Вера Русанова - Букет для будущей вдовы
- Опять о Говорове задумалась? - Леха подхватил пакет с продуктами снизу и теперь нес его под мышкой. - Брось. Не стоит он того.
- Не о Говорове... Ты только не смейся, но мне опять кажется, что что-то не так. Я пока не могу объяснить. Еще минуточку подумаю... Что-то мы с тобой упустили, или что-то истолковали не так... Как заноза в голове сидит!
- Жень, это уже клиника! Неприятный разговор сегодня был, я согласен. Но тебя уже куда-то не туда несет. Что тебе на этот раз не нравится? Что у тебя теперь "не складывается"? Кого подозревать будем? Маринку? Или эту Ксению Петровну? Или опять Шайдюка поедем трясти?
- Алиса.., - одними губами выговорила я, чувствуя, как под мышками и на лбу выступает холодный пот. Холодный и отрезвляющий, как ледяной душ. Ну, конечно! Шайдюк, Алиса, вино...
- Что, опять по-новой?! - ужаснулся Митрошкин. - Опять к тому, с чего начали? Бутылка с этикеткой? Символы и знаки? Алиса что ли маньяк?
- Да нет, ты ничего не понимаешь! Я сама пока не очень понимаю... Только вот рынок, овощи, "Хванчкара"... Поехали скорее домой, а?
- А дома что?
- А дома - телефон. И ты позвонишь своему Олежке Селиверстову, мне у него кое о чем надо спросить.
- Нет! Только не это! Я ему клялся, что все - последний раз... Чего тебе от него надо? Спроси меня, я тебе сам скажу.
Я упрямо помотала головой.
- ...Женька, ты хоть понимаешь, куда он тебя пошлет?.. Нет, тебя не пошлет, он мужик воспитанный - меня пошлет. Адрес он нам уже дал. С версией про Галину Александровну мы уже пролетели. Чего еще?
- Слушай, разговаривать буду я, ты-то чего волнуешься?
- Да мне перед другом неудобно! Что ты роешь? При чем тут "Хванчкара", рынок и овощи? Только-только с Ван Гогом разобрались, с "Ночным кафе" этим долбанным.
- И с Ван Гогом ничего ещё не понятно. То есть, с Ольгой Григорьевной... Лешенька, поверь мне в последний раз! Поверь мне, пожалуйста, миленький!
Митрошкин больше спорить не стал. Однако, всю дорогу в маршрутке сидел мрачный, как сфинкс, со мной не разговаривал и даже не пытался подкрасть из пакета никакую провизию. Дома первым делом снял ботинки, набрал телефонный номер и только потом стал расстегивать куртку.
- Да! - послышалось через некоторое время на том конце провода. - Да. Я вас слушаю.
- Олег, - выражение лица у Лехи было, как у героя, идущего на расстрел, - ты можешь меня убить, но у меня к тебе ещё один вопрос. Озвучит его для тебя Женя.
- Олег, - я торопливо выхватила трубку, пока "рейнджер" не успел начать ругаться, - скажи мне, пожалуйста, когда у вас в Михайловске русская мафия гоняла кавказцев? Мне подруга из профилактория говорила, что это было не очень давно, и что все армянские-азербайджанские товары на этот период с рынка исчезали.
Селиверстов хмыкнул, выдержал паузу и ехидно осведомился:
- На уровень борьбы с организованной преступностью выходим? Мои поздравления! Скоро, наверное, в Интерпол подадитесь?
- Олег, пожалуйста!
- А, если не секрет, зачем тебе эта информация?
- В общепознавательных целях, - прогудел в трубку Митрошкин, перегнувшись через мое плечо.
- Олег, ты можешь не вспоминать точные даты. Просто скажи: это было примерно в тот же период, когда убили Катю Силантьеву?
- А что, "чеченский след" ищем?
Я не ответила, препираться с Селиверстовым было бессмысленно. Не дождавшись ответа, он глухо кашлянул и как бы с неохотой проговорил:
- Вообще, примерно в это время, да... Но меня больше всего интересует странный ход ваших, Евгения Игоревна, мыслей. Может, когда заедете с Лехой, поговорим?
- В отделении? - скорбно осведомилась я.
- Зачем в отделении? Можно у меня дома... Пока ты, вроде, до явного состава преступления не допрыгалась... Лехе трубочку дай!
Я отдала трубку и прошлепала на кухню. Зажгла газ, поставила воду под сосиски, зубами и ногтями принялась раздирать пакетики с китайской лапшей. Лихорадочное возбуждение, колотившее меня последние полчаса, постепенно спадало, уступая место тупой головной боли. Как я сейчас понимала Страшилу из "Изумрудного города", у которого от мысленного напряжения из головы лезли иголки и булавки! Теперь получалось все. Я была почти уверена, что получится. Однако, история от этого казалась только ещё более странной и запутанной.
Митрошкин появился на кухне через пару минут, сел на табуретку, расстегнул молнию на толстовке, поставил оба локтя на стол и обхватил руками голову:
- Ну, а теперь давай колись, при чем здесь Алиса, при чем кавказская мафия, и при чем Катя Силантьева?
