Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса
– Да не думай ты столько, Эстебан! Зазвонит утром будильник, выключи его и проживи до того, как он снова зазвенит. И так потихоньку… Инерция – единственное, что нам позволяет жить дальше.
– Дело в том, что у меня нет будильника, – произнес Эстебан.
– А как ты просыпаешься? – спросил Давид.
– До сих пор у меня просто была весомая причина каждое утро вставать с постели.
Перед уходом Давид зашел в спальню умирающей, не зная, сколько продлится агония. Может, он не застанет ее завтра живой. Палома и доктор теперь не отлучались от постели Алисии.
Ее истощение достигло ужасной степени. Лицо сморщилось, рот и глаза запали. Доктор менял капельницу. Давид смотрел на предплечье и пальцы, тонкие как иглы. Кожа обтягивала кость. Он просто смотрел, немного заторможенно, впрочем, он все делал в последние два дня заторможенно. Не сразу сообразил. Но когда наконец начал думать, включилось чувство долга. Давид словно вдруг вспомнил, зачем приехал в Бредагос.
У Алисии на правой руке было шесть пальцев.
После завтрака Фран с Рекеной отправились на поиски работы. В киоске купили все издания, которые публиковали объявления о вакансиях. Рекена имел опыт – до работы в «Арт-Нет» полгода провел, сидя в Интернете, рассылая резюме, и в походах по назначаемым интервью. В одном и том же синем костюме неудачного покроя, который натирал ему в паху, он прошел немало километров от метро до адресов, где должен был показываться, пожал немало рук, испытал на себе испытующие взгляды. Наизусть выучил, что услышит и что надо говорить ему самому. Правильное поведение интервьюируемого состоит в том, чтобы помалкивать, слушать внимательно, вопросы задавать точные и короткие, демонстрируя ум и внимательность. На самом деле интервьюер желает знать только одно – будет ли соискатель безропотно работать сверх законного времени, а интервьюируемому важно, дадут ли ему медицинский страховой полис.
Важно также было уметь определять, стоит ли объявление о работе внимания. Надо ли туда ехать, ноги бить. Короткий анализ, сделанный опытным Рекеной, позволил быстро отсечь восемьдесят процентов объявлений о работе, которые они сочли для себя подходящими и обвели зеленым карандашом. Отсекли и те, какие требовали сертификатов, ученых степеней и опыта.
В двенадцать часов позвонил Мигель, чтобы узнать, почему Рекена не на работе. Рекена был спокоен, как слон, когда объяснял, что по его временному контракту он не обязан предупреждать работодателя об уходе. Собственник «Арт-Нет» визжал, плевался и обвинял Рекену в непрофессионализме и неблагодарности. Рекена флегматично, не повышая голоса, объяснил, что его решение твердо, а трудности Мигеля его не касаются.
Просеивая и отвергая одну за другой возможности работы, которая бы удовлетворила Рекену, он провели весь вечер и бо́льшую часть ночи, кочуя с сайта на сайт, делая линк за линком. В половине третьего, перекусывая прямо перед монитором, почувствовали усталость и опустошенность. Никому не был нужен программист, и они уже с этим смирились – просматривали все подряд, может, попадется что-нибудь нормально оплачиваемое и доступное Рекене. Из любой области. Такой работы тоже не было, но Рекене вдобавок было важно найти не что попало, а с перспективой в жизни.
Они обсудили предложения работать театральным декоратором, служащим типографии, помощником булочника, шофером, оператором шлифовального станка и маляром. Порой предложения были поистине фантастичны: исполнителя заказов на секс по телефону (надо будет обязательно попробовать) и сборщика опасных отходов.
Одно из объявлений вдруг привлекло внимание Рекены. Оно никак не было связано с информатикой, зато совпадало с одним из его увлечений. Он никогда не планировал заниматься этим делом, но прошло пять лет, и вот все изменилось, изменился и он сам.
Рекена пошел к Франу:
– Что думаешь?
Фран, пока они искали вариант, перемежал перекусы перед экраном с короткими засыпаниями на диване.
– Ты уверен?
– Нет, конечно, но мне нравится.
– Это изменит всю твою жизнь.
– И, возможно, улучшит ее.
– Но это уезжать из Мадрида… оставить квартиру.
– Там найдется другая.
– Ты на такой работе будешь скучать.
– Нет. Странно, но я так и вижу себя там. Приятное занятие, никакой спешки, неприятностей и склок.
– И без событий. Без волнений.
– Я больше не ищу волнений и событий на работе. Намерен внести события прямо в жизнь.
– Я тебя не понимаю, – признался Фран.
– Я вижу в этом знак своей правоты.
– В любом случае давай не решать сейчас, ночью. Объявление вывешивают уже четыре года. Подождет.
– Конечно. Давай, как говорится, посоветуемся с подушкой.
