Путь крови - Линкольн Чайлд
Директор музея удалился, и Пендергаст перевел взгляд на капитана.
– Приятно было с вами познакомиться, капитан Делаплейн. Спасибо за помощь.
– Пожалуйста, – ответила она. – А это детектив-сержант из отдела убийств Бенни Шелдрейк, который ведет дело.
Пендергаст пожал руку подошедшему детективу:
– Добрый день.
Из тени вышел еще один человек, только что появившийся.
– Гордон Карраччи, начальник отдела по связи с ФБР, – сказал он. – Сопровождаю образцы в Атланту.
– Очень рад знакомству.
Такое развитие событий поразило Колдмуна: Пендергаст сидел, словно паша на троне, принимая знаки почтения от самых разных людей, подходивших один за другим.
– А теперь, мистер Кобб, – заговорил Пендергаст. – Простите… может быть, правильнее сказать доктор?
– Доктор, – сухо подтвердил тот.
– Доктор Кобб, насколько я понял, это вы нашли тело?
– Да.
– Оно ведь лежало не по дороге к вашему кабинету, правильно? – спросил Пендергаст. – Как получилось, что вы на него наткнулись?
– Я люблю время от времени прийти пораньше, чтобы успеть поработать до открытия музея. И всегда обхожу территорию.
– Зачем?
– Просто привычка. Дом такой красивый. Это придает мне сил. Кроме того, поскольку это музей… В общем, никогда не лишне убедиться, что все в порядке.
– Разумеется. Так, значит, вы увидели тело, и что дальше?
– Первым делом я проверил, жив ли он. На ощупь тело было холодным. Тогда я отошел подальше, чтобы ничего не затоптать, и вызвал полицию. А потом сидел в своем кабинете и ждал, когда полицейские приедут.
– Понятно. – Пендергаст обернулся к Делаплейн. – Обычный вопрос, капитан, если позволите. Не сообщали ли вам в последнее время об убитых или замученных животных, о необычных знаках и символах на улицах или о чем-то еще, позволяющем предположить активность сектантов… сатанистов, к примеру?
– Господи, да конечно же! – воскликнула Делаплейн. – Саванна притягивает этот народ, как магнит. Понятное дело, мы присматриваем за ними, когда есть причины предполагать преступление. С другой стороны, мы должны быть осторожны: могут посчитать, что их деятельность подпадает под закон о свободе вероисповедания.
Она помолчала немного и спросила:
– Вы думаете, здесь может быть что-то в этом роде?
– Я стараюсь не думать в начале расследования, капитан.
– Что же вы делаете вместо этого?
– Превращаюсь в приемник информации.
Приподняв брови, Делаплейн выразительно посмотрела на Колдмуна. Он пожал плечами. Пендергаст – это Пендергаст.
Сам агент уставился в пол, а потом вдруг обернулся к Коббу:
– Не откажите в любезности рассказать нам немного об истории этого дома.
– Охотно, но не уверен, что это относится к делу.
– Сейчас к делу относится все.
Кобб приступил к тому, что, очевидно, было тщательно отрепетированной лекцией.
– Дом Оуэнса-Томаса был построен в тысяча восемьсот девятнадцатом году для Ричарда Ричардсона и его супруги Фрэнсис английским архитектором Уильямом Джеем в стиле эпохи Регентства. Ричардсон нажил состояние на работорговле. Он нашел прибыльную нишу, перевозя насильно разлученных с родителями или осиротевших детей-рабов на продажу из Саванны в Новый Орлеан.
Колдмуна передернуло от того будничного тона, каким это было сказано.
– Дом строили рабы, – продолжал Кобб. – Когда работы были завершены, Ричардсон переехал сюда вместе с женой и детьми, а также девятью рабами. Рабов разместили в старом кирпичном здании на заднем дворе. За последовавшие десять лет жена и двое детей Ричардсона умерли. Финансовые трудности вынудили Ричардсона продать дом и перебраться в Новый Орлеан. Он погиб в море в тысяча восемьсот тридцать третьем году. А дом со временем приобрел мэр Саванны Джордж Оуэнс, поселившийся здесь вместе с пятнадцатью рабами.
– Пятнадцатью? – с отвращением повторил Колдмун.
Смириться с мыслью о том, что один человек может владеть другими, было непросто.
Кобб кивнул:
– Оуэнсу также принадлежали еще четыреста рабов на различных окрестных плантациях.
– Zuzeca[4], – пробормотал Колдмун себе под нос.
– После Гражданской войны семейное состояние Оуэнсов пошло прахом, но дом им удавалось сохранять за собой до тысяча девятьсот пятьдесят первого года, когда последний из рода Оуэнсов умер, не оставив наследников. Дом перешел к Телфэйрской академии искусств и наук, которая превратила его в музей, каковым он и остается по сей день. Это одна из самых популярных достопримечательностей Саванны.
Вскоре был подан чай с какими-то невзрачными бисквитами. Пендергаст взял чашку.
– Расскажите подробнее о бараке для рабов.
– Непременно. В нем два этажа, всего шесть комнат, в которых жили рабы. В комнатах не было никакой мебели, как нет и теперь, их обитателям приходилось спать на голом полу с одними лишь потрепанными одеялами. Когда рабство отменили, большинство из них остались жить на задворках большого дома, превратившись в слуг и выполняя ту же самую работу, что и прежде. Но по мере того как для семьи Оуэнс наступали трудные времена, слуг постепенно отпускали. Барак для рабов стоял нетронутым до той поры, пока дом не превратился в музей.
– Благодарю вас, доктор Кобб, весьма познавательно, – проговорил Пендергаст. – Стало быть, глядя на представленные здесь великолепие и богатство, эрудицию и изящество, прекрасный хрусталь и серебро, ковры и картины, можно сказать, что все это – и сам дом, и его содержимое – воплощение чистого зла?
Его вопрос встретили ошеломленным молчанием. Наконец Кобб произнес:
– Рискну предположить, что можно выразиться и так.
– Не вижу тут никаких предположений, – ответил Пендергаст.
В наступившей тишине он полуприкрыл глаза и сложил пальцы домиком.
– Странно, не правда ли, – бесстрастно заключил Пендергаст, – что из всех возможных мест преступление случилось именно здесь.
Он допил чай и налил себе еще.
8
Старинный отель «Чандлер-хаус» на Чатем-сквер был построен из прессованного кирпича. Балконы с ажурными чугунными перилами по всей длине второго и третьего этажей поддерживались декоративными колоннами. На взгляд Колдмуна, отель был больше всего похож на южный публичный дом размером с целую фабрику.
– Как удачно, что Констанс нашла для нас такие просторные номера, – сказал Пендергаст.
После утренней беседы он исчез на несколько часов и только теперь объявился в отеле. У Колдмуна хватило благоразумия не спрашивать, где он пропадал. Они сидели в мягких креслах роскошной гостиной и потягивали мятный джулеп. Канареечно-желтая комната едва вмещала многочисленные исторические реликвии: серебряные кубки и огромные супницы, фотографии под стеклом, выцветшие флаги, мраморные бюсты, часы, документы в красивых рамках и прочие предметы, стоявшие на каминных полках или в затененных нишах.
– Да, очень удачно, – ответил Колдмун без всякого энтузиазма.
Просторные-то просторные, но он поселился в одном номере, а Пендергаст и Констанс – в другом. Уже не в первый раз он задумался о том, в каких отношениях эта парочка. Пендергаст называл Констанс своей «подопечной», но Колдмун подозревал, что это всего лишь удобная формулировка.
Стакан с джулепом вложили в его руку прежде, чем
