Юрий Власишен - ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa. Чисто одесский детектив
Нет, ты должен, просто обязан увидеть эту красоту! Они совершенно удивительные, эти сиамцы! Ты даже не представляешь, как преображается мой Спартак в бою, какое у него роскошное оперение! Если бы только в бою: «петушки» ведь на любого нападают, кто посягнет на их территорию, включая «курочек». Спартак-дурак двоих прибил, самых симпатичных… Бедные самочки готовы были стерпеть любые побои ради того, чтобы, в конце концов, отнереститься с этим тираном и обеспечить своё потомство самым лучшим защитником. Ведь чем злее самец, тем лучше он будет потом охранять гнездо с икрой. А какие они строят воздушные замки на воде для своих икринок, если б ты только видел!
Нет, ты просто не жил, если все это не видел своими глазами! Короче, Мамай, кончай курить свои «люльки» и собирайся – поедем в барбут! Через три… три с половиной часа начнутся показательные баттлы.
А он мне: никуда твои баттлы не денутся. Пошли пройдемся! Вчера был шторм. Возможно, что-то интересное найдем на берегу. Как минимум твоих курительных богов.
Это шутка такая: курительными богами Глеб называл «куриных богов», боглазов.
Пошли, Морик, время собирать камни.
С Мамаем спорить себе дороже! Лучше согласиться, но сделать по-своему. И вот мы идем вместе с ним вдоль моря по нашему традиционному маршруту Яичный берег – Куриный пляж, и я читаю вслух со своего планшета «Кольцо Соломона». Ну что ж делать, если роскошное видео с последнего турнира он посмотреть не захотел.
Ты посмотри, послушай, Мамай, как этот умный чудак, этолог с мировым именем Конрад Лоренц пишет о ритуальном танце «петушков»:
«Это может показаться странным, но заранее никогда нельзя сказать определенно, приведёт ли этот танец к любовному согласию и спариванию, или столь же плавно перейдет в кровавую битву. Бойцовая рыбка при встрече с себе подобной может определить её пол только после того, как увидит, каким поведением ответит та на строго ритуальные, инстинктивные движения исполняемого ею танца. Встреча двух первоначально незнакомых самцов бойцовых рыбок начинается с взаимного дерзкого и чванливого самодемонстрирования, при котором каждое светящееся цветовое пятно, каждый луч чудесных плавников должен произвести максимальное впечатление».
А Мамай мне на ходу, пуская дым из своей любимой трубки из «морской пенки»: Морик-Морик, читал я твоего Лоренца – «Человек находит друга». Таки умный «чудак». Только прежде чем стать великим этологом, он был в Кенигсберге главным идеологом по «зачистке» евреев, цыган и прочего «нежелательного элемента». Да-да, профессор Лоренц. Откуда знаю? От «верблюда». Есть у меня френд в Калининграде, спец по янтарным трубкам и историк-аматор. Все знает. И про верблюдов, кстати, которые вошли в Калининград вместе с Красной Армией.
Ладно был бы герр Лоренц просто членом нацистской партии… Мало ли кто у нас коммунистом был. Так нет, он был идейным: неарийцев – в душегубку. За это его пару лет назад австрийцы лишили почетной докторской степени Зальцбургского университета. Я не удивлюсь, если его и Нобелевки лишат. Тоже посмертно.
Чего уж там, мертвому все по цимбалам. Впрочем, твой, Морик, шарфик с «Бардо Тодол», наверняка, думает иначе.
Выпустив сизое кольцо в чистое небо, Мамай делает жест, будто накручивает шарф вокруг шеи. Все это на ходу, глядя под ноги. Но я-то смотрю не под ноги, а на Шорха. Этот жест меня пугает. Дымовая петля над головой кореша выглядит зловеще. И она не отстает, тянется за ним и над ним, как воздушный змей.
– Так что извини, – продолжает Мамай и делает несколько шагов в сторону, к морю, – но я в некотором смысле тоже «нежелательный элемент». В смысле, не желаю смотреть на твои петушиные побоища. Вот лучше, смотри, какого куриного бога я тебе нашел – двойного.
И, наклонившись, он поднимает с влажного песка и дает мне в руку камушек-ракушняк с двумя сквозными отверстиями. Сквозные ли? Внутри них шипела пена, настоящая морская пена, а не тот бледно-желтый минерал-тезка, из которого сделана трубка Мамая. Он похож на маску, этот почти круглый камень. Или на смайлик без рта.
