Рафаэль Кардетти - Парадокс Вазалиса
Жозеф Фарг чувствовал себя обязанным всегда приходить первым во вверенный ему Центр исследований. Как секретарь-администратор первого класса он отвечал за все те справочники, раритетные книги и инкунабулы, которые составляли фонд, открытый для студентов и преподавателей. Наделенному множеством обязанностей, Фаргу, в числе прочего, приходилось отпирать помещения и следить за тем, чтобы к приходу посетителей все находилось на своем месте. В этот утренний час его коллеги, вероятно, еще валялись в постелях со своими благоверными или только начинали готовить завтрак детям. У Фарга не было ни детей, ни жены, но даже если бы таковые и имелись, он все равно являлся бы на работу раньше этой шайки избалованных лодырей.
Ничто не радовало его так, как полнейшая тишина, что царила в заставленных стеллажами комнатах. Расстановкой и организацией стеллажей он занимался лично, со свойственной ему тщательностью и кропотливостью. Здесь, в этих помещениях, где он чувствовал себя полновластным хозяином, Жозеф Фарг на протяжении многих лет создавал для себя тихую гавань. Убежище, основанное на порядке и доведенном до высочайшего уровня эстетства знании классифицирования.
«Всякая вещь на своем месте, каждый делает то, что должен, — и мир станет лучше» — таким был девиз, коим руководствовался Фарг в повседневной жизни, и если бы другие тоже прониклись этой мыслью, анархия отступила бы и цивилизация вернула бы себе утраченные за последние десятилетия позиции.
После девяти часов, когда в читальные залы начинали стекаться студенты и преподаватели, настроение Фарга лишь ухудшалось, стремительно и неумолимо. Он заранее знал, что эти варвары сейчас же станут во весь голос обсуждать абсолютно пустые темы или же возвращать книги, оставленные в свободном доступе, совершенно не на те места, на которых им положено находиться. Тогда уж ему приходилось вмешиваться, чтобы отчитать провинившихся и пригрозить им выставлением за дверь, а то и аннулированием читательского билета.
Без всех этих плохо воспитанных оккупантов жизнь была бы куда приятнее. Расстановка книг, классификация карточек и полная тишина — вот и все, что было нужно секретарю-администратору первого класса для счастья. Стоило Жозефу Фаргу представить себе эту идеальную вселенную, как от удовольствия по спине его начинали бегать мурашки.
Как всегда, он начал с того, что извлек из своего кожаного портфеля авторучки и штемпельную подушечку. Он положил их на главный стол, рядом с карточками, на которых пользователи отмечали ссылки на те произведения, с которыми желали ознакомиться. Затем сунул портфель в верхний ящик стола, который тут же запер на ключ. Он и близко старался не подходить к компьютеру, присутствие коего было навязано одним из тех некомпетентных хозяйственников, которые упорно полагали, что дела Центра способен вести лишь тот, кто в совершенстве владеет пятью или шестью различными информационными системами. Фарг подавал рапорт за рапортом, пытаясь денонсировать эту нелепость, но избежать установки компьютера так и не сумел. Машина с тех пор высилась на его рабочем столе, словно бесполезный и запыленный символ суетности эпохи.
Первым делом по утрам он должен был классифицировать вчерашние заявки, а затем, исходя из имени и статуса просителя, распределить карточки по снабженным соответствующими ярлыками металлическим коробкам. Все его коллеги относились к этому занятию как к обязанности неприятной и скучной, Фарг же напрасной потерей времени подобную работу не считал и выполнял ее не без удовольствия.
Фарг опустился на стул и взглядом поискал вчерашние карточки. Обычно таковых бывало штук тридцать, однако этим утром он не увидел ни одной. Конечно, с приближением экзаменов студенты все реже появлялись в читальном зале, и даже преподаватели охотно предпочитали Центру исследований залитые солнцем террасы окрестных баров.
Разочарование Фарга материализовалось в недовольное ворчание. В его время, будь то конец семестра или его начало, преподаватели преподавали, студенты учились, и все шло своим чередом.
Накануне Фарг присутствовал на собрании, которое продлилось все утро, и когда, уже после обеда, около половины второго, вернулся в Центр, то узнал от одного из сторожей, что вследствие произошедшей в Сорбонне трагедии декан постановил распустить учащихся и закрыть все университетские помещения до конца дня.
Во исполнение этого указания Фарг вынужден был выставить всех посетителей Центра в рекреацию и собственноручно запереть за ними дверь.
