Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
Подходит Матильда. Я опускаюсь на колени и обнимаю ее.
– Солнышко, прости, что я сегодня с тобой не поехала, – говорю я тихо, для нее одной, потом глажу по щеке и еще раз обнимаю. Матильда крепко обнимает меня в ответ. Я отстраняюсь и, держа ее за плечи, заглядываю в глаза: – Обещаю тебе, очень скоро мы куда-нибудь съездим. Мы с тобой вдвоем. Куда захочешь, туда и оправимся. Обещаю тебе! Хорошо?
Матильда кивает.
– Обещаю!
Я снова притягиваю ее к себе и обнимаю. Матильда льнет ко мне, утыкается в плечо. Нервный узел внутри больше не кажется невозможно тугим.
Карл смотрит, как я купаю Матильду. Я расчесываю ей волосы, сушу, читаю ей, пою песенки, пока она не засыпает.
– Детей обманывать нельзя. Раз дала слово, сдержи обязательно.
– Так я сдержу.
– Уж постарайся.
– Карл, угрожать мне не нужно. Я очень стараюсь. Как начет поддержки и солидарности?
– Не зли меня, Элисон! Ты не в том положении, чтобы упрекать меня.
Гнев накрывает с головой, но тут же отступает.
– Знаю, знаю, прости меня…
Карл протягивает руку и пальцем гладит меня по щеке. Я перехватываю его ладонь, подношу к губам, а свободную руку кладу ему на затылок: иди, иди ко мне. Мы сейчас поцелуемся…
Карл отстраняется:
– Прости, я не могу.
Он уходит в гостиную и захлопывает дверь. Сначала я жду: вдруг Карл передумает? – Потом возвращаюсь в кабинет и тоже закрываю дверь. Меня отвергли, но я пытаюсь работать – пусть показания и статуты заглушат боль. Везде чувствуется сильный мясной запах.
Позднее, когда я раскладываю остывшее жаркое по маленьким пластиковым контейнерам, на кухню заходит Карл и закрывает за собой дверь.
– Я целый день думал, стоит ли тебе это показывать, – говорит он.
– Что мне стоит показывать?
Почему-то голос Карла заставляет мою руку дрожать, и подлива расплескивается по стенкам контейнера, который я наполняю.
– Ты должна понять, каково нам порой и почему мы так раздражаемся.
– Что именно я должна понять? – Я убираю большую ложку и накрываю контейнер крышкой.
Вместо ответа Карл роется в телефоне. Я тем временем убираю контейнеры в морозилку – ставлю вплотную друг к другу, отодвинув в сторону ополовиненную упаковку зеленого горошка. Сбивая лед по бокам морозилки, я слышу начальные аккорды «Скатываясь в бездну»[9]. Я улыбаюсь: буду про себя подпевать, мысленно делаю вдох и… слышу свое пение. Если это можно назвать пением. Я захлопываю дверцу морозилки и поворачиваюсь к Карлу. Экран сотового он показывает мне молча, в глазах чуть ли не жалость.
Вчера вечером я была восхитительна, я пела, заливалась, как беззаботная птичка. Никто не присоединился ко мне? Ну и пусть. Они не поняли, чего лишились! Я была звездой и на волне музыки неслась прочь от мелкого препирательства, сопровождавшего вторую половину субботы. Сегодня я увидела то, что видели они, – поддатую женщину с размазавшимся макияжем и вылезающим из платья лифчиком Я смотрю на нее в ужасе. Голос душераздирающий: она совершенно не попадает в ноты, которые я так прекрасно брала. Ритм отвратительно сбит, танец – еще отвратительнее. А самое отвратительное – лица гостей, которых она зовет танцевать вместе с собой. Или нет, самое отвратительное в этой записи – приглушенные голоса. Даже смех слышится. Дейв, Луиза…. Господи, неужели и Карл смеется?
– Какого черта ты не остановил меня?
– Я пытался, ты не желала слушать.
– И тогда ты снял видео, на котором я веду себя как полное чмо?
– Я не из вредности, я только хотел, чтобы ты поняла, каково жить с тобой. Не всегда, но, когда ты в таком состоянии, это просто невыносимо.
Я снова смотрю в телефон. Женщина на экране – Элисон, я – успокаиваться явно не намерена. Она ковыляет к дивану и плюхается на него, собираясь петь хит Принца. Гранд-финал вечера – песня группы «Смитс», в отличном исполнении которой я не сомневалась. Получилось, мягко говоря, не очень. Телефон я держу дрожащими холодными руками, лицо заливает краска, под ложечкой сосет от стыда. Я закрываю глаза, но все равно слышу крики и невнятицу, которые вчера казались четким и ладным исполнением. Трясущиеся руки плохо слушаются. Я ставлю видео на паузу и собираюсь его стереть, но Карл забирает у меня телефон.
– Я просто хотела повеселиться, – оправдываюсь я.
– Но расстроила всех окружающих. Разве это веселье? – осведомляется Карл, глядя в пол.
– Я не думала, что кто-то расстроен.
– В этом все дело, Элисон. Ты никогда не думаешь.
Карл уходит с кухни, а я продолжаю раскладывать жаркое по контейнерам. Закончив, я вытираю столы и включаю посудомоечную машину, потом гашу свет и долго стою в темноте. Пусть мерный гул бытовой техники успокоит меня и заглушит мои собственные крики. Пронзительные, как звон битого стекла, они до сих пор звучат у меня в ушах.
Глава 4
Утром Карл готовит Матильде завтрак и собирает ее в школу. Раз не занята в суде, я собиралась отвезти ее сама, но Карл справляется так здорово, что мешать не хочется. Я спускаюсь на кухню выпить кофе.
– Если дашь мне телефон, я могу отвезти его в ремонт, – предлагает Карл. – Возле нашего медцентра есть мастерская.
Изображая беззаботность, я оцениваю риски. Я всегда была осторожна. Предельно осторожна. Сообщения, е-мейлы – все удалялось сразу после прочтения. Главное, вовремя предупредить Патрика.
– Если тебе нетрудно, было бы неплохо, – пожимаю плечами я.
– Трещину нужно убрать, пока не стало еще хуже. Новый телефон тебе покупать точно не захочется.
Я понимаю, что Карл прав, но ханжеский тон здорово раздражает. Раздражение стоит попридержать: Карл же услугу мне оказывает.
– Не забудь сделать резервную копию, а то мало ли что, – предупреждает Карл, садится и ждет, пока я копирую и откатываю данные, вытираю телефон и передаю ему.
– Спасибо, ты очень любезен.
Карл забирает телефон и уходит, Матильда торопливо обнимает меня и оправляется следом.
Едва за ними закрывается дверь, я звоню Патрику в контору, дабы перехватить его, прежде чем он позвонил мне на сотовый. Трубку берет Хлоя Сами, его младший партнер, и соединяет меня с ним.
– Я назначил встречу на завтра, – объявляет Патрик, не дав мне открыть рот.
– Записки я просмотрела. Ничего нового от обвинения нет? – холодно осведомляюсь я. О работе мне
