Эва Хансен - Цвет боли: черный
Лукас с легкой тревогой покосился в мою сторону. Я чуть улыбнулась в ответ:
– Все в порядке.
Определенно начиналась белая полоса в моей жизни. Это хорошо, слишком долго задерживаться в черной вредно…
Когда мы вышли из аудитории, Лукасу пришлось даже подтолкнуть меня в спину, потому что я застыла столбом – у окна стоял Ларс! Он сделал ко мне шаг:
– Линн, нам нужно поговорить…
– Лукас, я догоню. – И Ларсу: – Рада тебя видеть. О чем, что-то не так с квартирой?
Он поморщился:
– При чем здесь квартира? Ты не отвечаешь на мои письма и звонки…
– Мне хватило одного-единственного. А по телефону мы вчера поговорили.
– Я понимаю, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, что ее не исправить. Но я люблю тебя. Не вычеркивай меня из своей жизни совсем, дай второй шанс.
– Ларс, я…
Договорить не успела, сильная боль вдруг скрутила низ живота, заставив буквально хватать ртом воздух. Случилось неизбежное, беременной женщине нельзя переносить то, что за последние дни испытала я, это не могло хорошо закончиться. Еще утром я чувствовала неприятную тянущую боль, но теперь она стала настолько сильной и резкой, что думать ни о чем другом просто невозможно. Я согнулась, схватившись за живот.
– Что, Линн?!
Последнее, что почувствовала, – Ларс подхватил на руки, не давая упасть, и крикнул:
– Врача! Быстрей!
Очнулась в больнице под капельницей. Медсестра, колдовавшая над аппаратурой, чуть улыбнулась:
– Вы пришли в себя? Это хорошо, я сейчас отключу капельницу, пока достаточно.
– Я…
Она нахмурилась, вздохнула:
– Вы потеряли ребенка. Сожалею.
Вот и все, я потеряла то маленькое чудо, которое зародилось во мне, которое помогало выдержать весь кошмар последних дней, не давало сдаться, опустить руки. И которое связывало нас с Ларсом. Может, это и есть подсказка? Если судьба решила, что у нас не будет общего ребенка, значит, так и должно быть? Что еще у нас общего? Не воспоминания же о Пауле и БДСМ?
Вот и все…
Медсестра тревожно заглянула мне в лицо:
– Как вы?
– Ничего, я вынесу, я все вынесу…
– И правильно. Жизнь не кончена, все еще наладится.
Она ловко освободила меня от всех трубок и проводов, укрыла, предложила воды. Я отказалась, меня интересовало совсем другое. Сквозь стеклянные двери палаты в коридоре у окна видна высокая фигура.
– Что он здесь делает?
– Он не уходил с того времени, как привез вас. К тому же он…
Я нахмурилась:
– Давно?
Она скосила глаза на часы на стене:
– Часов восемь… К вам много посетителей, но мы не пускали, пока вы были без сознания. Сейчас я сообщу, что уже можно…
Стоило медсестре выйти, как я спустила ноги на пол, осторожно поднялась, борясь с головокружением, и потопала к выходу.
Хорошо, что в этой части больницы коридоры узкие, широкий мне бы не пересечь.
Ларс услышал мое шаркание, обернулся, бросился навстречу. Сильные руки подхватили за плечи, не давая упасть, прижали к себе. Я уткнулась носом ему в грудь и разревелась. Все эти кошмарные дни не плакала, не позволяла даже слезинке выступить, а теперь уже не могла сдерживаться. Ларс прижался щекой к моему виску, гладил волосы:
– У нас еще будут дети, Линн, еще будут…
Сзади раздался возмущенный вопль медсестры:
– Зачем вы встали?! Немедленно ложитесь!
Я чувствовала, что ноги не держат совсем. Ларс снова подхватил меня на руки, отнес на кровать, уложил, бережно укрыл. Но поговорить не удалось, потому что долго сдерживаемая толпа родственников и друзей прорвалась в палату. Пришли все: Бритт и Том, бабушка и Свен, Лукас и Дорис… Ларс отступил к окну и молча смотрел на эту вакханалию желающих убедить меня, что все прекрасно. Терпеть не могу, когда мне сочувствуют!
Я подняла руки и максимально громко, насколько получилось, закричала:
– Так, успокойтесь все! Я не при смерти, сказали: жить буду. Что жизнь не закончена, поняла еще несколько дней назад, когда сцепилась с бандитами, а потому жалеть меня нечего.
Если я надеялась урезонить своих сочувствующих близких, то ошиблась, потому что загалдели сильней прежнего.
Каждый умудрился сказать мне нечто по секрету от остальных. Но стоит заметить, что они позволяли это друг другу, буквально выстроившись в очередь.
