Андрис Колбергс - Вдова в январе. Романы

— Да, у вас есть алиби. В момент происшествия вы находились за прилавком.

— Нет, никаких фамилий и адресов я вам не назову! У вас нет права вмешиваться в мою личную жизнь! — В глазах Цилды горел гнев, кровь отлила от лица.

Выпятив толстые губы, Конрад Ульф долго и спокойно смотрел в ее лицо.

— Я познакомлю вас со сто семьдесят четвертой статьей уголовного кодекса… Отказ давать свидетельские показания карается лишением свободы на срок до пяти лет… — Конрад достал из ящика кодекс и подал его Цилде. Она нервно принялась листать его, переспросила, какая статья, прочитала, захлопнула кодекс и с вызывающей улыбкой произнесла: «Достаньте бумагу побольше!»

Записывая, Конрад вспомнил слова парня из «Фоторекламы» насчет «сексуальных ножниц»…

В кабинет полковника Ульфа продолжала стекаться информация. Медицинская экспертиза дала заключение о времени, когда наступила смерть Рудольфа Димды, о том, куда попала пуля, криминалистическая лаборатория сообщила о составе пороха, о материале, из которого сделаны пыжи; по гильзам было видно, что использованы магазинные патроны, заряженные пулями Мейера.

Разделавшись со свидетелями из Курземе, вошел Арнис, а за ним сразу же и Бертулис. Он рассказал о недостающей фотографии в архиве Димды и при этом был страшно расстроен тем, что вся работа по разбору архива ни черта теперь не стоит: ведь может статься, что не хватает не одной, а многих фотографий. И, как учит опыт, недостает всегда именно той, которая нужна. Это новое известие не понравилось и Конраду, но он поспешил успокоить Бертулиса.

— Нет худа без добра! — заверил он, расхаживая по кабинету по диагонали. — Это даже неплохо, что никому не удалось эту Мудите увидеть! Если негатив такой хорошей фотографии Димда не держал в архиве, стало быть, на это у него были причины. И это еще раз говорит об их конспиративных встречах. Эта женщина замужем, и у нее ревнивый муж!

— Или у Димды ужасно ревнивая любовница, — так же серьезно продолжил Арнис, чтобы поддеть Конрада, — и это тоже не так уж плохо…

Конрад ядовито взглянул на него, высморкался в большой платок и приказал Бертулису съездить к Карлису Валдеру. Он единственный может знать, кто из девиц приходил к Рудольфу Димде.

— Я тоже хочу съездить туда, — сказал Арнис. — Собираюсь выйти из подъезда именно в ту минуту, когда вышел стрелявший.

— Тебя что, осенило, а? — нахмурился Конрад. — А у меня для тебя есть кое-какое заданьице. Было бы весьма полезно узнать, не забыла ли Цилда Димда назвать мне кое-кого из своих знакомых. А если забыла, то почему бы это? И что этот знакомый делал вчера? Шаг за шагом, не упуская ни минутки. Только если она никого не забыла, мы возьмемся за список. Я записал адреса и нескольких хороших подруг, уж они-то насчет ее кавалеров все выложат.

— Все ясно, только я хочу сначала заглянуть на улицу Метру. Нельзя оставлять поиски стоянки машины, завтра узнать что-то будет уже куда труднее.

— Ага, у тебя есть идея! — проворчал Конрад. — Бери свою идею и дуй на улицу Метру!

— Я там долго не задержусь, с полчаса, не больше.

— Ну, так поезжайте, на часах уже скоро два. Погодите! Этот парень из фотомастерской, а он явно парень не дурак, утверждает, что фотография «Женщина с кабаном» была великолепная. Не делал же ее Димда ради своего удовольствия, и, если бы она была напечатана в каком-нибудь журнале, коллеги его знали бы об этом. Может быть, посылал на выставку за границу?

Арнис пожал плечами.

— Хорошо, ступайте! Все равно ничего толкового не сможете сказать. Я позвоню какому-нибудь деятелю от фотографии. Должен же кто-то знать, куда такую фотографию можно послать. Может быть, мы ее еще раздобудем! Ну, пошли, пошли!..

И Бертулис с Арнисом вышли в коридор.

Вскоре после полудня Жираку позвонил знакомый администратор Дома культуры, который немного занимался выращиванием гладиолусов в своем огородике за ипподромом и любил заглядывать к Жираку за консультацией. На редкость навязчивый тип. Ему, видите ли, нужны цветы, чтобы поздравить каких-то там артистов, обзвонил уже полмира, но никто не хочет продавать: начало марта, и все придерживают цветы для женского дня, когда будут самые высокие цены. Жирак бы тоже послал его подальше, но администратор сопровождал танцевальный коллектив в поездках по Чехословакии и Венгрии и всегда оттуда привозил новейшую литературу по цветоводству, делясь и с Жираком.

