Диана Чемберлен - Кровные узы, или История одной ошибки

– Но ведь насекомые интересные, – проговорил Энди. Он открыл дверь машины и выскочил на мостовую, прежде чем я успела его остановить. – Я хочу тебе помочь.

Проще было дать ему помочь, чем спорить с ним. Я открыла багажник и вынула оттуда две канистры. Руки дрожали так сильно, что я слышала, как плещется горючее. Я взяла с собой резиновые перчатки, чтобы не оставить на канистрах отпечатки пальцев, но только одну пару. Я дала Энди несколько бумажных салфеток, чтобы он с их помощью взялся за вторую канистру.

– Будь очень осторожен – не дотрагивайся до канистры без салфеток, – прошептала я, хотя вокруг никого не было. – Иначе инсектицид обожжет тебя.

– Понял, – сказал он. – Хотя я и не насекомое.

Мы тронулись по направлению к церкви.

На мне были вьетнамки, поскольку я собиралась их выбросить после, чтобы не оставлять следов. Я не подумала об обуви для Энди.

– Ты полей с этой стороны, там, где сходятся мостовая и здание, хорошо? Убедись, что обработал каждый сантиметр. А я буду поливать с другой стороны.

– Каждый сантиметр, – повторил он.

– И помни, что нельзя дотрагиваться до канистры. Будь осторожен, не пролей жидкость на себя.

Теперь дрожь сотрясала уже все мое тело. Я стала поливать здание горючей смесью. Было темно, но я видела, что лью горючее на свежий хвойный опад. После поджога он сразу загорится. Запах был таким сильным, что я отвернулась, чтобы не вдыхать пары, и задерживала дыхание так долго, как только могла, пока поливала. Потом сделала глоток свежего воздуха и полила до конца боковую часть церкви. Я надеялась, что Энди все успешно завершил со своей стороны.

Секция кондиционера так тесно прилегала к стене, что я не смогла залить за нее топливо. Неважно. Со всем этим сосновым опадом несколько футов без топлива ничего не значат.

Энди подошел к моей стороне церкви как раз в тот момент, когда я заканчивала.

– Я все сделал, – сказал он.

– Я тоже.

Мы направились обратно к машине. Слава богу, эта часть завершена! Я положила канистры в большой пакет для мусора, который взяла с собой. Бросила туда же свои вьетнамки, потом сунула пакет в багажник. Из дома я взяла с собой сандалии, которые надела, прежде чем сесть в машину.

Энди уже сидел на пассажирском кресле.

– Ну вот. – Я старалась говорить бодро. – Ты готов к своему первому локину?

– Если другие мальчики уже там, – сказал он.

– Надеюсь, что они уже пришли. И помни, что я сказала тебе про инсектицид, – проговорила я, выезжая на дорогу.

– Что?

– Про то, чтобы кому-нибудь рассказывать об этом.

– Что это секрет и надо молчать? Потому что люди начнут бояться?

– Верно!

Теперь в здании Молодежного центра уже были дети. Энди увидел Эмили Кармайкл, и это заставило его забыть, что он еще несколько минут назад чувствовал себя не в своей тарелке. Он выскочил из машины, даже не попрощавшись.

Я вернулась к церкви, остановилась и некоторое время сидела в машине, положив на колени коробку спичек. «Самое время сделать это, – говорила я себе. – Они все равно собираются скоро сносить эту церковь». Я подумала о старых домах, которые городские пожарные время от времени сжигали, чтобы устроить учения. Какая тут разница?

Я решила, что сначала надо съездить к Дэдди Маку, чтобы убедиться, что фургон Бена находится на парковке.

Белый фургон Бена был припаркован прямо перед входом в ресторан. Я почувствовала разочарование. Только в эту секунду я поняла, что больше всего на свете хотела не увидеть фургон на парковке, чтобы не осуществлять своего безумного плана. Но фургон был на месте, и в своем воображении я могла представить себе то, что будет дальше. Начало пожара. Кто-то звонит в пожарное депо. Бен хватается за свой пейджер. Бежит по улице к пожарному депо, вскакивает в фургон. Он возбужден. Немного испуган, но готов показать другим, что теперь он один из них. Что ему можно доверять.

В моем мозгу как будто крутили фильм, когда я ехала обратно к церкви. Я решила припарковаться у кафе «Яванский кофе», которое закрывалось в шесть. Оттуда я смогу добраться до церкви, поджечь топливо и убежать в темноте в другую сторону, чтобы никто меня не увидел.

Я выбралась из машины и выкинула пакет с канистрами и вьетнамками на свалку мусора позади кафе. Потом поняла, что если найдут пакет с канистрами, то найдут и мои вьетнамки. Поэтому я схватила мешок, вытащила оттуда канистры и швырнула их на кучу мусора. Вьетнамки я бросила в бак для мусора вместе с пустым скомканным пакетом.

