — коричневая с белым игрушечная собачка с большими грустными глазами и красным язычком, высовывающимся из улыбающегося ротика. Рядом — белый флакон из-под таблеток.