Помочь, конечно, можно, но в теплице еще куча всяких мелких дел, которые никак нельзя отложить. Администратор готов был хоть сейчас приехать, однако Жирак пообещал привезти цветы вечером сам. Когда-то еще придет с работы Мудите — стоят холода, и оставлять без надзора котел пока нельзя.

Три раза в неделю Мудите посещала курсы кройки и шитья, хотя Жирак и пытался ее от этого отговорить — все равно же платья себе не шьет, а маленьких детей в доме нет. Но потом, видя, как Мудите расстроилась, уступил. Чем бы дитя ни тешилось…

Курсы были через день, но иной раз занятия переносили, поэтому Жирак позвонил на базу и попросил позвать Мудите к телефону.

— Только что где-то крутилась, — ответил совсем юный женский голос, потом он же послышался в отдалении от трубки: — Эй, Мудите! К телефону! — Спустя минуту ему сказали, что на складе ее нет, так как на железнодорожной ветке разгружают вагон с товаром и начальник послал Мудите туда приходовать груз. — Что сказать, если появится?

— Скажите, чтобы непременно позвонила домой.

— Хорошо! До свидания!

Конспирация соблюдалась безукоризненно, и главная заслуга тут принадлежала молодым подружкам. Уже расставаясь с Димдой, Мудите позвонила на базу, узнала о звонке Жирака и позвонила домой. Рассказала, что еще на работе, но сейчас выезжает.

Из-за Карлиса встречаться у Димды было неудобно, но у одного из друзей Рудольфа была дача недалеко от Риги, и он предоставил ключи от нее. Рудольф приезжал туда за час, колол дрова и топил камин, чтобы хоть морозные цветы с окон согнать.

— Оцени, женщина, мое самопожертвование! Из-за тебя у меня скоро будет ломота во всех костях!

— Скоро уже весна… — мечтательно отозвалась Мудите.

— Мне кажется, что Карлис все равно догадывается… Только он слишком благороден, чтобы намекнуть.

— Почему ты мне это говоришь?

— Потому что ты мне нравишься. Только поэтому. — Рудольф обнял ее голые плечи и привлек к себе.

— Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться? Во-первых, это зависит от тебя!

— Надо будет подумать.

— О, ты уже прибегаешь к удобным для тебя ответам! — В голосе ее прозвучала горечь.

— Несмотря на Карлиса, через мою комнату могла бы пройти сотня других, а вот ты — нет.

— У него нет на меня никаких прав. Мне было тогда семнадцать годочков! Великая любовь и великие клятвы! Не знаю я такой девушки, которая в семнадцать лет не клялась бы, и такой, которая эти клятвы позднее сдерживала бы! Детские игры, больше ничего, а ты теперь делаешь из этого бог знает какую проблему.

Рудольф понял, что зашел слишком далеко, поэтому принялся целовать Мудите. «Лучше было бы с этим романом кончать, но, пожалуй, не сумею, — робко подумал он, — она сильнее меня. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо и наверняка не будет». И вдруг он возненавидел Жирака, которого ни разу не видел.

— Ты спишь с ним в одной постели? — спросил он, но Мудите вовремя уловила в его голосе презрение и тут же соврала:

— Я перебралась на второй этаж. Сказала, что не могу больше выдержать, когда он по нескольку раз за ночь встает и идет обогревать свою теплицу.

— И он согласился?

— Я сомневаюсь, чтобы его интересовало еще что-нибудь, кроме гладиолусов и тюльпанов.

— Тогда ты могла бы спокойно развестись.

— Женщине сначала нужна семья, а уж потом муж.

— Ну что это за семья — без детей?

— Я в этом не виновата. И давай кончим этот пустой разговор. Я буду с тобой, пока ты хочешь, и достаточно!

После этого разговора Мудите начала часто навещать Карлиса. Заходила после работы, приносила что-нибудь сладкое, пила чай и болтала о давних школьных временах или о жизни вообще. Если дома был Димда, то и его приглашали, играли в лото и смотрели телевизор. Потом Рудольф галантно провожал ее до автобуса, за что и получал поцелуй в щечку. В журнале посещаемости на курсах кройки и шитья все чаще появлялись «н/б», а вскоре она и вовсе забросила их, потому что ведь и на дачу к Рудольфу надо ездить. Димда сказал, что за два месяца он наколол тысячу кубометров дров…

Цветов клубному администратору понадобилось много. Жирак увязал целый тюк нарциссов, открыл гараж и стал прогревать мотор старых «Жигулей», который долго не заводился, так как машиной с осени не пользовались. Положил тюк на заднее сиденье — в багажнике цветы могли замерзнуть — и выехал на улицу.