Андрис Колбергс - Вдова в январе. Романы
Карлис покачал головой.
— Но если что-то наметится, не забудьте, позвоните. В холодную зиму я при этом лимите даже до февраля не могу дотянуть, все время приходится левака искать, но последние годы на предприятиях так туго с этим стало, что и за двойную цену не получишь… Как повеселились на балу?
— Бал как бал, ничего особенного…
— Я, знаете, раньше одержимый был танцор, а теперь уже не тянет. Лучше дома посижу, зайду сюда, что-нибудь поделаю. По правде сказать, я бы вообще из дома не выходил, я же здесь все сам построил, все мне дорого. Что меня там ждет? Чужая чесотка? Телевизор есть, захотел — посмотрел, что тебе надо. Пойдемте в дом, а то Мудите рассердится… Цветы красивые, но они много требуют постоянного ухода. Даже на новогодний бал я не мог пойти! На дворе такой мороз, что страшно от котла отойти… Всю ночь уголь подбрасывал. Если ртуть в теплице упадет до нуля, то половина саженцев у меня пропала… Каторжный труд! Так как вы там повеселились?
Карлис, держась одной рукой за стенку, медленно двинулся по ступенькам.
— Да всякие… смешные номера выкидывали…
— Ну-ну… Это интересно!
— Вот будем в комнате, я покажу.
— А я в полночь олово лил. Стою в котельной, гляжу на огонь и думаю, почему бы мне не погадать на счастье. Консервная банка валяется, ведро с водой есть, а олова у меня сколько хочешь… Накатила этакая сентиментальная глупость! Теперь самому смешно!..
Стол был накрыт довольно богато. Мудите угощала то одним, то другим, Жирак наполнял рюмки и предлагал не сбиваться с темпа. Сам он пил до дна, быстро опьянел и то ли не замечал укоризненных взглядов Мудите, то ли и не хотел замечать. Время от времени он вставал и шел бросить лопату угля. В последний раз он уже маршировал к двери, громко топая и лихо распевая: «Я конь рабочий, дайте мне овса!» Карлис начал чувствовать себя неуютно. Вызвали такси, но оно долго не появлялось. Жирак настойчиво требовал, чтобы ему показали смешной номер. Пришлось развернуть ружье, поставить на камин свечку и выстрелить по ней капсюлями жевелло, которые Карлис прихватил с собой. Но ни Карлис, ни Жирак не попали. Жирак был очень удивлен своей неудачей, так как он был отличником по военной подготовке и чуть ли не чемпионом академии по стрельбе. Последний раз он промахнулся чуть ли не с двадцати сантиметров, разозлился и сшиб стволом свечу — хорошо, что та погасла, падая, и закатилась под диван. Ружье Жираку очень понравилось, он его уже не выпускал из рук. Сел в кресло, зажал его между коленями, неожиданно уронил голову и заснул.
— Не спи! — возмущенно крикнула ему Мудите.
Жирак с удивлением приоткрыл глаза, оглядел все вокруг идиотским взглядом, ухватился за ствол ружья, как за кол в изгороди, чтобы удержать равновесие, сказал: «Договорились!» — и громко захрапел.
— Да не спи ты! — встряхнула его с еле сдерживаемым гневом Мудите, но это ни к чему не привело, и она, точно оправдывая Дирака или саму себя, сказала: — Когда мы поженились, он почти не пил…
Наконец приехало такси.
Карлис вопрошающе взглянул на ружье. Мудите поняла, но махнула рукой:
— Я завтра по дороге на работу, завезу…
Ей хотелось поскорее убрать со стола и лечь спать. Если Жирак сейчас проснется, он, пожалуй, долго будет бродить по дому в поисках, чего бы еще выпить. Начав, он уже не мог остановиться и делался отталкивающим, болтливым и назойливым, но, к счастью, больше двух-трех раз в году Жирак не напивался.
Мудите проводила Карлиса к такси.
Уже садясь в машину, Карлис собрался с духом.
— Только пойми меня правильно… — выдавил он. — Я хочу тебя предупредить… Рудольф…
— Не надо больше об этом говорить… Никогда больше не говори… Это не повторится!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Коридоры в управлении уголовного розыска длинные, замкнутые в кольцо, соединяющее лестничные клетки по периметру здания. Но почему-то большинство лестничных площадок и дверей в коридор закрыто — то ли в целях экономии топлива, то ли чтобы сквозняки по всем этажам не гуляли. Надо хорошо разобраться в местной топографии, чтобы без излишнего петляния и многократных расспросов попасть именно туда, куда нужно, так что один представитель прокуратуры, побывавший здесь впервые, сказал потом: «Не жизнь у вас, а малина! Если кто-то заработал пять лет, надо только выставить его из кабинета, а спустя пять лет указать, где выход, чтобы бедняга не блуждал лишний срок!»