– Линн, знаешь, мы с Томом решили… пожениться.
– Шутишь?
Том кивнул:
– Так надежней, Бритт у нас с тобой непостоянная.
Прижавшаяся к плечу Тома Бритт вовсе не выглядела ветреницей, скорее сама скромность и верность. Не знай я, что внутри вулкан, который просто затих на время, могла бы и поверить.
Свен смущенно молчал, не зная, что сказать, я пришла на выручку сама:
– Свен, вы еще раз угостите меня фазаньей грудкой? Она получается у вас прекрасно.
– И не только ею, Линн.
Бабушка возмутилась:
– У меня многое получается куда лучше!
– Тогда устроим соревнование. На Библиотексгатан прекрасная кухня.
– Не в замке? – глаза у обоих полны тревоги. Они рассчитывали, что я немедленно перееду к Ларсу? Просчитались, теперь я сама себе хозяйка.
– Нет, и вообще мне нужно учиться, ба. Но в выходные милости прошу в гости, вы должны научить меня готовить не только блинчики.
– С удовольствием, дорогая!
Лукас смущенно сообщил:
– Линн, твоя комната в порядке.
Он держал Дорис за руку, словно та могла сбежать. Я все поняла, новые нападки на «синий чулок» действительно были жестом отчаяния. Может, моя беда заставила их понять то, что они друг другу нужны?
– Лукас, может, ты сменишь соседку?
– Как это?
Ей-богу, даже самые умные парни непроходимые тупицы во всем, что касается чувств! Больше того, самые умные обычно самые большие тупицы. Это я усвоила благодаря Ларсу.
– Комната идеально подошла бы Дорис. Она любит яркое солнце целый день и утром, а я предпочитаю на закате.
То, как Дорис залилась краской, подтвердило, что я попала в точку.
– А ты куда, к Ларсу?
– На Библиотексгатан. Меня выпустят через пару дней, поможешь переехать?
– А… может, останешься? Просто Дорис переедет ко мне?
Я ахнула, потом, спохватившись, рассмеялась:
– Тогда меняемся комнатами.
– Нет!
– Да, иначе уеду на Библиотексгатан!
Лукас вздохнул:
– С тобой теперь не поспоришь…
– Вот и не спорь.
Лукас стрельнул глазами на Ларса, стоявшего у окна, вздохнул:
– Как скажешь.
Разошлись все, остался один Ларс, все это время молча стоявший у окна. Я почувствовала, насколько устала, неимоверно хотелось спать. В палату вошла медсестра:
– Вам нужно еще одно переливание, я подключу аппаратуру. Вы потеряли много крови, приходится добавлять.
Она все сделала быстро, но выпроваживать Ларса не стала.
Когда ушла и она, я посмотрела на капельницу с кровью, потом на Ларса, присевшего возле моей кровати, внутри словно что-то щелкнуло. Переливание? Но мамина кровь не совпадает с моей, у Бритт тоже…
– Ларс, чья кровь?
В стальных глазах появился блеск:
– Моя. Только не требуй, чтобы откачали обратно!
– Теперь мы брат и сестра?
Взгляд стал настороженным:
– Что ты этим хочешь сказать?
– Будем дружить семьями.
– То есть?
– Станешь рассказывать своим внукам, как ты спас…
– Их бабушку!
Я демонстративно сделала вид, что не заметила его вставки:
– …одну препротивнейшую, маниакальную особу.
Ларс наклонился ко мне:
– Не надейся, что я кому-нибудь тебя отдам. Понимаю, завоевать тебя снова, после того, что натворил, будет очень трудно, но я постараюсь.
Я устало прикрыла глаза. Пусть старается. Все-таки Ларс самый красивый мужчина на свете, и я его люблю. А что до совершенных ошибок, то кто их не совершает…
Нет, я вовсе не намеревалась заставлять его кровью искупать свои ошибки (хотя именно так он и сделал), но уже точно знала, что сама чего-то стою. Дороговато поплатилась за такое знание, но что поделать?..
Ларс все-таки ушел на ночь, врачи потребовали дать мне отдохнуть.
Мое состояние уже не вызывало у них опасений, кровь мне перелили, оставалось бороться со слабостью. Не люблю больницы, потому поинтересовалась:
– Когда меня отпустят домой? Лежать я могу и там.
– Кто будет за вами ухаживать? – врач молод и очень похож на Джорджа Клуни, не сомневаюсь, что мой вопрос по-своему уникален, потому что остальные пациентки норовили полежать подольше. Но я такого насмотрелась, что меня еще очень долго никто не будет интересовать, даже копии Клуни.
