Шарль Эксбрайя - Свести с ума Мартину
– Кстати, а что там с делом Пьюбранов?
Он, так ни о чем не догадавшись, принялся рассказывать о встрече с прокурором.
– Ты представляешь, он хочет заморозить дело, и лишь потому, что Пьюбраны важные птицы. Это же просто возмутительно!
– Конечно, дорогой, но тем не менее, прокурор прав: прежде чем развязать скандал, необходимо все как следует проверить.
– Да что такое скандал по сравнению с жизнью, которая в опасности.
– Ты уверен, что она в опасности?
– И ты туда же! Я тысячу раз повторил, что видел веревку вокруг ее шеи, эти кровоподтеки, эти следы на земле… Да вы что, все с ума посходили! Все против Мартины!
– Может быть потому, что ты чересчур ее защищаешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты уже зовешь ее Мартиной.
– Ну и что.
– Да нет, ничего… А почему мадемуазель Пьюбран отказывается от медицинского обследования?
– Не знаю.
– Ты должен попытаться это выяснить.
Тьерри вернулся на работу в ужасном настроении. Отношение Алисы к Мартине он объяснял ревностью больной женщины к здоровой. Он не понимал, почему его жена, как и прокурор, так упорно не хочет поверить тому, что он видел собственными глазами. Ее послушать, подумаешь, что он влюблен в Мартину. Но тут он вдруг осознал, что, думая или говоря с мадемуазель Пьюбран, он действительно называет ее Мартиной. От этого полупризнания злость сразу пропала. Он! Влюблен в Мартину! Не может быть! Без сомнения, он испытывает глубокую симпатию к этой девушке, но чтобы… Во-первых, разница в возрасте, во-вторых – в общественном положении, да и вообще… Но Тьерри был достаточно умен и честен, чтобы понять, что уже то, что он пытается перед собой оправдаться, доказывает, что его чувство – не простая симпатия. Алиса, как всегда, была права. Поразительная проницательность всех тяжелобольных. Признав свое полное поражение, он предался меланхолии и обратился, как обычно, к Клеману Маро, отрывок из поэмы которого очень точно отражал его собственное состояние.
Я сегодня, увы, не такой, как когда-то давно.Мое лето, смеясь, упорхнуло в окно.Ты была мне хозяйкою доброй, Любовь,И когда б меня жизнью одарили бы вновь.Я, научен однажды,Служил бы вдвойнеТой хозяйке, вторично дарованной мне.
Жизнь показалась ему напрасной. И нечего искать виновных. Судьба, ни у кого не спрашивая, сама делает выбор, и остается одно: опустить голову и покориться. Тьерри покорился. Но на душе скребли кошки…
Невик прекрасно провел день в Круа-де-Фе.
Едва он переступил порог старого, прожженного солнцем и изъеденного годами дома, как все неприятности отошли на второй план. Умиротворяющее спокойствие природы напоминало ему детство. Он был счастлив, как был счастлив ребенком, приезжая на день в деревню. И казалось, что этот день никогда не кончится и он больше не вернется в город. Пока Эрмина хлопотала на кухне, они с Пьером отправились осматривать имение. По дороге на виноградники Пьер осторожно поинтересовался:
– Что-нибудь случилось?
– Почему ты спрашиваешь?
– Не знаю, ты как в воду опущенный. Что-нибудь с Алисой?
– Нет-нет, неприятности на работе.
– Но здесь-то ты в отпуске!
– Конечно, но не так-то просто отключиться, зная, что можно предотвратить убийство, а руки связаны.
– Убийство?!
– Убийство.
– Может, мой вопрос покажется глупым, но ты не преувеличиваешь?
– К сожалению, нет.
Видя, что его друг больше ничего не скажет, Эскорбьяк увлеченно заговорил о своих виноградниках, и это, как всегда, настроило его на лирический лад. Он уже не мог остановиться, настолько привязана была его душа к этому клочку земли. Виноградники являлись частью приданого Эрмины. Мадам Эскорбьяк нередко шутила, что Пьер женился на ней исключительно из-за них. Муж протестовал, что страшно забавляло Эрмину. Глядя на друзей, Невик по-хорошему завидовал их мирному счастью.
Обед начали с традиционного супа, в приготовлении которого Эрмине не было равных. Затем последовало мясо в горшочках, тушенное с белыми грибами. С жаренной в гусином жире картошкой подали антрекот, после чего на столе появился ароматный сыр, выдержанный на дубовых листьях. Насытившись, они пропустили десерт и сразу перешли к кофе с «Арманьяком». Теперь, сидя перед домом в тени раскидистого дерева, друзья погрузились в блаженную дрему.
