Мумия для новобрачных - Мария Вадимовна Жукова-Гладкова
Но если Лиля не живет в единственной собственной квартире, то наверняка у нее имеется молодой человек с квартирой. И этот молодой человек помог ей найти клад. Только где его искать?
И где искать Алекса Свиридова-Броше? Хотя он ведь должен официально пересекать границу. Но я предполагала, что у этого типа, которого я никогда в жизни не встречала, на все вопросы заготовлены ответы.
– В принципе он мог переодеться женщиной, – задумчиво произнес Александр Моисеевич. – Но зачем ему это?
Костя напомнил, что поменял дверь, и старыми ключами новые замки не открыть. В подъезд можно попасть (хотя подъезд открыл сосед, и мы не знаем про ключи), но не в квартиру. Не факт, что Свиридов‐Броше умеет работать отмычкой, да и замки, которые поставили Косте, совсем не рассчитаны на простого взломщика. Об этом как раз говорили в фирме. Ни одна фирма не может гарантировать, что ее замки не вскроет вообще никто, в особенности в России, но совершенствуются все изделия, хотя криминал обычно идет впереди.
Нам рассказали про одного нашего старого вора, еще в девяностые годы эмигрировавшего в теплую страну греть кости после сибирских острогов. Он отошел от дел и решил немного пожить в тепле – пока деньги не закончатся. В этой теплой стране он познакомился с человеком своего возраста, но продолжающим работать. Он приезжал на свою виллу отдохнуть из Швейцарии. И начал хвастаться перед старым вором, что замки его фирмы не вскроет никто – и предлагать их установить на вилле у нового знакомого из России (после того как увидел, что у вора они самые простые – он-то знал, что замок можно вскрыть любой). Вор сказал, что вскроет. Швейцарец обещал ему миллион долларов, если он вскроет замки его фирмы. Они вместе поехали в Швейцарию, заключили официальный контракт (швейцарец был уверен в своей продукции). Наш вор вскрыл все механические – он сразу сказал, что с электроникой не работает. Все снималось на камеру. Ему заплатили миллион и предложили работу. Его давно нет в живых, но история трудоустройства нашего человека с четырьмя ходками в Швейцарии до сих пор не забыта.
– Значит, какая-то другая женщина, – тяжело вздохнул следователь. – И где их всех прикажете искать?! Никаких зацепок. Одна надежда на Свиридова-Броше.
Он посмотрел на Александра Моисеевича. Тот заверил, что если этот негодник с ним свяжется, то он лично его повяжет и сдаст органам. Следователь сказал, что лично не надо, надо каким-то образом его задержать у себя и вызвать органы, которые сделают и оформят все как надо.
В эту минуту в дверь постучали, и появились двое мужчин в штатском. Одного я точно видела в квартире у Кости. Насколько я поняла, по этому делу (или нескольким делам?) работала целая группа, включавшая разных специалистов.
– Ой, как хорошо, что и вы здесь, Наталья Геннадьевна! – воскликнул один из только что пришедших мужчин.
Мы все вопросительно посмотрели на него.
– Вы своих предков знаете? – спросил он.
– А Наташины предки тут с какого боку? – влез Костя.
Оказалось, что квартира на шестом этаже («богадельня») когда-то принадлежала Елисею Петровичу Толстовцеву, участнику Отечественной войны 1812 года. Он был ее вторым владельцем и владел ею как раз двести лет назад, когда, по всей вероятности, в квартире на пятом этаже появился труп и построили дополнительную стену. Он продал ее как раз в тот год, когда Свиридов‐врач уехал в Америку. И продал одному из Свиридовых. Но они потом тоже продали квартиру на шестом этаже – ближе к концу девятнадцатого века.
Я пояснила, что Елисей Петрович у нас считается кем-то вроде прародителя. Он был первым человеком с «зелеными руками». Наверное, и до него помещики выращивали яблоки и другие фрукты и ягоды, типичные для нашего региона. Но Елисей Петрович занялся «экзотикой». С Отечественной войны 1812 года он привез не традиционные трофеи, а разобранные и тщательно упакованные теплицы, отличавшиеся от наших (или это были оранжереи?), и французов‐садовников, стал выращивать под Петербургом ананасы и апельсины. У него и дивный яблоневый сад был. Прожил он очень долгую жизнь, то ли сто три, то ли сто четыре года, пережил нескольких жен. Был поставщиком императорского двора. Потом дело в свои руки взял один из внуков. И в каждом поколении нашей семьи обязательно кто-то что-то выращивал профессионально. Все люди с «зелеными руками» прожили долгую жизнь, и их не затронули войны, репрессии, голод и все остальные трудности, с которыми сталкивались другие члены семьи. Я вспомнила, как погибли мои родители, как я одна родила Юльку… Было тяжело, иногда очень тяжело, но стоило мне покопаться в земле, как сразу становилось легче, я успокаивалась.
Хотя имение Елисея Петровича располагалось за городом (и теперь там фермерствует один из моих дальних родственников), он приезжал в Санкт-Петербург и, вероятно, часто, потому что должен был встречаться с заказчиками лично. Я знаю, что он встречался с Александром I и Николаем I, многими представителями российской аристократии и поставлял к их столам свою продукцию. Конечно, ему требовалось здесь где-то жить. Даже мы с Юлькой сейчас обычно ездим к родственнику-фермеру с ночевкой, теоретически можно обернуться за один день, если едешь только за продуктами, но мы едем еще и погулять, подышать свежим воздухом, посмотреть, как там все растет. А в карете путь даже в одну сторону, наверное, занимал весь световой день. У Елисея Петровича в Петербурге явно было много дел и, думаю, он не ездил только ради одной встречи, а пытался во время каждого выезда в столицу объединить несколько дел. Может, он вообще предпочел бы не уезжать от своих растений, но если тебя приглашает сам император… И не в гостинице же останавливаться? Средства на покупку недвижимости в Санкт-Петербурге у моего предка точно были. Значит, вначале он купил квартиру.
Потом он купил в Санкт-Петербурге дом, в котором на первом и втором этажах располагалась торговая контора, а на третьем и четвертом – жилые комнаты. Дом, к сожалению, не сохранился. Отец рассказывал мне про дом, показывал место, где он стоял, квартиру не упоминал. Наверное, та квартира стала Елисею Петровичу просто не нужна, а расширившейся семье Свиридовых она подходила. И в истории нашей семьи она не стала важным объектом, как имение, где все выращивалось и в котором проживало большинство членов нашей семьи, или дом, который долго принадлежал Толстовцевым.
