Роберт Ричардсон - Милосердие Латимера
— Как ты думаешь, они готовы воспринять то, что я предложу им? — спросила она, в последний раз проверяя перед зеркалом, все ли в порядке в ее костюме и гриме.
— Им, конечно, не будет скучно, — ответил он. — И не беспокойся о том, что они не поймут. Веркастер — одно из самых культурных мест в округе Лондона. Что касается крестьян, то их оттолкнула цена билетов.
— Их испугала моя цена?
— Она заставила их удивиться, но я объяснил им, что такова жизнь. Как бы там ни было, билеты распроданы полностью, сумма покрыла издержки и дала хорошую прибыль. Всё в порядке. — Он взглянул на свои часы. — Театр полон, раз ты приехала. Подожди здесь минуту.
Мальтрейверс пошел спросить у билетеров, собрались ли уже все зрители, и попросил закрыть входные двери. Он вернулся к Диане, и они вместе спустились по склону, приблизившись к двери, через которую слышалось бормотание вежливых голосов. Он взял Диану за руку и испытующе посмотрел на нее. Она быстро кивнула. Только тогда он открыл дверь, прошел по проходу между рядами и поднялся на сцену. Голоса смешались с нерешительными аплодисментами, которые он жестом остановил, начав говорить:
— Многоуважаемые лорд Верты, епископ, настоятель собора, мэр города, уважаемые гости, леди и джентльмены! — отрывисто произнес он. — С огромным удовольствием объявляю первый номер возрожденного фестиваля в Веркастере. Рады приветствовать вас в этом прекрасном здании, на необычном представлении, в котором участвует лишь одна актриса, прекрасная женщина… мисс Диана Портер.
Закончив говорить, он повернулся к распахнутой двери в фойе. К нему шла Диана, ослепительно улыбаясь. Эхом от всех стен отозвались аплодисменты. Он поддержал ее за руку, пока она всходила на помост, и отступил в зал, чтобы идти на свое место. Диана, со своими пшеничными волосами, рассыпанными по черному шелку вечернего платья с высоким воротом, с рубиновой брошью на горле, была ослепительно хороша. Она быстро обошла сцену, прежде чем уселась на высокий стул, установленный в центре. Сжала руки, низко наклонила голову — ждала, когда стихнут аплодисменты, наступит тишина и все сосредоточат свое внимание на ее неподвижной фигуре.
— Приходило ли вам когда-нибудь в голову, как Женщина попала в список избранниц Бога?! — спросила она тихим голосом, который вознесся к потолку, словно колокольный звон. — Сначала Бог сотворил Небо и Землю, потом День и Ночь. Потом Он разделил воды и создал моря и континенты, потом — траву, растения, плодоносящие деревья. — Она перечисляла, загибая пальцы. — Потом он создал солнце, луну и звезды, больших китов и скот. Потом — пресмыкающихся. Вершиной его творения является Адам, которого он создал по образу и подобию своему. И которому Бог приказывает дать название всему Им созданному.
Вдруг ее голос стал низким, как это происходит, когда взрослые теряют терпение с расшалившимся ребенком.
— Нет, Адам, ты не можешь назвать это гиппопотамом, потому что у нас уже есть один. А что, если назвать это гадиной? Нет? Тебе не нравится? Хорошо, пусть будет по-твоему, мы назовем это жирафом. А как насчет того пятнистого существа с длинной шеей? Нет, это глупо, оно не похоже на ежа. И ты не можешь просто сказать, что имя «птица» подойдет ко всему, что покрыто перьями… а сейчас продолжай и сосредоточься.
Голос Дианы снова обрел свой обычный тембр.
— Только Небеса знают, сколько времени ушло у Бога только на то, чтобы дать всему название. А потом? Адам абсолютно ничего не делал, лишь гулял по эдемскому раю, держась подальше от дерева Познания добра и зла, и у него была власть над каждым живым существом. И что же решает Бог? Он считает, что Адаму нужен помощник. — Диана смотрит в зал с великим изумлением. — Для чего? Бог решает, что Адам нуждается в друге, и в итоге появляется Женщина… последнее творение Бога. — Диана замолчала. Весь вид ее выражает задумчивость. — Конечно, после такой долгой практики Бог должен был сделать что-то очень необычное, — размышляла она.
Встав со стула, она подошла к краю сцены и остановилась прямо напротив стульев, где сидело высшее духовенство со своими семьями, склонила голову на плечо и уставилась прямо на жену епископа.
— Но, конечно, — добавила она лукаво, — у Адама не просто появился помощник, у него теперь был некто, кого можно обвинять, порицать…
Две женщины смотрели друг на друга некоторое время, затем жена епископа еле заметно улыбнулась и кивнула, соглашаясь. Мальтрейверс, напряженно следивший за реакцией женщины из зала, с облегчением вздохнул.
— Срабатывает, — пробормотал он.
— Ты — мой умный брат, — прошептала в ответ Мелисса.
Далее был раскрыт смысл креста на круге. Не распятие, как представлял себе отец Майкл. Это был биологический символ женского начала.
Диана продолжала вести своих зрителей через хорошо известную страну, но угол зрения ее резко отличался от общепринятого. Она рассказала историю Самсона и Далилы так, как представляла себе ее Далила («Длинные волосы никогда не шли ему»), обрисовала Руфь как веселую вдову на поле с Боазом, стремящуюся к наживе. Представила всех библейских женщин — Саломею, королеву Шебы, жену Лота, Марту и Марию и других — и делала это в чем-то дерзко, в чем-то — горько, в чем-то — цинично, а в чем-то и с состраданием.
Это был спектакль, прекрасно продуманный в каждой детали, а игра Дианы являла собой совершенство.
Последняя сцена оказалась самой тонкой из всех. Сломанная и разбитая горем, Диана опустилась на колени в центре сцены и прошептала последние слова Марии Магдалины, обращенные к распятому Иисусу. Горестный вопль страдания, без жалости к себе, ибо ничего не могла сделать для спасения Человечества, но все — для любви и смерти. По тому, как зрители в напряженной тишине следили за игрой Дианы, было ясно, что они разделяют вместе с Дианой ее беспомощное смятение и муку человеческой печали, доведенной до крайности. Мальтрейверс, который неделями трудился над тем, чтобы слова, которые она произносит, волновали людей, сейчас сам был увлечен, как никто другой. Но вот Диана надолго замолчала. А потом подняла мокрое от слез, взволнованное лицо.
— Почему ты меня покинул? — воскликнула она.
В этом вопросе зазвучало непреходящее страдание, которое весь Дом Капитула, прежде чем Диана разразилась беспомощными рыданиями, буквально рухнувшими на зрителей в тишине. Когда, подобно выстрелу, раздался первый хлопок, — Мальтрейверс, к своему удовольствию, заметил, что это сделал епископ, — Диана поднялась, присела в глубоком реверансе, и сразу последовал взрыв аплодисментов.
Она поклонилась публике во все стороны прежде, чем быстро двинуться по тому пути, по которому пришла сюда. Но публика захлопала сильнее, и она вернулась, чтобы сполна получить удовольствие от признания, чтобы кланяться и улыбаться. Она вытащила на сцену расслабившегося Мальтрейверса — разделить с ним свой триумф, перед тем как уйти и больше уже не возвращаться, как бы того ни требовали зрители.
Люди пришли в себя, успокоились, стали расходиться, но многие заглянули в трапезную, чтобы выпить кофе.
Мелисса повернулась к брату.
— Гас, это было чудесно, — сказала она. — Ты понимаешь женщин лучше, чем кто-либо из тех, кого я знаю. Даже Майклу придется задуматься над этим.
— Спасибо, — ответил он, когда она его поцеловала. — Но ведь мое слово воплотила на сцене Диана. Слово, точно произнесенное Дианой… Это был самый прекрасный спектакль, который я когда-либо видел в ее исполнении.
— Она придет на кофе? — спросила Мелисса озабоченно. — Я должна поздравить ее.
— Разумеется, она придет и тебе придется подарить ей несколько минут. Ты иди, а мы с Тэсс сходим посмотрим, как она.
Когда они подошли к комнате Дианы, Тэсс сжала руку Мальтрейверса, но ничего не сказала.
— Я знаю, — сказал он просто. — Давай пойдем и опустим ее на землю.
Диана распахнула шторы и стояла у окна, наблюдая за наступлением сумерек. Мальтрейверс подошел к ней и положил руки на ее плечи.
— Ты делаешь мою работу более значительной, чем, боюсь, она есть.
— Спасибо, — сказала она. — Это и в самом деле было хорошо, не так ли?
— Можно сказать: так. Но точнее будет выразиться, это было близко к чуду.
Диана повернулась и посмотрела на Тэсс.
— А что думаешь ты?
— То, что я могу сказать, только что сказано, — ответила она.
— Ты говоришь глупости, и знаешь это. — Диана засмеялась и протянула им обоим руки. — Но я так рада, это было что-то особенное, я рада, что вы оба одобряете. — Она обняла Мальтрейверса, и он почувствовал напряжение, волнами исходящее от нее.
— Пойдем, — сказал он. — Твои зрители ждут тебя в трапезной, они были очень хорошими зрителями.
— Разве они не были великолепными? Знаешь, какой момент был решающим, чтобы все именно так сложилось? Сразу вначале, когда прозвучали слова, что у Адама появился некто, кого можно обвинять. Я думала, та женщина никогда не выдаст своей реакции! Кто она?
