Константин Смелый - Кенигсберг дюз пуа
- «Башло» - это деньги, – мужчина сложил три пальца в горсть и потёр их друг о друга. – Особенно в контексте предстоящей покупки алкоголя и лёгких наркотиков. Ты как насчёт этого? Подтянут?
- Ну да, – Митя не знал, что в таком контексте означает «подтянут». Он смело пошёл на риск.
Мужчина ёмко кивнул.
- Попотчуешь? Я тебе пригожусь.
- В смысле? – насторожился Митя.
- В смысле! – подтвердил мужчина. – В прямом. Первый раз здесь, я ведь правильно понимаю? Внове всё?
- Ну как бы да…
- Вот. Буйство глаз и половодье чувств. А я объясню и посоветую. Рогер, – он вытянул руку.
Митя пожал её.
- Дмитрий.
- Очень приятно, Дмитрий. Следуй за мной. Я отведу тебя в самое гостеприимное место на всей Аллее, – он развернулся и пошёл к перекрёстку, не дожидаясь Митиной реакции.
Да и какая, если уж на то пошло, могла быть у Мити реакция? Мучительные сомнения? Праведный гнев? Или другие преступления против психологической достоверности?
Взял и пошёл следом.
9. Сорняк или так
На перекрёстке они развернулись на триста пятнадцать градусов, лицом к югу и сотруднику милиции в синей форме.
- Привет, Володя, – деловито бросил Рогер.
- Салют, Рогер, – милиционер перенёс вес тела на другую ногу. Для этого ему пришлось на секунду оторвать спину от фонарного столба. Фонарь был сделан под девятнадцатый век.
- Здрасте, – пошевелил губами Митя.
Рогер тем временем уже шёл дальше, увлекая его за собой, – прямо по широкому тротуару, который пока ещё не заставили летними столиками и кушетками, мимо распахнутых дверей и тлеющих окон. Митя смотрел в эти окна, вглядывался в дверные проёмы и не понимал, зачем идти дальше. За каждым окном угадывалось самое гостеприимное место не только в Аллее, но и в мире, а иногда сразу несколько таких мест, с подлокотниками и без, и хотя многие из них были заняты, другие призывно пустовали. Однако Рогер вёл его дальше, сквозь нечастых прохожих – то самодостаточных, то собранных в шумные компании, – вокруг статуи Винни-Пуха и бюста Миклухо-Маклая, по краю узкой проезжей части, где ничего не ездило, кроме редких велосипедистов. Через два квартала они пересекли эту часть, сделали ещё несколько шагов, и тогда, наконец, Рогер вошёл в одну из распахнутых дверей.
Внутри, прежде всего, звучала музыка. Девушка с роскошными волосами сидела за роялем и, лаская клавиши, извлекала из него звуки, вальяжные и классово чуждые. На звуках как будто держалось всё остальное: и сводчатый потолок, расписанный сценами из неопознанной мифологии, и кирпичные стены с нишами и факелами. Посетители сидели и лежали, а точнее, возлежали и рассиживались на кушетках, пуфиках, коврах и в приземистых креслах с изогнутыми ножками и овальными спинками, опущенными на человеколюбивый угол. На круглых столиках, не выше тридцати сантиметров от пола, стояли пепельницы, кувшины с прозрачной жидкостью и блюда с орешками, пирожками, снетками, сушёными фруктами, сырными дольками и экологическими чипсами, – где-то почти пустые, где-то нетронутые, где-то используемые вместо пепельниц.
Стойка отсутствовала, да и официантов не было видно, но стоило Рогеру усадить Митю в кресло и плюхнуться на кушетку подле него, как из ближайшей ниши выплыл худосочный юноша в чёрном шёлковом балахоне.
- Привет, Профессор, – он кокетливо встряхнул причёской а ля Битлз. – Сорняк или так?
- Сорняк, – ответил Рогер. – Давай нам две мамаямайки для начала. Детские.
- С удовольствием, – кивнул юноша. Затем обратился к Мите. – Разрешите на ваш идэшник взглянуть, молодой человек?
Митя беспомощно посмотрел на Рогера.
- Паспорт покажи свой, – перевёл тот.
Проверив Митину зрелость, юноша удалился.
- Сорняк – это трава, что ль? – спросил Митя.
- В широком значении, – Рогер наклонил голову. – В более узком – гибрид сативы и индики. «Мамаямайка», к примеру.
- Понятно… - соврал Митя. Его глаза нервно забегали по стенам и посетителям. Затем, устав от зависти, упёрлись в прозрачную жидкость посередине столика. – А в кувшине что?
- Аш два о. Бесплатная, – Рогер взял один из перевёрнутых стаканов рядом с кувшином, налил себе воды, залпом выпил и вытянулся на кушетке, положив ноги в ботинках на пустое кресло сбоку. – Ты спрашивай, если есть ещё вопросы. Не на халяву ж мне… - он заёрзал, укладывая руки под голову, – твой сорняк тянуть.
Митя задумался. Вопросов у него накопилось порядочно, но на другой чаше весов лежала национальная гордость.
