Гера Фотич - Долг (Приказы не обсуждаются)
— Слышь, командир, посади меня к нему, — зашептал Степняк, — плохо там ему. Непривычный он. Чокнется почём зря. А я всё ему растолкую. Жалко парня-то. Жрачки ему передам. Ты же можешь. Я знаю. Каково ему одному со своими мыслями. Ой, беда!
— Не могу! — зло перебил его Петров. Прокурорские через день приезжают. Он для них план на этот квартал сделал, вот и секут.
— Так ведь и в тюрьму ж уедет, — не унимался Степняк, — а там воры могут и не разобраться! Пусти к нему на ночку!
— Нет, я сказал, ещё жёстче произнёс Петров, — не могу! Преступник он!
— Да какой он тебе преступник? — вы же с ним Али-Бабу с гранатой брали в биллиардной. И Кочубея обколотого с двумя стволами, когда он на проспекте отстреливался! Преступник! Это я тебе преступник! А не он! Эх вы менты! Постоять друг за друга не можете. Только перед нами и горазды свои штучки хитроумные вытворять. Ключ на столе в дежурке, там Палыч в сторожах. Он поймёт. Я открою, и вяжите меня потом…
Петров не мог больше слушать. И не потому, что это была глупость. А потому, что это была истинная правда, и говорил её ему зэк засиженный.
— Иди отсюда вон! — закричал он на Степняка.
— Не ори, — спокойно ответил тот. Я и так уйду. Приду завтра — всё напишу, что знаю. Хоть делом займётесь! Лучше, чем своих сторожить.
Но он не пришёл ни завтра, ни на следующий день.
— Почему? — терялись в догадках опера, — Потерял уважение к сотрудникам? Решил больше не помогать? Обиделся?
Его через неделю обнаружила под мостом небольшой речки влюблённая парочка бомжей, спустившаяся к воде, чтобы заняться любовью.
На труп выезжал Петров. Следственная группа прокуратуры приехала позже, и у него было некоторое время побыть со Степняком наедине. Точнее с тем, что от него осталось. По сути, он оставался всё тем же двухметровым громилой. Только теперь он лежал на боку, поджав колени к животу, охватив огромными ручищами своё горло, словно не давая себе что-то сказать последнее. Быть может в чём-то признаться или попросить прощения, чего при жизни не могла ему позволить воровская масть. Лицо было испачкано землёй, перемешанной с подсохшей кровью, как застывшая посмертная маска. Его длинное кашемировое американское пальто заботливо укрывало ноги, подоткнув свои длинные полы ему под колени. Как в детстве с одеялом делала мать, храня сына от сквозняков.
Из-под пальто выглядывал толстый вязанный свитер с большим вырезом на шее. Этот свитер ему связала мать. И Борис при случае об этом упоминал. Говорил, что она носила свитер в церковь, и батюшка осветил его, полив святой водой.
— Теперь и у меня есть бронежилет как у вас, — смеялся Борис при встрече с операми, намекая на свитер.
Рана прошла выше. Ему практически отрезали голову, и она держалась только его ладонями прижимавшими край свитера к кровотоку. Остановившимися мутными зрачками, он с удивлением и горечью смотрел на замысловатые узоры шерстяных ниток, залитые запёкшейся чёрной кровью.
Не уберёг свитер…
Через год Петров нашёл убийц. Это были чеченцы, пытавшиеся подмять город под себя. Их брали всем отделом — впятером. В хрущёвке на первом этаже.
Не хватало Бойдова, с его вихрастой головой. Врывающегося прямо в эпицентр врагов, машущего руками, словно бешеная ветряная мельница. Ненависть выплёскивалась из него мгновенно, круша кулаками ненавистные физиономии. За ограбленную страну, за совращённых детишек, за изнасилованных женщин.
Постовые и участковые стояли под окнами, обнажив оружие. Когда выводили четверых бандитов, на улице, привлечённый операцией, собрался народ. Постовые оттесняли пытающихся подойти ближе любопытных граждан.
Чеченцы были в чёрных кожаных куртках, одетых на плотный чёрный камуфляж. Брюки заправлены в берцы, шнурки от которых волоклись как сопли, оставляя в грязи быстро исчезающий след.
— Мерзавцы проклятые, что вам здесь надо, ироды, — громко выкрикнула какая-то женщина, — как черти из преисподней!
Тот, что постарше, на вид лет двадцати пяти, обернулся к ней. Сощурив презрительно глаза и оскалив зубы, громко прошипел что-то на своём языке.
— Что ты там хрюкаешь? — насмешливо спросил его Вилинский, легко толкнув в плечо.
— Хочэш знат, нэвэрный? — и, приподняв голову, чтобы слышали все, громко выкрикнул, — Скоро мы вам всэм устроэм празнэк! Будэм рэзат как баран. Ваш прэзэдент думаэт, что цэпной пёс нэкогда нэ кусаэт своэго хозаэна? Пуст, аллах, даст здоровэ нашэму прэзэдэнту Кадырову!