Поэтому Ульф был весьма удивлен, когда Цилда Димда уже ждала у кабинета, удобно сидя в кресле, закинув один красный сапожок на другой.
— Вы ранняя пташка, — сказал Ульф, взглянув на свои электронные часы. — Девяти еще нет.
— Я только что явилась… Доброе утро. — Цилда встала, ожидая, когда Конрад откроет дверь.
— Доброе утро…
— Когда я пришла домой, дочка передала мне оставленное вами приглашение. — Цилда порылась в сумочке и протянула Ульфу повестку. Лицо у нее уже не было напряженным, скорее на нем виднелось скучающее спокойствие. Следуя приглашению Конрада, Цилда уселась, продолжая рассказывать: — У меня есть дальний родственник, который работает адвокатом. Я поехала к нему поговорить насчет наследства. Он думает, что часть его я могу получить по судебному постановлению раньше определенного времени…
— Когда вы вчера встретились с Рудольфом Димдой?
Ульф задал этот вопрос как нечто само собой разумеющееся, как будто у него и сомнений не было, что Цилда с Рудольфом встречались вчера, хотя это было всего лишь его предположением. Завмаг сказал, во всяком случае, так Ульфу показалось, что во время телефонного разговора Цилды с Рудольфом деньги не упоминались. Кроме того, звонила-то Цилда, а не Рудольф, как вытекало из ее прежних показаний. И вполне логично, что разговор о деньгах произошел, когда они встретились. Но для надежности Ульф подготовил себе отступление, и если Цилда скажет, что с Рудольфом вчера не встречалась, он скажет, что оговорился, что хотел сказать: «Когда вы созвонились с Рудольфом Димдой?»
— Около девяти. По дороге на работу он зашел в магазин, и тогда мы пошли поговорить в кафе.
— Вчера вы о встрече не говорили…
— Вчера я вообще ходила как дурная. Такое происшествие. Я только на таблетках держалась! Да, теперь я припоминаю… О деньгах могли слышать в кафе… За соседним столиком сидели два совершенных дегенерата с трясущимися руками. Я припоминаю, что один из них все время прислушивался, о чем мы говорим. Рудольф сказал, что идет прямо в сберкассу, снимет триста рублей и после обеда отдаст мне. Эти синюшники были в таком состоянии, что для них триста могли показаться миллионом! Наверняка официантка помнит их, может быть, даже, знает…
Да-да, подумал Конрад, выглядит вполне правдоподобно, я бы охотно в это поверил, если бы несколько человек не утверждали, что в середине дня Димда был в приподнятом настроении. Это был бы первый случай в моей практике, когда у кого-то после ограбления поднимается настроение. И один из немногих случаев, когда ограбленный тут же не спешит за помощью к милиции. Цилда заинтересована в наследстве, по темному коридору она и сама ходила много раз, и она знала, что Димда пойдет домой обедать…
— Какое кафе? — И Конрад приготовился записывать.
— «Капелька».
— Спасибо. О чем вы беседовали?
— Ну, обо всем. Я предложила Рудольфу больше заниматься воспитанием дочери… Главным образом говорили о дочери и о деньгах… Вы простите, я вчера немного солгала… Я попросила Рудольфа заплатить алименты за полгода вперед… Я подумала, что деньги у него в кармане, что вы мне их не отдадите, если я не скажу, что это алименты за шесть прошедших месяцев… Деньги нужны, весна идет, у них в школе выпуск, их класс собирается в дальнюю экскурсию… Платьице надо какое-нибудь сшить…
— Вы правильно сделали, сказав о том, что солгали… В противном случае на суде оказались бы в неловком положении…
— На каком суде?
— Когда убийцу поймают, будет суд, и вам обязательно придется выступать свидетельницей!
Никакой реакции. На лице все та же сонная скука.
— Прошу назвать фамилии и адреса ваших близких знакомых. Начнем с адвоката, у которого вы вчера были…
Ага, встревожилась!
— Я жду. — Ульф покрутил в пальцах ручку.
— Рихард Левен… Не понимаю, к чему это! Может быть, поясните? Или вы считаете, что это я стреляла? Ха-ха! Да я ни к одному ружью в жизни не прикоснулась!
— Да, у вас есть алиби. В момент происшествия вы находились за прилавком.
— Нет, никаких фамилий и адресов я вам не назову! У вас нет права вмешиваться в мою личную жизнь! — В глазах Цилды горел гнев, кровь отлила от лица.
Выпятив толстые губы, Конрад Ульф долго и спокойно смотрел в ее лицо.
— Я познакомлю вас со сто семьдесят четвертой статьей уголовного кодекса… Отказ давать свидетельские показания карается лишением свободы на срок до пяти лет… — Конрад достал из ящика кодекс и подал его Цилде. Она нервно принялась листать его, переспросила, какая статья, прочитала, захлопнула кодекс и с вызывающей улыбкой произнесла: «Достаньте бумагу побольше!»