После этого я направилась к церкви, но внезапно увидела множество детей около здания Молодежного центра, которое было совершенно темным. Что происходит? Я засунула коробку спичек в карман своего жакета и поспешила к зданию Молодежного центра. Все дети собирались пойти в моем направлении, и я была совершенно обескуражена. Я отыскала Энди и отвела его в сторону.

– Что происходит?

– В здании нет света, – сказал он. – Поэтому мы идем в церковь.

Какое облегчение! Я почувствовала, как оно разливается по всему моему телу. Мне не придется ничего поджигать! Теперь я не смогу этого сделать, даже если бы очень хотела. Как будто какая-то больная на голову девица все спланировала и хотела, чтобы я осуществила это вместо нее. Я свободна!

Я кинулась к своей машине и помчалась к Эмбер, но внезапно почувствовала дикую боль в желудке. Я свернула на боковую дорогу, открыла дверцу машины и повалилась на песок.

Потом поняла, куда мне надо ехать. Мне нужен был отец, а не Эмбер.

И я направилась к «Сторожевому Баркасу».

56

Лорел

Я едва могла дышать от слез. Когда Мэгги говорила, мне захотелось уйти, чтобы она не видела моего ужасного состояния. И одновременно мне хотелось заключить дочь в свои объятия и сказать ей, что все будет в порядке. Я решила остаться, потому что у меня в голове была одна мысль – когда она будет рассказывать обо всем, то пусть ни у кого не возникнет вопроса: «А где ее мать?»

Как я могла пропустить все знаки и намеки? Как не заметила, что она посреди ночи выскользывала из дома? Что ее почти никогда не было там, где она говорила? Что она находилась не только на вредном пути, но и сама могла совершить зло? Где я была?

Конечно, я знала ответ: я была с Энди. Предоставила Мэгги самой себе, как делала с самого ее рождения. Я вытерла рукой слезы со щек.

– Так ты говоришь, что в тебе как будто сидело два разных человека? – спросил Маркус Мэгги, когда ее рассказ подошел к концу. – Ты и какая-то сумасшедшая девушка?

– Ты имеешь в виду раздвоение личности? – Мэгги скрестила руки на груди, прижав ладони к телу, как будто они у нее мерзли. – Нет, все это была я.

Флип, Маркус и я обменялись взглядами. Я знала, о чем мы все думали, и Флип озвучил это.

– Но ты в конце концов зажгла огонь, Мэгги? – спросил он.

– Нет! – Мэгги затрясла головой, потом, вероятно, вспомнила о своей ране на шее. – Именно это я и пытаюсь объяснить, – сказала она, дотрагиваясь до бинтов. – Когда я поняла, что там будут дети, я просто забыла о своем намерении. Я никогда бы не подожгла здание, в котором находятся люди!

Флип не поверил ей. Выражение его лица не изменилось, но его выдавал взгляд.

Я взяла Мэгги за руку. Она была такой холодной, что я накрыла ее другой рукой, чтобы отогреть. Я вспомнила, как Мэгги держала меня за руку, когда мы после пожара вместе ехали в больницу. Как она не хотела отпускать меня. И вспомнила ее шок – ее подлинный шок, когда я позвонила ей и сказала, что горит церковь.

– Итак, после того, как ты поговорила с Энди, ты поехала прямиком в «Сторожевой Баркас»? – спросил Флип.

– Да. И позвонила маме, чтобы предупредить ее, что локин перенесен в церковь.

Флип посмотрел на меня.

– Да, она звонила, – сказала я. – Но потом ты поехала к Эмбер, нет?

– Ты думала, что я поехала к ней, но я на самом деле этого не делала.

– Вы можете вспомнить, был ли слышен какой-нибудь шум, когда вам звонила Мэгги? – спросил Флип.

– Нет. – Я работала над речью на собрании учительской организации и мало что помнила о звонке, кроме того, что локин перенесли в церковь. Это огорчило меня – ведь замена могла сбить Энди с толку.

– Что ты делала в «Сторожевом Баркасе»? – спросил Маркус Мэгги.

– Я… – Мэгги взглянула на противоположный конец кровати, где одеяло образовало небольшой холмик над ее забинтованной ступней – вторым серьезным ранением. Свободной рукой она отбросила со лба несуществующий локон. У меня было чувство, что она тянет время. – Некоторое время я сидела на настиле, – сказала она. – Я… я чувствовала себя, как будто увернулась от пули или что-то в этом роде.

– Тебя там кто-нибудь видел?

– Нет, ведь в марте туда еще никто не приезжает.

Флип изменил позу, сложив руки на груди.

– Так как же загорелась церковь? – спросил он.

– Я не знаю. – Ее глаза наполнили слезы. – Правда, понятия не имею. Я знаю только одно – это не я ее подожгла. И, разумеется, не Энди.