Перо бумажной птицы - Елена Ивановна Михалкова
Даша понятливая. Быстро, обжигаясь, допила горячий чай. Встала, улыбнулась:
– Спокойной ночи, Ника.
– Спокойной ночи, милая…
На следующее утро Даша уехала.
Нику она не винила. Та вернулась калеченная-перекалеченная. Лицо опухшее, швы еще не зажили. Слова подбирает не сразу, медлит, как будто пытается вытащить из вороха карточек одну-единственную нужную с первой попытки. Идет-идет куда-нибудь и вдруг замирает, словно забыла, зачем шла. Ей бы с собой разобраться, не до посторонних. А ведь на ней еще и бизнес…
С этими мыслями Даша вернулась домой. Частные сыщики, конечно, помогли бы, если бы она попросила. Нашли бы съемную квартиру на пару месяцев. А дальше-то что?
Нет уж, хватит ночевать под чужими крышами. У нее своя собственная имеется.
Триумфального возвращения не получилось.
Мать, увидев блудную дочь из окна, выскочила на крыльцо. В руках у нее было кухонное полотенце, которое она скручивала в жгут. Младшие сестры высыпали за ней следом смотреть на расправу. В окне мелькнула опухшая рожа Вадима: приблизилась и снова канула в глубину комнаты, словно дохлая рыба всплыла ненадолго и ее утащили на дно оголодавшие раки.
Даша не остановилась, даже шага не замедлила. Снизу хмуро предупредила:
– Не вздумай распускать руки. Тронешь – спалю и дом, и тебя вместе с ним.
Поднялась на крыльцо, прошла мимо остолбеневшей матери и скрылась в кладовке.
И все пошло как прежде, словно и не было этих месяцев. Ни Сотникова не было, ни Веры, ни Калиты со свиньей, а Петр ей и вовсе привиделся в кошмаре. Вика Сивкова осталась жива-невредима… Хотя подождите-ка, ведь и Вики тоже не было. Баридзеев был, от него никуда не деться. Но как был, так и сплыл. А Даша – вот она: сидит на берегу, ножки в воде полощет.
Устроилась официанткой. Два дня работаешь, два отдыхаешь, – красотища! В прежние времена искала бы другой график, чтобы смываться из дома на всю неделю. Но теперь что-то переменилось.
Посмотрев вблизи на упырей разного калибра, Даша совершенно перестала бояться собственного семейства. Что Вадик с Ингой могут ей сделать после Калиты? Шушера! Мелкие нарики, оборзевшие от безнаказанности и мамочкиного попустительства.
Первый раз она дала им отпор в тот же день, когда вернулась. Случилось это неожиданно для нее самой. После ужина Даша привычно стала разбирать посуду со стола. Мать исчезла. А Инга, Вадик и Олег принялись ходить кругами, понемногу приближаясь к раковине, где она возилась с тарелками. Наконец Олежек прихватил ее за плечо, больно-пребольно, двумя пальцами.
– А что это ты молчишь, расскажи, где шлялась?
Из пасти у него несло пивом и луком.
– Свалила и вернулась, будто так и надо? – пропела Инга. – Может, ты с фашистами спала?
– А за такое ведь налысо бреют! – подхватил Вадим.
Стало ясно, что эта бредовая распевка отрепетирована. Про фашистов они где-то услышали.
Ну, так и есть. Инга вытащила опасную бритву и помахивает ею, будто дирижер своей палочкой.
– Порежешься, дура, – сквозь зубы сказала Даша.
– Чево-о-о?
Тут ее терпение лопнуло. Три этих обсоса даже четвертинки одного Макса не стоят. А ведь с Максом она как-то справилась…
Даша с размаху врезала тарелкой, которую держала под струей воды, по прыщавой Олеговой морде. Брат заорал и схватился за лицо. Тарелка треснула, и половина ее разлетелась вдребезги по полу, а половина осталась зажата в Дашином кулаке. Она попробовала пальцем волнистый край. Ух ты, острый!
Битая тарелка – несерьезное оружие. Но когда она пошла на Ингу, вспарывая перед собой воздух, словно боевым веером, брат с сестрой обратились в бегство. Олег сел за стол, озабоченно ощупывая лицо и салфетками промокая кровь, текущую из ноздрей.
– Ты чего, нос мне сломала, что ли? – гнусаво спросил он.
Даша кратко отозвалась в том смысле, что ей нет никакого дела до его хари, и вернулась к мытью посуды.
На грохот прибежала Света. Разинула лягушачий рот, увидев остатки побоища и перепачканного в крови Олега.
Даша обернулась к ней:
– Принеси веник с совком.
Со второго оклика Света послушалась. Даша подмела осколки, молча вытерла посуду и ушла, не сказав Олегу ни слова.
Старшие еще дважды сделали попытку вернуть прежние порядки. Каждый раз Даша отбивалась с таким бешенством, которого от нее никто не ожидал. В ход шло все, что оказывалось под рукой. Она расцарапала лицо Инге и сломала палец Вадиму. Пашка, ставший свидетелем одной из таких стычек, восторженно сказал:
– Ну ты психованная!
На братьях и сестре она срывала неизвестно откуда взявшуюся ненависть. Досталось и матери, которая вновь решила допытаться, какого черта дочь пропадала и почему посмела вернуться, не спросив разрешения. «Хочешь, чтобы я свалила?» – злобно спросила Даша, наступая на мать и тесня ее к холодильнику. Половину своей зарплаты она отдавала ей. Лишаться источника дохода Людмила не захотела.
В конце концов сорвалась и на Свете. Когда девчонка в очередной раз стала носиться вокруг обеденного стола, вереща во все горло, Даша перехватила ее, дернула на себя, заломила руку и вытащила во двор. Рявкнула: «Здесь кричи! Дома – не сметь» и вернулась на кухню.
После этой короткой экзекуции притихли сразу обе: и Света, и Иришка.
По утрам Даша видела свое отражение в зеркале: вертикальная морщина между бровей, крепко сжатые губы. Только автомата в руках не хватает. На работе она без труда надевала личину. Но стоило ей выйти из кафе, напускная доброжелательность исчезала.
Прежде с ней часто знакомились на улице. Теперь не подходил никто. Даже дорогу не спрашивали.
И дома с ее приходом воцарялась настороженная тишина. Только Пашка простодушно радовался ее возвращению и тому, что любимая сестра завела свои порядки.
«Хоть какая-то польза от Сотникова, – зло думала Даша. – Земля тебе стекловатой, сволочь».
Как-то Вадим за ужином бросил в ее адрес хамоватую реплику. Позже Даша даже не могла вспомнить, что именно он сказал. Маленький крепко сжатый кулак врезался ему в челюсть прежде, чем он успел закончить фразу. Людмила подняла страшный крик. Верещала, что руки распускать никому не позволит. Даша так посмотрела на мать, что та шарахнулась в сторону, – похоже, заподозрила, что она следующая в очереди.
После этого случая Дашу обходили, словно ядовитую змею. Она даже ела отдельно от остальных, как прокаженная.
Ее это устраивало.
Плохо только, что никакого плана до сих пор не появилось. Работать официанткой – чтобы что? Так и торчать здесь до скончания века? Надо вытаскивать и себя, и Пашку.
Однако идеи не приходили. Даша застряла в каком-то междувременье. День шел за днем, а она
