Эва Хансен - Цвет боли: черный
– Все твои слова справедливы, я не буду сейчас ничего говорить в оправдание, это тебе не нужно. Время все рассудит и поставит на свои места. Я только хочу знать, что у тебя все в порядке и что ты живешь в хороших условиях.
Неожиданно даже для себя я расхохоталась.
– Ларс, после того, что я пережила, любые условия покажутся раем. Спасибо за заботу, но теперь обо мне заботится другой человек. И я буду жить весьма достойно, не замок, конечно, зато безопасно. Все, больше не могу разговаривать, извини.
– Линн, бабушка хочет тебя видеть…
Он решил использовать последнюю возможность? Нет, конечно, не последнюю, но сильный козырь, отказаться от встреч с бабушкой я не смогу, даже с Бритт проще.
– Я ей позвоню.
Лукас уже входил в дверь.
– Извини, я не помешаю, сейчас только возьму кое-что и выйду. Схожу за кофе, он закончился.
На столе стояли две пачки кофе, но Лукасу просто ничего другого не пришло в голову.
– Не стоит, я закончила разговор. Спасибо, Лукас, ты настоящий. И… я переезжаю к тебе.
– Это назло?
Мои губы дрогнули в улыбке:
– Я неправильно выразилась. Я переезжаю сюда. Мне нравится район, дом, квартира, но особенно сосед. Говорят, классный парень. Завтра с утра. Поможешь?
– Придется сегодня или завтра после обеда, потому что с утра у нас с тобой литература. Тебе Ева Спенс, может, и простит прогулы, но мне нет.
– Тогда сегодня, потому что во второй половине дня у меня история идей…
– Просто оставайся. Пижаму купим в соседнем супермаркете, а новая зубная щетка найдется.
– Да нет, нужно многое забрать.
– У тебя очень много вещей в отеле?
– Нет, пара сумок.
– Тогда в чем вопрос? Завтра до занятий и перевезем. Я просто хочу освободить тебе комнату с душем. И не спорь, я тут старожил, а потому пока главный.
– Ладно, главный старожил.
– Тогда завтра в восемь… Нет, в половине восьмого! Я буду ждать тебя в холле отеля. Нужно успеть забросить твои сумки в квартиру и позавтракать. Занятия в десять.
– Тогда мне пора домой. Нужно еще прочитать что-то к занятию. Что там задано?
– Стриндберг, дорогая. И не отвертишься, потому что это предпоследняя неделя, скоро сдавать.
– Хорошо-хорошо! – я подняла руки в знак того, что сдаюсь. – Но я читала «Жюли» и читала немало разборов этого произведения. В чем там особенности Евы?
«Фрекен Жюли» с размышлениями Стриндберга во вступлении именно то, что мне сейчас нужно. Душевное харакири… я его сотворила и пытаюсь после этого выжить. Удивительно, но иногда можно выжить после самоубийства.
Всю дорогу до моего отеля мы обсуждали особенности «Жюли» Стриндберга и подход к анализу нашего преподавателя. Интересно, что о правоте или неправоте Жюли и Жана речь не заходила.
Договорившись встретиться в половине восьмого, разбежались.
Я вернулась к себе в номер другим человеком. Очень хотелось стереть из памяти все, что произошло в последние два месяца. Ларс прав, придется стереть и его тоже. Я понимала, что это не удастся, и вовсе не потому что у меня пирсинг или излишняя осведомленность в некоторых вопросах, просто я любила и люблю его, но теперь эта любовь не мешает мне быть собой.
Стояла перед окном в отеле, смотрела на оживленную Сергельсторг и думала о том, что начинаю новую жизнь. Ничего я не стану выбрасывать из памяти, просто больше не буду думать об Анне-Пауле, Маргит и БДСМ, без них есть о чем. Мне предстоит много заниматься, чтобы догнать пропущенное. И даже рождение ребенка не помешает получить образование, я сильная, справлюсь. Справилась же с Паулой и Маргит, а уж с бытовыми трудностями справлюсь и подавно.
Позвонила бабушке.
– Линн, где ты?! Твой телефон весь день не отвечал.
– Три дня, ба. Я в порядке. А как ты?
– Ларс сказал, что ты будешь жить с кем-то?..
– Да, мне сдают комнату во вполне симпатичной квартире.
– Оставайся на Библиотексгатан, там же пустая квартира.
– Нет, мне удобней так, как есть.