Тогда Петров не обратил на эти слова внимания. Преступники были задержаны. Доказательств было достаточно. Кроме этого эпизода им вменили ещё два убийства и десяток разбоев на владельцев автотранспорта. Суд дал им от пятнадцати до двадцати лет лишения свободы. Но всего через пять лет Михаил вновь встретил того чеченца.
Глава 10. Новая встреча
Петров дежурил по главку старшим от руководства. Днём поступила информация о проникновении на один из заводов вооружённых людей. Что они держат в заложниках директора и уже отрезали ему пару пальцев. Тогда это уже не казалось смешным. И все отнеслись к сообщению соответственно. Когда Михаил с группой подъехал на служебной автомашине к предприятию, то увидел, что районные сотрудники милиции, спрятавшись за своими двумя уазиками, с оружием в руках, смотрят сквозь решётку забора, заблокировав выезд. А с той стороны, на корточках на изготовке сидят порядка десяти автоматчиков в чёрном камуфляже и масках на лицах. Предполагая, что это работают фээсбешники или ещё какая силовая структура, Михаил смело подошёл к забору и, доставая удостоверение, спросил:
— Вы кто ребята? — и осёкся.
— Самэй умнэй приэхал! Всё знат хочэт, — услышал он знакомый грубый голос с кавказским акцентом.
Возможно, Михаил бы его и не узнал, но интонацию, с которой были произнесены те слова, он запомнил непроизвольно на всю жизнь.
Чеченец подошёл к забору, где стоял Петров, и снял шерстяную маску, под которой оказалось знакомое лицо бандита.
Михаила внезапно охватил ужас. Он уже представил себе этот бой в центре культурного города, автоматные очереди, раненые и убитые, лужи крови.
Чеченец засмеялся, видя смятение в глазах Петрова:
— Нэ боэс! Я тэпэр на государствэнной службэ! Вот заданэе получэлэ вэрнут заводэк. Дэрэктор плохо сэба повёл. А ты, вэжу, повышэнэе получил? — и снова засмеялся как раньше, — Сэчас указанэе получэтэ э мы поэдэм далшэ.
— Ты же сидишь в тюрьме? — едва смог выговорить Петров.
— Посэдэл у вас годэк, потом чэчэнскэй суд пэрэвэл мэна в нашу турму. Ну а потом народ страны прэзвал на службу замалэват грэхэ. Он явно издевался, жестикулируя и гримасничая. Если бы их не разделяла решётка, Петров точно бы въехал кулаком в эту ненавистную рожу.
В этот момент подъехал кто-то из верхнего руководства и приказал разблокировать выезд. Приехавшего сопровождал пустой автобус. Чеченцы стали что-то кричать на своём и махать руками, показывая в сторону автобуса. Из здания вышли ещё несколько автоматчиков и с ними старший, без оружия и маски. Стали грузиться.
— Как же так?? — закричал Петров, подбежав к полковнику и стал трясти его за серые обшлага шинели.
— Приказы не обсуждаются! — ответил тот, дрожа двойным подбородком. Его глазки, словно у курицы, испуганно вращались каждый сам по себе.
Петров отпустил его. Но тот продолжал трястись.
И тут, вдруг, Михаил понял, что это не он тряс штабного полковника, а тот трясётся сам от страха. Не перед бандитами с автоматами наперевес, которых он, возможно, видел впервые. Не перед ним Петровым — начальником оперативного отдела, который висел на его парадной шинели, недавно сшитой к юбилею штаба. А перед пониманием того, что его подставили, бросив сюда. Как щенка. И завтра он будет уволен независимо оттого, какой приказ сейчас отдаст.
Вооружённые чеченцы в сопровождении милицейских уазиков уехали. Петров с подъехавшей следственной группой прошёл на завод. В кабинете директора за столом сидел пожилой мужчина южной национальности. Два пальца его левой руки были обмотаны носовым платком, пропитанным кровью, которая периодически капала на стол, разбрызгивая уже образовавшуюся алую лужицу. Он смотрел в окно и даже не повернулся в сторону вошедших. В кабинете всё было перевёрнуто. Документы выкинуты из шкафов. Пустые ящики валялись где попало.
Дежурный оперативник осторожно сгрёб в сторону документы и сел за краешек стола, положив перед собой протокол.
— Что с вами случилось? — как можно спокойнее спросил он, приготовившись писать.
Мужчина оторвал взгляд от окна и посмотрел на опера.
— Ничего, — тихо произнёс он, и, видя вопросительный взгляд, направленный на его кровоточащие пальцы, добавил, — порезался.
— Вы чеченец? — спросил его Петров.
