Салат из одуванчиков - Елена Касаткина
Грустно вспоминать то, о чём мечталось когда-то. Но ощущение, ожидание нового и необычного ещё иногда появлялись. Не тепла, весны и солнца. Нет. Ожидание какой-то новой судьбы, ярких впечатлений и обязательного счастья. Даже тогда, когда поруганная и опустошённая, она вошла в привокзальное кафе. Была надежда. Была. А сейчас?
Судьба сделала петлю. Снова этот странный человек как предвестник новой жизни. Перед глазами замелькали события и лица. Буфетчица протягивает чашку кофе красивой даме, та просит найти девушку для ухода за её пожилым отцом-инвалидом. Это был шанс для неё. Она им воспользовалась. Дама укатила к мужу-иностранцу и теперь живёт на берегу океана в доме с огромными панорамными окнами, переложив все тяготы на её плечи. Глаша вспомнила, с каким подобострастием подносила ей кофе буфетчица. Кажется, Анечка! Анечка! Точно, буфетчицу звали Анечка.
Глава одиннадцатая
Творожистые облака образовали полутень, подарив земле временную передышку. Захотелось мороженого. Глаша выбрала брикет. Развернула, надкусила вафлю, лизнула пломбир, присела на бетонное ограждение.
Бывшее привокзальное кафе перекрасили в коричневый цвет и залепили необъятными картинками с блюдами национальной кавказской кухни. Огромная табличка с громким безвкусным названием «Шашлык-машлык» отбивала всякое желание отведать продукты местного приготовления. У входа, обтирая о косяк плешивые бока, тёрлась старая псина.
Мороженое таяло быстрее, чем Глаша успевала его слизывать, и грозило просочиться сквозь упаковку ей на платье. Лучше не рисковать. Кинула остаток мороженого в сторону собаки. Псина медленно доковыляла до молочно-сливочной лужицы и, затравленно поглядывая на Глашу, слизала неожиданно свалившееся на неё счастье. Глаша с отвращением посмотрела на липкие руки. Всё-таки придётся посетить это непривлекательное заведение.
Боковая дверь бывшего кафетерия скрипнула, и на пороге показалась квадратная женщина с огромным чёрным пластиковым мешком. Глаша бросилась к ней.
— Извините, у вас можно здесь руки помыть?
Кубическая женщина обернулась, и от неожиданности Глаша отступила. Это была та самая буфетчица Анечка. Она изменилась. Дело даже не в фигуре, хотя и в ней тоже, конечно. Анечка и тогда имела далёкие от стройности формы, но три года назад это была аппетитная булочка с румяным сытым лицом, теперь же перед Глашей стояла измождённая тяжёлым физическим трудом колхозница с опалыми веками, заветренным серым лицом и съехавшими в подбородок уголками губ. Три года. Что могло так повлиять на внешность этой женщины?
— Нельзя. Здесь тебе не отхожее место. Вон там туалет платный, туда иди, — было сказано грубо и не располагало к дальнейшей дискуссии.
— Мне только руки, — не отставала Глаша.
Буфетчица измерила её тяжёлым взглядом и не ответила. Приподняв тяжёлый пакет, она перебросила его через плечо, чуть покачнулась и двинулась в сторону перрона.
— Постойте, Анечка! — Глаша сама не понимала, что ей нужно от этой женщины, почему её так тянет к ней. Но она чувствовала, что случайная встреча с князем Мышкиным была не случайной, что предопределило её дальнейшие действия. — Брунгильда!
Кубическая женщина замерла, слегка повернула голову, постояла секунду в раздумьях и стащила с плеча мешок.
В шашлычной воняло гнилью и приправами. К пережаренному мясу, залитому серым томатным соусом, Глаша так и не притронулась. Анечка ничего заказывать не стала. Как бывшей работнице бывшего кафетерия милостью теперешнего хозяина Акопа Аганесяна находиться в шашлычной ей было позволительно и без заказа.
— Если бы эта сучка Катерина не продала кафетерий этому козлу… — Анечка покосилась на нетронутый шашлык, — чего не ешь?
— Не хочу.