- Алиса при том, - я вывалила лапшу в кастрюлю, залила водой и тоже поставила на плиту, - что это она рассказала мне про то, что на время "битвы" с рынков пропали все кавказские товары. Катя Силантьева при том, что её убили в это время. Слушай дальше! Кто зимой торгует виноградом? Или кавказцы или молдаване! У вас в Михайловске, как я поняла, вообще, один центральный городской базар, где можно виноград купить. Кавказцев бьют, и молдаванам, наверняка, тоже достается. На рынке нет ни сыра, ни орехов, ни мандаринов, ни груш. Винограда тоже нет. Ты понимаешь? Нету красного винограда!
- И ты хочешь сказать?..
- Да! Я хочу сказать, что виноград должны были оставить рядом с телом Кати, но по нелепой случайности его в это время просто невозможно было купить!.. Теперь смотри какая картинка у нас получается: "Едоки картофеля" - "Автопортрет с трубкой" - "Подсолнухи" - "Красные виноградники" - "Ночное кафе". Замкнутый круг: с пятерых начали - пятерыми закончили. Плюс на последней картине художник, как нечто Высшее, Наблюдатель, Творец, Полубог. Классно, да? База, основа, идея для человека, возомнившего себя карающей божьей десницей, для человека сошедшего с ума. Но! Тут появляется одно существенное "но". Ты представляешь себе одержимого, сумасшедшего, который, в связи с тем, что виноград исчез с торговых точек, прагматично подменяет один символ другим и рушит всю свою идеологическую башню? Пусть даже может быть такой момент, пусть он был: логика психически больных людей необъяснима. Но почему он тогда не заменяет "Красные виноградники" какой-нибудь другой Ван Гоговской картиной, а "Ночное кафе" не оставляет для финала?
- И почему? - Леха все-таки не выдержал и взял с тарелки подсохшую печенюшку.
- А ты подумай! Подумай, что это за картины, и тогда у тебя само собой родится второе "но"... Вспомни, как я тебе из библиотеки звонила, как спрашивала о том, говорит ли тебе о чем-нибудь название "Красные виноградники в Арле"? Что ты мне ответил, вспомни.
- Что это одна из немногих картин Ван Гога, проданных при его жизни. Их и всего-то было, по-моему, то ли две, то ли три...
- Тепло-тепло, Лешенька! Думай!.. Ты правильно думаешь, только ты у нас сильно умный, поэтому знаешь, что Ван Гог продал все-таки не одну картину, а я, например, до некоторого времени свято была уверена, что "Красные виноградники" - единственное, что ему удалось продать! Предисловия ко всяким "Жаждам жизни" читаешь и находишь там про одно полотно... Вспомни-вспомни! Поэт - Пушкин, фрукт - яблоко, художник, продавший единственную картину - Ван Гог!
Теперь уже Митрошкин тяжело и всерьез задумался, начал скрести переносицу, и часто смаргивать глазами.
- Известные все картины, - выдал он, в конце концов. - Чуть ли не попсово известные, да? Как в музыке "Полонез" Огиньского и "Лунная соната"? Ну, правильно: "Подсолнухи", отрезанные уши, единственная проданная картина... "Ночное кафе" и "Едоки картофеля", правда, как-то не так...
- Так-так! - я энергично закивала головой. - Если ты до этого ничего не знал про Ван Гога, то залезешь в любую книжицу и с первых же страниц узнаешь, что программные произведения - это, как раз "Едоки", "Кафе", ну, и ещё там несколько... Таких всенародно известных картин у Ван Гога больше-то и нет! Надо было подменять "Виноградники" либо чем-то таким же, как ты сказал, "попсовым", либо менять его с "Ночным кафе". Либо уж ждать или ехать за виноградом в соседний населенный пункт. И это наводит на мысль, что у убийцы не было времени.
- А на какое "но" это тебя наводит? У меня, вроде, ничего пока не родилось.
- Совсем тупой, совсем плохой! - лапша полезла из кастрюли вместе с пеной, я торопливо сняла крышку и уменьшила огонь. - Теперь вспомни сегодняшнюю беседу с Говоровым по поводу "Ночного кафе". Дверь в никуда, шары, кий, Гоген... Ты где-нибудь про это читал? Я приволокла из библиотеки кучу книг, в том числе толстенную монографию, но хоть где-нибудь эта информация промелькнула?! Размышляем дальше: не особенно разбирающаяся в живописи Ольга Григорьевна начинает читать литературу по Ван Гогу, выбирает "Едоков", "Подсолнухи", "Виноградники", "Кафе", как и положено дилетанту, а рядом с трупом Кати Силантьевой вдруг оставляет кисть! Откуда она узнала про Гогена?! Женщина, наверняка, взявшая в библиотеке все того же Перрюшо и Юига! Откуда, я тебя спрашиваю?!. Тебе не кажется, что кто-то просто пытается имитировать почерк дилетанта? Кто-то хорошо разбирающийся в творчестве Ван Гога. Но информация о Гогене для этого человека - сама собой разумеющаяся: он понятия не имеет, что об этом не писали ни Юиг, ни Перрюшо!