– Линн, ты…
– Да, ба, я беременна, но это тоже ничего ни для кого не меняет, это важно только для меня. Все будет в порядке, после того, что я пережила, я способна вынести любые трудности. У меня правда все в порядке, не беспокойся. Я позвоню…
Я не хотела, чтобы она начала убеждать меня, что с Ларсом нельзя расставаться. Все вокруг только это и делают, даже у Лукаса периодически проскальзывает такая мысль. Не кричать же всем, что это он меня бросил. Даже бабушке я не стану объяснять, кто такая профессор Джейн Уолтер и почему я с ней знакома. И с Ларсом это обсуждать тоже не буду.
Когда-то Бритт внушала мне, что я забыла гордость, стала послушной овечкой, левреткой, теперь она убеждает, что я должна все забыть и простить Ларса. Но там, в сказочном домике с ужасной начинкой, родилась новая Линн, а может, просто выбралась из кокона настоящая? Я не озлобленная брошенная мать-одиночка, но я и не послушная овечка, не левретка. Я – это я, и теперь мне решать, как жить, с кем жить и зачем жить.
Когда гусеница выбирается из кокона, она превращается в прекрасную бабочку. Почему-то это считается победой. Наверное, разрушить кокон – победа, но если вспомнить трепетность крыльев бабочки, то становится страшно за нее. Любое прикосновение, дуновение ветерка, капли дождя смертельно опасны.
Я разрушила кокон, но у меня стальные крылья, они не боятся не только ветерка, но и бури, я бабочка, готовая постоять за себя! И если Ларс этого не понял… тем хуже для Ларса. Этого не объяснишь, он должен осознать сам.
Я не разлюблю Ларса никогда, настоящая любовь бывает далеко не у каждого, а если и бывает, то раз в жизни. Нельзя разлюбить того, кого полюбил по-настоящему, несмотря ни на что, нельзя. Не всякая любовь бывает счастливой и взаимной, но даже с этим можно научиться жить. Я не буду добиваться или пытаться заслужить Ларса, чтобы не перестать уважать себя, пусть будет как будет. И будущему ребенку скажу правду, просто я сейчас не могу ее сказать, не могу, я должна это пережить. И если переживу, мои крылья станут даже крепче дамасской стали.
Инга когда-то сказала, что мы с Ларсом будем вместе. Она лживая, если лгала о своей полной слепоте, значит, она лжет и в остальном. Но это неважно. Ларс со мной навсегда, в моем сердце, в нашем ребенке. Мне этого достаточно, я научусь жить только с этим, я сильная, в тысячу раз сильней, чем сто дней назад, когда впервые увидела умопомрачительного красавца со стальным глазами.
Половину ночи стояла у окна или лежала без сна, твердя и твердя себе одни и те же слова как заклинание, а утром, спустившись в четверть восьмого на ресепшен, обнаружила в холле Лукаса.
– Привет, как ты?
– Привет. Вот сумки.
Их было всего две. Лукас слегка приподнял бровь:
– И все? Я думал, ты отправишь меня в номер за багажом.
– Здесь только самое необходимое, остальное в квартире на Библиотексгатан.
– У Ларса?
– Нет, у бабушки. Я потом заберу оттуда.
– Я помогу.
Мы действительно успели отвезти вещи в квартиру, причем я поняла, что Лукас половину ночи организовывал свой переезд из комнаты в комнату. Он и слышать не желал о том, чтобы я заняла меньшую.
– Не бойся, я все вымыл и проветрил. Если хочешь, купим новую кровать для тебя.
– Нет, все в порядке. Пойдем, иначе не успеем позавтракать, а я действительно хочу есть.
Дорис моему появлению обрадовалась:
– Линн, я для тебя все записи лекций дублирую, у меня подробно…
Лукас не замедлил отозваться:
– А то без тебя не сообразили!
Ну вот, стоило оставить их на неделю, как снова начали грызться! Никакая крав-мага не помогла. Вот глупые, если бы они только знали, как легко все испортить и как невозможно восстановить. Но кого это убеждал чужой пример? Это только считается, что люди учатся на них, мне кажется, что все и всегда набивают шишки собственным лбом. Хорошо, если после этого на грабли не наступают.
Преподавательница улыбнулась как доброй знакомой, хотя имела полное право быть недовольной моими прогулами.
– Мне звонил полицейский… Даг Вангер, кажется.
– Да, а что?
– Он объяснил причину твоего отсутствия. Я приняла это к сведению. Думаю, ты сумеешь догнать.
– Лукас и Дорис помогут.
– Подойдите после лекции, поговорим, что нужно сделать.
Вау! Даг позаботился о том, чтобы меня не отчислили? Надо позвонить ему и поблагодарить.
Но это потом.
Начиналась лекция, а вместе с ней и новая жизнь, в которой не было Ларса, зато была новая я. Я не желала быть госпожой, но я больше не рабыня. Только равенство!
Лукас с легкой тревогой покосился в мою сторону. Я чуть улыбнулась в ответ: