Джон Макдональд - Долгий фиалковый взгляд
— Не более сорока раз.
— Не хотелось бы нарушать ваши комичные правила, Прискитт, — сказал я, — но как себя чувствует профессор Мейер?
— Я принес ему аспирин и лед пососать. Не сказал бы, что он отлично себя чувствует. Но возможно, не так плохо, как прежде.
— Загляну в справочник, найду фамилию того кубинца, — проговорил Кинг и бросил Прискитту: — Поведу его в душ. Пошли, Макги! Бери корзинку.
Бетонный пол душевой пах плесенью, аммиаком, лизолом. Там лежал крошечный кусочек зеленого мыла, тонкое серое полотенце. Из ржавого душа брызгала струйка теплой воды.
Оказавшись в любом общественном институте, необходимо обзавестись одним — друзьями.
— Кинг, мне чуть-чуть совестно, что я заподозрил тебя в избиении моего приятеля. Мне бы следовало знать, что ты выше классом.
— Да черт с ним! Я хочу сказать, все понятно.
— Нет, правда. Я видел тебя в бою. Знаешь, ты ведь мог стать одним из великих. Выпал бы шанс раз-другой.
— Если б шанс выпал, конечно. Это помогло бы. Мне бы снарядиться получше. Слишком легко получал травмы, да и руки у меня хрупкие. Но я всегда хорошо двигался и мог уклониться от любого удара.
— Откуда ты родом?
— Из Натли, Нью-Джерси. В четырнадцать лет участвовал в «Золотой перчатке». На морской службе был чемпионом флота в легком весе. Четырнадцать лет в профессионалах, два — любителем. Девяносто один бой. Шестьдесят восемь выиграл, семнадцать проиграл, шесть ничьих. Все зарегистрировано. Макги, а ты сколько весишь? Может, около двухсот восьмидесяти фунтов?
— Почти угадал.
— Одетый, я бы сказал, сто девяносто, а то и меньше. Ты меня одурачил. Ты в отличной форме, приятель. Дрался когда-нибудь в юности?
— Ничего серьезного, так, валял дурака.
— Белье можешь оставить свое. Надень комбинезон, а свое барахло клади в корзину.
Я выполнил указания. Саржевый комбинезон от многочисленных стирок стал мягким, как тончайшая шерсть.
— Ну-ка, иди на меня, Макги! Хочу посмотреть, умеешь ли ты двигаться. Господи Иисусе, да не смотри на меня так! Я вовсе не собираюсь тебя мордовать.
Я пожал плечами и пошел на него, совершая стандартные манипуляции, как огромная марионетка, которую кто-то неумело дергает сверху за ниточки, заставляя подпрыгивать и приплясывать. Прикрывая уязвимые места локтями, плечами и кулаками, я не сводил широко открытых глаз с его брюха, ибо это единственный способ одновременно видеть движения его головы, рук и ног.
Не знаю, насколько он был меня старше. Кинг передвигался легкими, ловкими медленными прыжками, жировые отложения тряслись, колыхались, как у циркового медведя. Низко опустив огромные лапы, он держался практически на одном месте. В настоящем бою у меня было бы против него ровно столько же шансов, сколько у мальчишки, прыгающего через самодельную планку, против члена олимпийской команды бегуна с препятствиями. Профи есть профи. Я бил в пустоту, иногда в плечо. Любое мое усилие завершалось мимолетным прикосновением кончиков пальцев к челюсти, скуле, ребрам. Потом я решил защищаться. Но вот что получается с профи: ныряешь под высокий удар левой, видишь, как ноги, корпус, плечо, голова и все прочее готовится к логичному хуку справа, собираешься уклониться и вдруг открываешься для пары быстрых ударов. Увернешься от них, и вот он — хук правой, от которого хотел уйти. Спешишь принять его на корпус, а он наносится сбоку, ты лишаешься равновесия, выходишь из стойки, отлетаешь к стене. Противник шумно сопит. Ухмыляется. Поднимает руки, сигналя о мире.
С благодарностью выхожу из неудавшейся роли.
— Ты прямо как ртуть, Кинг.
— Совсем потерял скорость, черт побери. Все рефлексы пропали. Тебе кажется, будто быстро, потому что я знаю, где ты будешь в момент моего удара. Слышишь, как я пыхчу и хриплю? Если б ты начал пораньше, Макги, хорошо вышло бы. Трудно было бы нанести тебе хороший удар. Мне пришлось бы бомбить, пока ты и рукой не сумел бы махнуть. А потом уложить.
Он повел меня в одиночку, рассказывая по дороге о временах, когда был ближе всего к самым лучшим. Флойд Паттерсон его прищучил во втором бою, а он прикинулся, будто ноги у него резиновые, ну, Паттерсон и купился, полез в бой, позабыв о защите. Тогда он крутнулся, всадил кулачище в перчатке в накачанный живот Флойда, чуть выше пояса, тот вспотел, посерел, сразу жутко устал. Семь раундов гонялся за ним, а тем временем Флойд понемножечку набирался здоровья и сил, несмотря на старания Кинга Стерневана его измотать. А потом Флойд как начал лупить и рубить и добился технического нокаута.