— И правильно, у него тут своя клиентура, ей он из отборного мяса подаёт, остальным из говна всякого. Отборное — я ему поставляю. Как бывшая хозяйка в Канаду умотала, так всё в моей жизни покатилось в тар-тарары. Осталась без работы, Аганесян меня в уборщицы перевёл за то, что я ему давать отказалась. Ну, сама понимаешь, о чём я. Платил копейки. А тут ещё и муженёк мой без работы остался. Завод их закрыли. А времена какие? Вокруг безработица. Сел на мою шею. Чуть с голоду не подохли, хотела кинуть его, но у меня своего жилья в Москве нет, только дом-развалюха в деревне от бабки остался. Вот и решила я, чтоб выжить, заняться предпринимательством. Свиней разводить, а мясо сбывать в кафешки разные, их понаоткрывалось тогда уйма. Но на это, сама понимаешь, деньги нужны, и деньги немалые, можно сказать, деньжища. Где их взять? Я к мужу. Давай, говорю, квартиру продадим и в деревню переедем. Выложила ему весь свой план. Я к тому времени загорелась этой идеей, а он упёрся. Я, говорит, москвич с высшим образованием свиней разводить? В общем, похерил мою мечту. И такое меня зло взяло. Интеллигент хренов, лежит на диване, штаны протирает, мою скудную зарплату прожирает… Но через полгода помер он, я страховку за него получила…
— Он был застрахован?
— Да, я его застраховала на всякий случай, — Анечка вздохнула, — что-то подсказало. Он на слабость стал жаловаться. Врачи сказали, сердце. Что у них таких в последнее время много. Мужик, когда без работы остаётся, чахнет и, в конце концов, умирает. Особо и не разбирались. Ну вот, квартиру я продала, страховку получила. Это позволило мне и дом в деревне в порядок привести и свиней развести. Всё у меня получилось. Свинину я стала Аганесяну поставлять, он, конечно, платить мне мог бы и больше, но зато никаких бумаг не требует и отходы позволяет забирать себе, для моих хрюшек… — Брунгильда пнула пакет, — это хорошее подспорье.
— Значит, вас всё устраивает?
— Ну как всё? Мечта у меня есть, «Волгу» хочу, чёрную. Только вот никак накопить на неё не удаётся. Тяжеловато стало. Возраст даёт о себе знать.
— А сколько вам?
— Сороковник через месяц стукнет. — Глаша сдержалась, чтоб не ахнуть, на вид Анечке меньше полтинника никак не дашь. Да какая к чёрту Анечка, Брунгильда и есть. — Так что тебе ещё не самая тяжёлая доля досталась. Катька сука, конечно, но с другой стороны, ты теперь полноправная владелица квартиры в центре Москвы. Москвичка, — Брунгильда презрительно скривилась. — Только не забудь дедка» своего застраховать перед смертью.
— Знать бы, когда он помрёт? Не всем, как вам, с этим подфартит. — Глаша выразительно посмотрела в глаза собеседнице.
— А я не жадная, могу поделиться фартом.
— Серьезно?
— Не безвозмездно, конечно.
— Сколько?
— Договоримся.
Часть вторая
Глава первая
Запах сдобы наполняет дом теплом и уютом. Вот только летом, когда и без того жарко, дополнительное тепло не просто раздражает. Оно бесит.
— Мама, ты что, духовку включила? — Бросив сумочку на полку, не разуваясь, женщина фурией влетела в кухню и бросилась к плите.
— Я уже выключила, — сконфузилась Агата Тихоновна.
— Выключила? Выключила! О, Господи! За что мне это? — Женщина обхватила голову длинными тонкими пальцами с безупречным маникюром. Лиловый оттенок лака на тёмно-фиолетовом фоне волос смотрелся невероятно красиво.
— Какой чудесный маникюр тебе сделали, — попыталась отвлечь дочь старушка, но та упала на стул, ещё глубже вонзив пальцы в причёску.
— Мама, на дворе 35 градусов. В тени! Слышишь? В тени! А у нас квартира на южной стороне, где целый день солнце, от рассвета и до заката. Я уже с ума схожу от жары. Бегу скорей домой, чтоб спастись от неё, так тут ещё ты со своими пирожками. Я кондиционер для чего поставила? Зачем ты его выключаешь?
— Я боюсь, Оленька. От него ведь заболевают.
— Чем? — Тонкие руки шлёпнулись на клеёнку. — Подагрой твоей.
— Простудиться можно.
— Простудиться?! У тебя от всего простудиться можно. От открытых форточек, от холодной воды, а теперь и от кондиционера. Ты, вообще, соображаешь, что ты делаешь? Закупорила все окна и включила духовку. С ума сойти!
— Так тебя же не было, а я сквозняков боюсь.
— А от остановки сердца умереть ты не боишься? — Карие, точно такие, как у самой Агаты Тихоновны, только не опущенные под дряблыми веками глаза смотрели