Озадаченный, он придвинул к себе телефон и набрал номер одного из коллег.
— Алло? — пробормотал заспанный голос.
— Франсис? Это Фарг.
— Жозеф… Еще только десять минут восьмого…
— Знаю, спасибо. Скажи-ка, вчера утром у вас не возникало никаких проблем с карточками?
— Нет, никаких, — ответил коллега после секундного замешательства. — Все было, как всегда. Около десятка заявок. Обычная рутина.
— Спасибо, Франсис, — сказал Фарг, вешая трубку.
Исчезновение карточек должно было иметь логическое объяснение. Закрытие происходило в спешке, и их вполне могли забыть где-нибудь или засунуть невзначай в какой-нибудь ящик. В этом случае рано или поздно они бы обязательно объявились, но Фарг не мог удовлетвориться столь неопределенной вероятностью. Будучи человеком дотошным, он должен был все проверить.
Он принялся осматривать Центр исследований, комнату за комнатой, и примерно через полчаса отыскал наконец карточки — они завалились в небольшую щель между двумя металлическими шкафами, расположенными в конце читального зала, под окнами. «Должно быть, — сказал себе Фарг, — какой-нибудь шутник, недовольный тем, что пришлось покидать библиотеку столь внезапно, выразил таким образом свою обиду».
Просунув руку в зазор, он сумел дотянуться до стопки карточек, но при этом слегка оцарапал запястье об угол шкафа. Он коротко выругался, вытер выступившие капли крови и, вернувшись к столу, приступил к просмотру заявок.
Фарг поморщился, увидев на одной из них имя Альбера Када. Заявка была подана в десять двадцать. Взволнованный, он некоторое время смотрел на листок, испещренный немного дрожащим почерком старого профессора. Судя по всему, посещение Центра исследований стало одним из последних в его жизни поступков. Фарг даже ощутил некую гордость по этому поводу.
Название заказанного Када произведения привлекло его внимание. Речь шла о первом издании «Theatrum Orbis Terrarum» [5] фламандского географа Абрахама Ортелия, которое вышло в свет в Антверпене в 1573 году и считалось первым атласом в истории. Насколько Фаргу было известно, география отнюдь не входила в область интересов Альбера Када. Как человек добросовестный, он открыл металлический ящичек, в котором хранились заявки, исходящие от преподавателей, и сразу же перешел к литере «К».
За последние пять лет Альбер Када запрашивал сорок три различных произведения. Самое позднее из них датировалось четырнадцатым веком, к тому же все они имели отношение либо к философии, либо к теологии. География профессора нисколечко не интересовала. Впрочем, Жозеф Фарг и сам помнил, что Када в его присутствии всегда заказывал лишь те книги, которые касались истории средневековой мысли. В этом отношении — сей факт ни для кого не был секретом — профессор отличался завидным постоянством. Что же послужило причиной столь внезапного интереса к «Theatrum Orbis Terrarum» и картографическому отображению мира?
Желая избавиться от всяческих сомнений, Фарг переписал на листок указанный в карточке библиотечный шифр и направился в хранилище. Правом доступа в помещение, где покоились самые ценные книги, был наделен лишь персонал Центра. Отперев дверь, Фарг прошел в глубь комнаты и быстро нашел нужный стеллаж.
Он несколько раз пробежал глазами по полкам и проверил соседние стеллажи, но все же вынужден был признать очевидное: «Theatrum Orbis Terrarum» там, где он должен был находиться, не оказалось, а это, вне всякого сомнения, могло означать лишь одно — книгу украли.
Тщательно упорядоченный мир Жозефа Фарга разбился вдребезги. Анархия возвращалась, и он был не в состоянии что-либо ей противопоставить.
4
Водитель Штерна прибыл за рулем огромного черного «мерседеса». Выйдя из машины, он приветствовал Валентину легким кивком и с безучастным видом, не произнеся ни слова, открыл перед ней заднюю дверцу лимузина.
В излишне приталенном для его чрезмерно перекаченных грудных мышц костюме, он производил впечатление человека, абсолютно уверенного в себе и в своей способности производить на окружающих устрашающее впечатление. Полная противоположность Штерну. Если последний наводил на мысль об одном из стальных пауков Луизы Буржуа [6], гораздо более устойчивых, чем можно было предположить по их тонюсеньким длинным ножкам, то его водитель выглядел так, словно был вылеплен твердыми и крепкими руками Родена. Его массивное рельефное тело с трудом поместилось позади обтянутого кожей руля.
