Солнечные часы - Ширли Джексон
— А Фэнси? — пролепетала мисс Огилви. — Ведь я ее гувернантка и обязана…
— А Фэнси теперь тоже моя, — улыбнулась миссис Хэллоран. — Однажды все, чем я владею, перейдет ей, поэтому Фэнси я оставлю при себе.
— По-моему, вы с нами шутите, — безжизненным голосом произнес Эссекс. — Хотите, чтобы мы испугались и начали умолять, а вы посмеетесь и скажете, что пошутили…
— Вы и вправду так думаете, Эссекс? Тогда интересно будет посмотреть, как далеко зайдет моя шутка, прежде чем вы начнете умолять. Ричард?
Мистер Хэллоран открыл глаза и улыбнулся.
— Пора спать, — весело сказал он.
Миссис Хэллоран взялась за ручки и повернула кресло.
— Спокойной ночи, — попрощался мистер Хэллоран, и миссис Хэллоран довезла кресло почти до двери, прежде чем Эссекс подбежал и открыл ее.
Мисс Огилви негромко плакала; когда умер Лайонел, она пустила лишь пару слезинок — больше ради проформы, чтобы нос не покраснел. Тетя Фэнни мрачно смотрела в огонь, сложив руки на коленях; после ухода брата и золовки она не проронила ни слова. Эссекс ходил из угла в угол, поскольку в неподвижности слишком отчетливо видел себя самое.
— Раболепствовал, подносил, лгал, шпионил, пресмыкался — и вот меня выставили за дверь, как я того и заслуживаю. Тетя Фэнни, мисс Огилви — мы все достойны презрения.
— Я старалась делать то, что должно, — всхлипнула мисс Огилви. — Она не имела права так со мной разговаривать!
— И верно, — продолжал Эссекс. — Я-то думал, что умен, проворен и неуязвим, а это вовсе не надежная защита. Я думал, она ко мне привязана, а сам превратился в ручную обезьянку!
— Могла бы сообщить помягче, — сетовала мисс Огилви.
— В гориллу, нелепое чудовище…
— Тихо! — вдруг скомандовала тетя Фэнни.
Они оглянулись, удивленные: тетя Фэнни пристально смотрела в сторону выхода. Дверь отворилась, и в комнату проскользнула Фэнси.
— Дедушке не понравится, что ты спустилась вниз так поздно. Сейчас же ступай в свою комнату! — велела тетя Фэнни.
Не обращая на нее ни малейшего внимания, Фэнси подошла к камину и села на коврик, скрестив ноги.
— Я здесь часто бываю, когда вы все спите. — Она в упор посмотрела на мисс Огилви. — А ты храпишь!
— Тебя следует отшлепать! — негодующе фыркнула та.
Фэнси любовно провела рукой по мягкому ворсу.
— Когда бабушка умрет, все это будет моим. Весь дом будет моим, и никто мне не помешает!
— Твой дедушка… мой брат… — начала тетя Фэнни.
— Ну конечно, я понимаю, что дом принадлежит дедушке, — возразила Фэнни с интонацией взрослого, объясняющего неразумному ребенку, — но ведь на самом-то деле нет. Иногда мне хочется, чтобы бабушка умерла.
— Маленький звереныш! — пробормотал Эссекс.
— Нельзя так говорить, Фэнси, — вмешалась мисс Огилви. — Бабушка была очень добра к тебе — нехорошо желать ей смерти. И уж тем более нехорошо бродить по ночам, шпионить за людьми и… — Она замешкалась. — Ты плохо себя ведешь!
— Да и вообще, — добавила тетя Фэнни, — не стоит считать свои богатства заранее. У тебя и так полно игрушек.
— У меня есть кукольный домик, — неожиданно произнесла Фэнси, впервые глядя тете Фэнни прямо в глаза. — У меня есть красивый кукольный домик. Там настоящие дверные ручки, электричество и маленькая плита, а в ванных льется настоящая вода…
— Тебе повезло, — заметила мисс Огилви.
— …и куколки. Одна из них лежит сейчас в ванной, — захихикала Фэнси. — Это маленькие куколки, они как раз помещаются в стулья и кровати. У них есть своя посудка. Когда я кладу их в кровать, они засыпают. Когда бабушка умрет, все это станет моим.
— И где же тогда будем мы? — тихо спросил Эссекс.
Фэнси улыбнулась ему.
— Когда бабушка умрет, я разобью свой кукольный домик — он мне больше не понадобится.
Эссекс лежал в темноте абсолютно неподвижно. Если не шевелиться и не издавать никаких звуков, он будет в безопасности. Иногда ему казалось, что если замереть совсем, то можно и вправду умереть.
— Эссекс… — прошептала тетя Фэнни и тихонько постучала в дверь. — Эссекс, впусти меня!
Раньше Эссекс пытался отвечать.
— Уходите, — говорил он, — уходите отсюда.
Теперь же он знал, что безопаснее молчать и не двигаться; может, он и правда мертв?
— Эссекс, мне всего сорок восемь!
Я заперт в тесном пространстве гроба, надо мною толстый слой земли.
— Орианна старше меня!
Я не могу пошевелиться, повернуть голову; если мои глаза и открыты, я этого не знаю; я не смею протянуть руку и пощупать деревянные доски, смыкающиеся вокруг меня.
— Эссекс?
Я попробую заговорить в оглушающей тишине; я попробую повернуть голову и поднять руки, и тогда меня будут держать крепко-крепко…
— Впусти меня! Ты можешь