Вечером, уже перед возвращением в город, к Эскорбьякам забежал сосед поделиться переполняющим его возмущением. Он только что вернулся с матча по регби, где был свидетелем разыгравшейся перед зрителями потасовки. Игрок одной команды, молодой человек с наидобрейшим лицом, ударил исподтишка другого и серьезно его ранил.
– Вот что случается, когда слишком доверяешь людям. Они потихоньку готовят удар и, когда вы этого совсем не ждете, бьют вам прямо в морду. Что с ними со всеми будет?! С каждым днем мир становится все отвратительнее.
Алиса ужасно провела день.
При виде ее осунувшегося лица с посиневшими губами, с мешками под глазами Тьерри стало стыдно. Он не мог простить себе того, что послушал ее и уехал к Эскорбьякам. Охваченный тревогой, он тут же позвонил кардиологу. После осмотра больной врач, не скрывая опасений, сказал, что вряд ли может что-либо сделать. Поскольку Алиса была совершенно нетранспортабельна, не было возможности отвезти ее в больницу. Оставалось попробовать вызвать специалиста из Тулузы, но нужно было признать жестокую правду: даже самый знаменитый профессор окажется здесь бессилен. Алиса умирала. И единственное, что теперь имело значение, это не оставлять ее одну: конец мог наступить в любую минуту.
Тьерри знал, что его жена тяжело больна, знал это давно, он часто представлял себе ее смерть, но никогда по-настоящему в нее не верил. Он как бы отодвинул ее в безвременное нереальное будущее и теперь, очутившись один на один с действительностью, ощутил полную свою перед ним беспомощность.
Алиса умерла через неделю. Она умерла в полном сознании, до последнего вздоха мысли о муже не покидали ее: «Что же с ним теперь будет?» Эрмина Эскорбьяк, проводившая каждую свободную минуту у постели больной, поклялась ей, что они с мужем не оставят Тьерри. Это обещание облегчило страдания умирающей: она могла уйти спокойно.
В предсмертной агонии, сжимая руку любимого, Алиса шептала:
– Милый, мне повезло в жизни, потому что я встретила тебя. Спасибо за счастье, которое ты подарил мне. Если я смогу, то стану твоим ангелом-хранителем. А если ты захочешь жениться, то хорошенько подумай – ты уже немолод. Я хочу, чтобы та, которую ты встретишь, любила бы тебя, как любила тебя я, и только тогда я буду спокойна и счастлива на небесах.
После похорон Тьерри заперся в квартире, отказываясь видеть кого-либо кроме Эскорбьяков и не отвечая на телефонные звонки. Он пытался свыкнуться с отсутствием Алисы, с тем, что это отсутствие будет продолжаться вечно. С уходом Алисы он остался совершенно один. Исчезла его единственная в этом мире опора, и от безысходности возникли мысли о самоубийстве. Но, будучи от природы человеком сильным, он смог перебороть их и медленно, час за часом, подавляя боль, он заново обретал себя.
Через неделю комиссар открыл дверь «Таверны», подошел к Эрмине, поцеловал ее и просто сказал «спасибо». Жизнь продолжалась.
Прошел месяц. Приводя в порядок бумаги, Тьерри наткнулся на протокол, составленный во время внезапного вторжения Мартины в его кабинет. Он совершенно забыл об этой истории и теперь из любопытства позвал Ратенеля.
– Скажите, Фернанд, а что там с Пьюбранами? Есть что-нибудь новое?
– Нет, дело открыто, но ни с той, ни с другой стороны никто ничего не предпринимал.
– Что это значит?
– Мы ничего не нашли, правда, особенно и не искали, а их вообще не слышно. Никаких покушений на убийство, ни малейшей неприятности. Шеф, я могу вам высказать свое мнение?
– Да, я вас слушаю.
– Я думаю, что мадемуазель просто ненавидит своих родственников. Почему? Я не знаю, но ей доставляет удовольствие издеваться над ними. Она придумывает всяческие истории, подстраивает разные штучки, дошла до возбуждения уголовного процесса… и ждет, пока клюнет прокурор. По-моему, речь идет о сумасшедшей или о порочной девице.
– Или об идиоте…
– Извините?
– Комиссаре, который встал на защиту чокнутой или развратницы.
Ратенелю стало неудобно. Он ругал себя за то, что так откровенно выразил свои мысли. Он не знал, как выпутаться.
– Господин комиссар, я уверяю вас, что…
– Инспектор, я у вас спросил, что вы думаете, и вы мне ответили.
К тому же вы, наверное, правы. Только я не совсем в этом уверен.
– Однако ничего не произошло за то время, пока вы отсутствовали, и если бы кто-нибудь действительно преследовал мадемуазель Пьюбран, он должен был бы воспользоваться моментом.
