Кукушонок - Камилла Лэкберг
– Слишком многое свидетельствует против вас. Скорее всего, достаточно для дальнейшего задержания. Но если вы согласны нам помогать, ситуацию можно изменить. У нас есть несколько вопросов…
– Начинайте, – перебил Рикард, поднимаясь с койки в тесной холодной камере.
Они пришли в комнату для допросов. Патрик и Йоста сели за стол напротив Рикарда.
– Расскажите о Рольфе, – Хедстрём пристально посмотрел на задержанного.
– О Рольфе? – равнодушно переспросил Рикард. – Что вы хотите, чтобы я о нем рассказал?
– Рольф ваш отец.
Рикард подскочил на стуле.
– Как, черт возьми…
– Нам известно, что вы шантажировали «Бланш».
Рикард опустил глаза в стол. Потом с вызовом вскинул подбородок:
– Что вы хотите от меня услышать? Я увидел возможность и воспользовался ею.
– Но почему именно «Бланш»? Почему они должны были платить вам за молчание?
– Ради папы… то есть Хеннинга. Он один ничего не знал. А они всегда защищали его и маму.
– И Сюзанна с Уле утверждали эти платежи?
– И Луиза. Ничто в «Бланш» не происходило без ведома Луизы. Я подумал, что, раз уж они платят за молчание, почему бы мне не получить кусок пирога.
Только теперь на его лице появилась знакомая циничная усмешка, так раздражавшая Патрика.
– Как вы узнали, что Рольф ваш отец?
– Он сам мне сказал. И так торжественно все обставил… прямо сенсация века. Попросил меня приехать к нему в студию в Стокгольме, показывал разные фотографии, которые собирался выставить. Ну и потом… это бесконечное нытье по поводу того, как примириться с прошлым… Под конец спросил, знаю ли я, что он мой отец.
– А до того вы ни о чем таком не догадывались?
– Ни малейшего подозрения. Уверен, что папа тоже не знает. Он не смог бы такого выдержать.
– И за это Сюзанна и Уле платили вам через «Бланш»?
– Да. «Бланш» для них всё, прежде всего для Уле. У Сюзанны есть Академия. Но то, что важно для Уле, важно и для Сюзанны.
– Рольф собирался рассказать кому-нибудь об этом, кроме вас?
– У меня не сложилось такого впечатления. Не думаю, чтобы он хотел создать серьезную проблему маме. У меня возникло такое чувство, будто он собирался… посчитаться с прошлым, что ли. Может, это кризис среднего возраста или как там его… Он заставил меня покляться, что я сохраню это в тайне от мамы.
Рикард посмотрел на свои ногти и потрогал заусенец. Вне камеры он опять превращался в обычного беспечного Рикарда.
– Он умирал, – сказал Патрик. Йоста удивленно оглянулся на коллегу. – Рольфу оставалось жить считаные месяцы. Рак.
– Вот черт… – Рикард нахмурился. – Это многое объясняет.
– Как отреагировал бы Хеннинг, если б узнал, что Рольф ваш отец?
– Он сошел бы с ума. Папа темпераментный, хотя по нему не скажешь. Мама всегда ходила вокруг него на цыпочках. И если все получалось не так, как ему хочется…
Рикард покачал головой, так что челка упала ему на лоб. Он откинул ее привычным движением.
– А если Рольф все-таки сказал бы ему?
Рикард развел руками вместо ответа.
Патрик промолчал. Они с Йостой переглянулись.
– Я никого не убивал, – устало повторил Рикард. – Ни Рольфа, ни Петера, ни мальчиков. Да и откуда я взял бы оружие? У меня никогда не было ничего подобного, и я понятия не имею, где его раздобыть. И потом… я очень любил и Петера, и мальчиков. И Рольф мне ничего плохого не сделал. У меня не было причин убивать его. Живой он приносил мне больше пользы. Я имею в виду деньги от «Бланш».
До сих пор Рикард оживленно жестикулировал, но теперь его руки упали на столешницу.
– Вы могли продолжать шантажировать их и без Рольфа, – возразил Патрик. – Информация ведь осталась.
– Да, но без Рольфа она сильно потеряла в цене. Куда легче сводить счеты с живым, чем с мертвым.
– Рольф узнал о вашем шантаже и возмутился? – предположил Патрик.
– Может, я и никчемное существо, но не убийца. Спросите Тильду. Она подтвердит, что я всю ночь провел в постели.
– В сложившейся ситуации показания вашей жены имеют куда меньший вес, чем вещественные улики.
– Меня подставили. Я ни в чем не виноват.
– Это еще предстоит выяснить.
Патрик поднялся со стула. Йоста последовал его примеру.
В камеру Рикард возвращался все в таком же мрачном настроении. Последнее, что видели полицейские, прежде чем запереть дверь, – Рикард на койке, глядящий в пустоту перед собой.
Патрик и Йоста молча возвращались по коридору. Собственные гулкие шаги – вот и все, что они слышали.
– Что ты обо всем этом думаешь? – наконец спросил Йоста.
Патрик не знал, что ответить. Факты противоречили профессиональной интуиции, на стороне которой был, ко всему прочему, многолетний опыт. Он глубоко вздохнул.
– Я не знаю. Сейчас позвоню Фариде, так что ты, пожалуйста, возвращайся.
Он вошел к себе в кабинет и снял трубку. Когда так много вопросов, нужно как можно больше ответов. Некоторые из них Хедстрём надеялся получить от Фариде.
* * *
Вивиан потянулась и потерла глаза. Она искала несколько часов, перевернула вверх дном всю студию и совершенно потеряла счет часам. Несколько раз прилегла вздремнуть на кушетку, но бо́льшую часть времени рылась в шкафах и ящиках.
Студия выглядела как после кражи со взломом. Весь пол усеян бумагами. И ничего похожего ни на те конверты, ни на пропавший снимок под названием «Вина».
Только теперь Вивиан поняла, что сама не знает, что ищет. Как может выглядеть эта «Вина»? Она нашла заметки Рольфа о выставке в целом и о том, что он хотел сказать фотографиями Лолы, но «Вина» упоминалась только в одном месте. Почему Рольф скрывал это от нее и какие у него еще были секреты? Может, это они и привели его к смерти?
Вивиан уныло огляделась. Что, если есть еще тайники, в другом месте? Но она знала Рольфа. Ему нравилось держать свои вещи под рукой. Он никогда не доверился бы складской компании, тем более в таком вопросе. Если он что-то и прятал, оно здесь.
Вивиан опустилась на колени посреди комнаты. Студия располагалась на уровне земли, в двух шагах от дома, где они жили. Высокие окна пропускали достаточно света. Это помещение нашла Вивиан – и сразу поняла, что оно понравится Рольфу. Особенно пол. Широкие деревянные половицы, за многие десятилетия отполированные до серой патины. Когда Рольф шел в студию, они скрипели, и это стало своеобразным саундтреком к его работе. Потому что, хоть Рольф и предпочитал
