Красная линия метро - Владимир Евменов
Седов нервно сглотнул слюну.
— Скорее это… Колкин. Я дам вам сейчас почитать его заключение, и вы сами все поймете.
Он торопливо полез в карман своего джинсового пиджака и достал сложенные вчетверо листы бумаги.
— Позже, — коротко бросил Власенко, сделав предостерегающий знак ладонью. — Старший лейтенант, я хочу знать, какое было второе служебное правонарушение.
Тяжко вздохнув, Седов уныло произнес:
— Не поставив в известность вас и свое непосредственное начальство, я отправил официальные запросы в две государственные организации.
Он вновь бросил испытывающий взгляд на следователя и негромко добавил:
— Я думал, что если ошибусь, то никто об этом не узнает. А если окажусь прав, то…
— Седов, ты что же, подделал прокурорский запрос?
Алексей опустил голову и молча кивнул.
— Оно того стоило, Геннадий Петрович, — предпринял он попытку оправдаться.
— Это я буду решать, Седов: стоило оно того или нет, — звенящая сталь скользнула в голосе Власенко. — А пока, оперуполномоченный, давай, выкладывай, ради чего ты устроил передо мной чистосердечное признание.
От этих слов старший лейтенант мгновенно оживился и начал подробный рассказ.
— Геннадий Петрович, помните, в ходе оперативно-розыскных мероприятий по делу о пропавших студентах я посещал квартиру Колкина?
Ничего не отвечая, Власенко едва заметно кивнул.
— Так вот, во время осмотра я обратил внимание на две керамические погребальные урны, стоявшие в серванте. Мне это еще тогда показалось странным, но уточнять я ничего не стал, боясь своими вопросами не спугнуть подозреваемого. Зато, после того, как прочитал отчет своего приятеля, я снова об этом задумался. Я стал вспоминать беседу с Колкиным, как он себя вел, что говорил, отвечал… А еще я вспомнил, что те урны были новехонькие. Понимаете, о чем я? Мало того, что человек хранит прах дома, так еще и зачем-то пересыпал его из старых урн в новые. Этот поступок показался мне странным и не логичным. Кроме того мы искали связь маньяка с крематорием…
— Ближе к делу, — перебил его Власенко.
— Ища оправдание его поступкам, я вспомнил, что Колкин периодически проходил лечение в психиатрической больнице. И тут меня осенило! А не мог ли он быть знаком с Зуевым? Я помчался в ту психушку, где он лечился, однако там мне дали «от ворот — поворот». Сославшись на врачебную тайну, в предоставлении сведений о пациенте мне отказали. Вот тогда-то я и подделал первый запрос…
Власенко промолчал, продолжая внимательно смотреть на опера.
— Геннадий Петрович, этого того стоило, — снова стал оправдываться Седов. — Оказалось, что они не только были знакомы друг с другом, но не раз лежали в одной палате. А одна медсестра — та, что из «старых», — даже припомнила, что эти двое между собой приятельствовали. Но главное, она отметила, что они были удивительно похожи друг на друга. Она их даже иногда путала.
Седов окинул взглядом кабинет следователя и, разглядев на соседнем столике графин с водой, осторожно поинтересовался:
— Геннадий Петрович, можно водички глотнуть, а то в горле пересохло?
Получив молчаливый кивок, опер с жадностью опрокинул в себя стакан холодной воды.
— Вот тогда у меня и созрел окончательный план, как вывести Колкина на чистую воду. Для начала я решил уличить его в обмане. Для этого я подал запрос в органы ЗАГСа и похоронную службу…
— Значит, служебных правонарушений было не два, а три? — уточнил Власенко.
— Так точно, — угрюмо подтвердил оперативник и продолжил рассказ. — В итоге выяснилось, что его мать и тетушка были захоронены на разных кладбищах. Ни о какой кремации даже речи не было. Вот тогда у меня и возник вопрос: «А чей же тогда прах находится в новеньких урнах в его квартире?» Вывод напрашивался один… Уж не останки ли это тех самых пропавших студентов-филологов?
Такая постановка вопроса вмиг убрало суровость с лица прокурорского следователя. Он даже про правонарушения подчиненного на время позабыл, став лихорадочно о чем-то думать.
— Ты к нему уже наведывался? — скорее не как вопрос, а утверждение произнес Власенко.
— Так точно, только что оттуда. Соседи во дворе утверждают, что пару часов назад он уехал в неизвестном направлении на своей машине.
— На ночь глядя… — уточнил Геннадий Петрович. — Ох, чует мое сердце, этот сучок очередную жертву выслеживает…
Договорить он не успел, потому как кабинетную тишину разорвал задорный писк примитивной мелодии в кармане прокурорского кителя.
— Да, Власенко слушает.
— Геннадий Петрович, извиняюсь, что беспокою вас в вечернее время, но у меня срочная информация, — голос следователя Кравцова то и дело сбивался на высокие ноты. — Я тут такое обнаружил, такое…
— Виталик, говори спокойнее и по делу, — прервал взволнованного коллегу бывалый следак, для которого этот звонок был сейчас весьма некстати.
— Геннадий Петрович, я нашел вашего маньяка! И это не Зуев!
— И кто это? Что, имеются твердые доказательства?..
— Тверже не бывает! — затараторил Кравцов. — Я сейчас вернулся домой и решил посмотреть содержимое флешки, которую мне сегодня перед уходом вручила мать Ерохина. Ну того самого отравленного из «Пропаганды», племянника нашего заммера… Она перебирала вещи сына и случайно обнаружила флешку. Решила передать ее мне. Так вот, когда я открыл ее содержимое на компьютере, то чуть до потолка не подпрыгнул. Да вы сами посмотрите, я только что все вам на электронку отправил.
Привычным движением Власенко навел стрелку на значок почты и дважды кликнул кнопкой компьютерной мышки. Открыв присланный файл, он щелкнул первое приглянувшееся ему видео в списке и… обомлел.
Это была видеосъемка плохого качества и с непонятным ракурсом, но зато какая! Хорошенько присмотревшись, Власенко сразу же узнал молодую девушку, связанную по рукам и ногам. Извиваясь как угорь на полу, она с ужасом смотрела на человека, который снимал ее на камеру телефона.
— Да это же Караваева! Третья жертва нашего маньяка! — только и смог воскликнуть Власенко, кинув быстрый взгляд на стоявшего рядом оперативника.
Договорить он не успел, поскольку в этот момент ракурс съемки опять поменялся, и в кадре появилось уже знакомое им мужское лицо. Словно издеваясь над ними, Колкин криво ухмылялся во весь экран монитора на столе прокурорского следователя.
— Седов, вызывай опергруппу! Нужно брать этого гада по адресу его проживания! Хотя постой… — Геннадий Петрович ощутил, как где-то в глубинах его сознания замерцала страшная догадка.
Он торопливо открыл верхний ящик стола, вытащил оттуда ворох каких-то бумаг, после чего извлек на свет написанное мелким убористым почерком заявление.
— Седов, смотри, — он