– И подумай еще.
– Фран…
– Да?
– Ты не поедешь со мной?
– Да бог с тобой, Рекена, что ты говоришь!
– Что тебя здесь держит?
– Метадон.
– Уверен, там он тоже имеется.
Но не метадон являлся причиной. Причиной была Марта, о которой Фран думал целый день и улыбался. Марта ушла, но радость от того, что он провел с ней несколько часов, длилась и длилась.
– Так ты думаешь о Марте?
– Да.
– И размышляешь, думает ли она о тебе?
– Читаешь мои мысли?
– Задумай число от одного до двадцати.
– Хорошо.
– Шесть.
– Ну ты даешь!
Глава 21
Издателю
Прежде чем Анхела взяла трубку, телефон издал две трели. Давид взглянул на часы: пять сорок две. День начался рано. Трели продолжались, но слабее – их выводили птицы за окном. Солнце еще не вышло из-за гор полностью – лишь на вершинах самых высоких деревьев бегло блестели его лучи. В предутреннем свете Анхела стояла у телефона, положив трубку после полуминутного разговора. Ее лицо было серьезным и безнадежно спокойным. С таким лицом сообщают о непоправимом.
– Алисия умерла час назад. Отпевание в десять вечера в часовне Святого Томаса.
Давид промолчал. Он не мог сказать ничего – ничего такого, от чего стало бы легче.
– Я в ванную, – произнесла Анхела, выходя из комнаты. Давид остался на диване.
Спал он ночью мало и плохо. После открытия, сделанного им у постели Алисии накануне, постоянно думал о том, не Алисия ли автор саги, не она ли была Томасом Маудом. Пока Давид метался в постели, как заживо погребенный в своей могиле, предположение превратилось в уверенность. Отчаяние просто убивало Давида – ведь он опоздал, опоздал совсем немного, но навсегда. Так чувствовал бы себя охранник, кидаясь закрыть собой охраняемую персону в тот момент, когда пуля входит в ее тело. Как футбольный вратарь, не удержавший мяч. Он все видел, от него ничего не скрывали. Нужно было только понять. А он не сумел. Коан в нем ошибся – надо было послать нормального профессионала из агентства вместо редактора, которому ошибочно приписали способности детектива-любителя.
Следовало не только найти все факты, но и сложить их в правильную картину, как кусочки пазла. Именно четыре года назад Алисии поставили диагноз. С латеральным миотрофическим склерозом сочинять она уже не могла – пальцы не удерживали ручку, не печатали, в конце она не могла даже диктовать. По словам Эстебана, с какого-то момента никто, кроме Джерая, этого странного парня с непостижимыми способностями, которого Алисия ценила, не мог общаться с ней. Сага прервалась.
Автором саги представлялся мужчина, и только он, ведь об этом свидетельствовал его мужской псевдоним. И для Давида, и – судя по их разговору в Мадриде – для Коана мужской пол писателя подсознательно был до такой степени естественным, что остался вне обсуждения. Простейшая ловушка для простейших мужских умов. А ведь они оба читали Артура Конан Дойла, Эдгара Аллана По, Агату Кристи, которые устами Шерлока Холмса, Августина Дюпена и Эркюля Пуаро дружно поучали нас: для начала установите, ищете вы мужчину или женщину.
Давид поднялся с дивана и отправился на прогулку. Резкий холод раннего утра заставлял поеживаться. Давид поднял воротник. На пустых улочках его шаги гулко резонировали в каменных стенах. Он шел по Бредагосу в полном одиночестве, словно все его покинули. Однако это было не так. В домах зажигались одно за другим окна, резко звенели телефоны. Известие о смерти Алисии совпало для местных жителей с восходом солнца. И на сей раз солнце не принесло с собой надежды на жизнь. День начнется, но Эстебан встретит его вдовцом. А Томас Мауд больше не сложит ни строчки.
Давид забрел в рощу. Он думал одновременно о разных вещах и ни об одной из них в отдельности – о смерти Алисии, одиночестве Эстебана, гневе Коана, печали Сильвии, твердом характере Анхелы, будущем некоего Давида. У которого впереди нет никакого повышения по службе и большой зарплаты. Не будет возвращения в дом Анхелы, не повторится их поцелуй. У Эстебана не будет Алисии. А у человечества – саги. Вот что главное, вот где потеря. Сага останется незавершенной. Давида поразила неожиданная боль, как молния. Он словно только теперь осознал, что произошло: потеря огромна и невосполнима. Все! Больше никогда! Со смертью не поторгуешься. Демократия в чистом виде: ни достаток, ни бедность, ни гений, ни ничтожество – ничто не принимается во внимание. Умрут все – и те, кто отдал себя великому замыслу, и те, кто всю жизнь тихо коптил небо.