С горестной от воспоминаний о неудачной попытке уложить обессилевшего Паттерсона физиономией Кинг распахнул дверь.
— Что представляет собой ваш шериф, Кинг? — спросил я.
— В каком смысле?
— Какие игры ведет?
Он переложил проволочную корзинку в другую руку.
— Никаких. Мистер Норм защищает закон, и окружная муниципальная комиссия стоит за него на все сто процентов. У нас тут современное заведение, Макги. Мы установили телетайп, подключились к общенациональной сети, и он первым делом смотрит, есть ли что-нибудь в этой сети, потом в национальном архиве. Может, его чуточку огорошило, что на вас обоих ничего нету ни там, ни там.
— Вот уж поистине современные методы, Кинг, — изуродовать Мейеру физиономию.
— Могу только сказать, у нас так не делают.
— Зачем тогда помощник шерифа Билли Кейбл провел меня через тюрьму, дав возможность полюбоваться на Мейера, прежде чем я приду к Хайзеру?
— Билли здорово за это влетело. Какое-то время назад его перевели сюда из военной полиции. Иногда забывает, что мистер Норм таких штучек не любит.
— А откуда ты знаешь, что Хайзер наехал на Билли Кейбла?
— Учишься читать по лицам. Это не так-то просто, но учиться приходится. Я заметил, что шериф расстроен, и угадал почему. Узнал про Мейера и расстроился. Сейчас он уже полностью снял с Билли стружку.
— А кто это сделал?
— Я ничего не видел.
К камере подошел Прискитт:
— Я подумал, вдруг этот субъект на тебя бросился, чемпион, и успешно совершил отважный побег. Предпочитаешь, чтобы я запер тебя вместе с ним для продолжения диалога, или пожелаешь вернуться к работе? В качестве особого одолжения мистеру Норму.
— Он меня спрашивал?
— Всенепременно.
И Кинг Стерневан с озабоченным взглядом вытаращенных глаз ушел легкой походкой, потряхивая жирком.
— Кажется, ваш департамент изобилует помощниками шерифа, мистер Прискитт.
Он радостно посмотрел на меня:
— Изобилует! Какое слово! Здесь редко можно услышать достойную речь, мистер Макги. Я бы сказал, мистер Норм располагает адекватным числом помощников. Не избыточным. Сочтя что-либо необходимым для выполнения своих должностных обязанностей, мистер Норм это запрашивает. И получает. Побеседуем позже.
Он засеменил прочь, а я растянулся на койке…
Глава 4
Неподвижно закрепленная койка, тонкий жесткий матрас. Бетонный пол со стоком в центре. На потолке яркая лампа в крепкой проволочной сетке. Чугунная раковина с одним железным краном, без стока. Вода течет на пол, к сливному отверстию, находящемуся в трех футах от нее. Унитаз без крышки и без сиденья. Окон нет. Через верхнюю часть двери, забранную прочной решеткой, других камер не видно. Нижняя часть — сплошь прочная сталь.
Я лежал на спине, закрыв глаза согнутой в локте рукой. Сунул всю эту поганую чертовщину в дальний ящик и плотно захлопнул. Оставил на потом, ибо размышления на эту тему только злили. А злому плохо думается.
В моей жизни было много периодов ожидания: порой кошачьего у мышиной норы на протяжении бесконечных, отчаянно скучных часов; порой — мышиного многодневного с надеждой, что с наступлением очередной темноты можно будет удрать.
Поэтому обучаешься пользоваться особыми запасами фантазий и воспоминаний. Надо только пустить мысли в бег по старым долинам, взгорьям, пастбищам давних лет и выбрать предмет. Например, ролики. Старые, те, что пристегивались к обычным ботинкам. Рассматриваешь их, ощупываешь, подгоняешь. Прикрутил поношенный башмак слишком сильно — подошва коробится. Крутанешь одно колесико, слушаешь рокот, ощущаешь зернистую фактуру металла, поцарапанного о бровку тротуара. Вспоминаешь странное чувство неловкости, неуклюжести и медлительности, когда, прокатавшись целый долгий субботний день на роликах, идешь на другой конец города. Мучает боль в натертых ремнями лодыжках над щиколоткой. Если она становится слишком сильной, останавливаешься, передвигаешь ремень пониже, на шнуровку ботинок. Большая темная болячка на ободранном колене. Тошнотворный удар головой о тротуар. И еще что-то насчет самих роликов… Ну конечно! Позади у них есть выдвижная планка для подгонки к ботинкам. Если ее как следует не зажать или если она разболталась, ролик незаметно удлиняется, зажимы уже не захватывают края подошвы, и при очередном толчке наступает ошеломляющий миг — ролик выворачивается, и ты либо на полном ходу падаешь, либо катишься на одной ноге с хорошим роликом, подняв другую с болтающимся, пока не найдешь, где можно присесть, снять ботинок и еще раз закрепить. Ролики, песочница, яблоня или чулан. Годятся качели на детской площадке, лесопилка, классная доска, воздушный змей — все, что было тогда, когда откладывались живые воспоминания. И они до сих пор тут. Находишь маленькую дверцу и, как Алиса, ныряешь в страну чудес, где каждая яркая вспышка воспоминания высвечивает следующее.