То ли еще будет: чем дальше от Одессы, тем больше боглазов с большими отверстиями и/или с большим количеством дырок. На Курином пляже в часе ходьбы от дома Мамая и в двух часах езды на авто от Одессы каждый второй камень – куриный бог. Причина проста: в этой узкой каменистой бухточке, где сходятся течения, практически никогда не бывает штиля, камни постоянно перекатываются туда-сюда и бьются друг о друга с мелодичным тук-тук-тук…
Если стучать достаточно долго и сильно, двери рано или поздно откроются. Или слетят с петель, открыв вход. А то и не один.
Время собирать камни, говоришь?
Сунув планшет в свою вечную наплечную сумку, я беру камешек обеими руками. Поднимаю навстречу Солнцу. Солнце – бог, и этот двухдырчатый кругляшок – бог.
Соединив их вместе, я переводил взгляд с одной дырки на другую, наблюдая, как радужные пузырьки пены (малюсенькие, как те, из которых делают свои «замки» «петушки» и, в то же время, бесконечные, как вселенные) сливаются, лопаются, испаряются… Я приложил каменный «смайлик» к глазам и сквозь дырки в нем посмотрел на Глеба и… увидел упертого барана с радужным нимбом и воздушным змеем из табачного дыма. И, при этом, друга. Если б он хоть немного заинтересовался «петушками», я бы поведал ему тайну Спартака…
Мы бы…
А он…
А он засел в своей дыре и, хоть тресни…
…На обратном пути, за метров 500 до его дыры, нас настигло циганське весiлля («цыганская свадьба»). То, что севернее, в лесах, называется грибным дождиком. И я уже не читал Мамаю никаких конокрадов-лоренцов со своего планшета, боясь намочить последний.
4
Тут впору сказать два слова о дыре этой, о Новой Фараоновке, на отшибе которой и поселился Мамай. И заодно о его «нежелательных» цыганских друзьях.
Село это обязано своим названием Старой (или просто) Фараоновке на юго-западе Одесщины, куда царская еще власть после очередной русско-турецкой войны переселила так называемых «цыган министирешт» из Дунайских княжеств. В своих валахиях, трансильваниях и бессарабиях эти цыгане были рабами при монастырях7, а в наших «свободных» краях были причислены к дунайским …казакам. Часть этих казаков поневоле, не выдержав палочной дисциплины, тут же ударилась в бега, кто в Одессу, кто еще дальше. В свою очередь, часть тех, «кто еще дальше», основала на высоком и обрывистом черноморском берегу Новую Фараоновку. Табор собрался было в небо, но приземлился на «птичьем базаре» с живописнейшим видом на море. Новопоселенцев стали называть морскими цыганами. Они обзавелись лодками и баркасами, заправски рыбачили (в особенности удачно на камбалу и морского конька, а во время «бабьего лета» и сарган шел к ним в сети, как родной), подрабатывали лоцманами для проходящих судов. В общем, оморячились и заякорились. Настолько, что вместо цыганского барона у новофараоновцев был цыганский капитан.
Про того, первого капитана, поговаривали, что у него имелось-де то самое «кольцо Соломона», благодаря которому библейский мудрец понимал язык животных. Каким образом оно попало в руки цыганскому капитану, и было ли оно у него, вообще, – неизвестно, но факт остается фактом: между предводителем морских цыган и морскими птицами, гнездовье которых находится в непосредственной близости от Новой Фараоновки, на так называемом Яичном берегу, существовала незримая связь.
Собственно, из-за этого гнездовья, которое мартыны, чайки и бакланы охраняли агрессивнее хичкоковских «птиц», люди веками обходили эту пометченную территорию стороной. И если бы агрессивность эта выражалась только в заклевывании на лету, так нет: птицы устраивали настоящие массированные налеты, используя запрещенные фекальные бомбы… Короче, о поселении тут мог думать только сумасшедший. Или тот, кто нашел общий язык с птицами.
В подтверждение второй версии цыганский капитан, с которым меня познакомил Мамай, носил повсюду на своем левом плече старого баклана. Звал он его Ронго, что в переводе с цыганского означает Колдун. Колдун Ронго был чернее самой украинской ночи, постоянно вертел длинной «антрацитовой» шеей и «стрелял» по сторонам иссиня черными глазами.
Мне сразу они не понравились: и Ронго, и тот, кто под ним. Этот ряженый «капитан» в яхтенной фуражке-кэпи, как у Остапа Бендера, с «приклеенными» усами подковой, с голдяками на каждом пальце, с дутой серьгой в ухе и с вертлявой птицей на плече, как у пирата, всем своим клоунским видом будто насмехался над памятью моего пра… прадеда капитана Десницкого, который тоже ловил рыбу, но рыбу экзотическую, и не для того, чтобы ее втридорога загнать, а для науки.