- Ну, если на ум ничего не приходит, – продолжил Рогер, не дождавшись ответа, – надо родовспомогать. Ты, Дмитрий, из какого славного города?
- Из Пскова я, – огрызнулся Митя.
- Да ну? – Рогер приподнял голову. Потом положил обратно. – Замечательный город Псков. Не далее, как в феврале к вам ездил. Была в вашем Педагогическом интересная…
- Это как ты к нам ездил? – не понял Митя. – У тебя гражданство есть российское?
- Чтоб российское гражданство получить, надо или от местного отказаться, или сильно раскошелиться. Вот ты как сюда приехал? Взятка – Прибалтика – Кёнигсберг, надо полагать? У нас маршрут другой, но принцип тот же: Белоруссия – взятка – Россия. С другой стороны, в самой России нередко приходится ещё давать… – Рогер задумчиво погладил бороду. – Хм. Выходит, твой вопрос отчасти справедлив. Если регулярно ездить, удобней купить российское. Недёшево, да. Но, пожалуй, окупится.
- И где его можно купить?
- Через посольство «Газпрома». В Балтийске был уже?
- Нет. Ехал туда как раз.
- Когда доедешь, увидишь там шишку такую тонированную среди прочих небоскрёбов. «Янтарьгаз» на крыше написано. Это оно и есть.
- Мы ж вам газ не продаём, – снова не понял Митя. – Зачем тут «Газпрому» посольство? И как это вообще – «посольство»? У «Газпрома»?
Рогер покосился на него с недоверием.
- Какой-то ты, Дмитрий, совсем… - пару мгновений он подыскивал слово, – девственно-чистый, что ли.
Митя хотел нагрубить ему в ответ, но не успел сформулировать и первой грубости, как прибыла мамаямайка.
- Прошу, – юноша в чёрном балахоне поставил перед ними круглый поднос из нержавеющей стали. – Долгого прихода!
В центре подноса белели безупречные косяки. Рядом лежала металлическая зажигалка.
- Вам запалить?
- Нет, спасибо, Лёш, – Рогер повернулся на бок и потянулся к подносу. – Принеси нам ещё минут через двадцать какой-нибудь жвачки. Неживотного происхождения.
Когда официант скрылся в глубинах заведения, Митя взял второй косяк и скептически обнюхал его.
- С табаком бадяжат, – брюзгливо заключил он.
Рогер закрыл глаза. Медленно затянулся. Бережно, словно боясь спугнуть эффект, выпустил дым через ноздри. И только после этого покачал головой.
- Никакого табака, Дмитрий, – сказал он, ложась обратно на спину. – Курение в общественных местах запрещено.
10. Насмысление мира
После первой затяжки мамаямайка представилась Мите стаффом для маленьких девочек. Привкус она оставляла сладенький. Шла не наждачно. Воняла ещё более пряно, чем окружающая среда.
После третьей затяжки Митя высказался на эту тему.
Рогер усмехнулся. Выпустил дым из ноздрей, всё так же бережно.
После девятой затяжки Митя повторил своё высказывание. На этот раз его слова прозвучали гораздо весомей. В них была точность формулировки и сермяжность правды, и Рогер не смог оставить их без ответа.
- Из всех свойств сорняка, – был его ответ, – важнейшим для нас остаётся насмысление мира.
- Насмысление мира, – произнёс Митя со смаком. 44 К онстантин Смелый – КЁНИГСБЕРГ ДЮЗ ПУА
Он неожиданно понял, что роскошная девушка за роялем заиграла знакомую мелодию. Радость узнавания засияла на его лице.
- Насмысление мира, – сказал он ещё раз.
- От глагола «насмыслить», – пояснил Рогер. – У меня есть студентка, в которую следует влюбиться, если молодой. Она так и сказала на семинаре по неоплатонизму. «Самый простой способ насмыслить мир – дунуть сорняка»… И ты знаешь, что мне открылось тогда?
- … Нет.
- … Мне, Дмитрий, открылась мудрость правительства. Только не этого. Прошлого. Я понял, чем оно руководствовалось, когда отделило градус от сорняка, а сорняк от градуса. Ведь поначалу как было? Поначалу сорняк и градус шли рука об руку. Но пришёл Квасько и сказал: «Если пьёшь – пей. Дуешь – дуй. А мешать одно с другим не моги». И стали тогда кафе с травой и кафе с алкоголем, да на разных улицах. Чувствуешь разницу?
- … Нет.
- … У них диаметрально противоположные функции, Дмитрий. Алкоголь даёт тебе потрогать чувства, которых у тебя больше нет. Правильный сорняк даёт тебе подержать смысл, который когда-то мерещился под каждым кустом. То есть сорняк – чтоб насмыслить. Градус – чтоб начувствовать. И врозь оба хороши. Но смешай их неосторожно – и выйдет такой суррогат пубертатного периода, что небо с овчинку. Вот почему их развели по разным углам. Вот в чём великая мудрость кваськовского правительства. А что они на публику говорили… Про создание цивилизованной культуры потребления конопли… Про борьбу с пьянством… Это вторично. Это политика. Это по глупости…
